Сергей Утченко - Тайны политических убийств
Но Помпей реагировал на это решение несколько странным образом. Неожиданно для всех он заявил, что пришел к выводу о необходимости покинуть Рим, призвал магистратов и сенаторов последовать его примеру, добавив, что тех, кто не откликнется на этот призыв, он будет считать врагами отечества и приверженцами Цезаря. Кстати, такой неуклюжий политический ход дал возможность Цезарю сразу же провозгласить, что всех тех, кто воздержится и ни к кому не примкнет, он, наоборот, будет считать своими друзьями.
Помпей покинул Рим 17 января, консулы и значительная часть сенаторов — на следующий день. Отъезд, вернее, бегство было столь поспешным, что не успели совершить полагающихся по случаю войны жертвоприношений, не успели вывезти государственную казну. Даже из собственного имущества хватали лишь то, что попадалось под руку. Бежали в суматохе, потеряв голову, и те, кому ничто не угрожало, и те, кто всегда поддерживал Цезаря. Город, по выражению Плутарха, «казался подобным судну с отчаявшимися кормчими, носящемуся по волнам и брошенному на произвол слепого случая».
Цезарь тем временем еще оставался в Аримине. Сюда к нему прибыли претор Росций и Луций Юлий Цезарь-младший, помпеянец. Они передали некоторые пожелания Помпея, правда сформулированные довольно невнятно. Цезарь почел своим долгом направить ответ, в котором снова подчеркнул полную готовность распустить войско одновременно с Помпеем, а после этого принять участие в выборах, не нарушая обычного порядка. Он выдвигал также предложение о личной встрече, придавая ей решающее значение.
Посредники вернулись к Помпею и консулам 23 января, застав их уже в Капуе (или Теануме). Однако и на сей раз предложения Цезаря не нашли благоприятного приема: после их обсуждения были выдвинуты условия, заведомо для Цезаря неприемлемые. Очевидно, большую роль сыграло то обстоятельство, что за день до появления в Капуе посредников туда прибыл Лабиен, авторитетно сообщивший о слабости и ненадежности Цезарева войска, чем и воодушевил Помпея.
Тит Атий Лабиен, герой галльской войны, один из самых знаменитых легатов Цезаря, был единственным видным офицером, изменившим своему верховному командующему. Причина этой измены не совсем ясна. Цезарь ему очень доверял, по окончании военных действий оставил его наместником Ближней Галлии и долгое время не хотел придавать значения ходившим слухам о его связях с враждебным лагерем. Высказывалось предположение о якобы ущемленном честолюбии Лабиена, но, пожалуй, более правдоподобна мысль о том, что Лабиен мог быть давнишним сторонником Помпея: ведь оба они родились в Пицене, а Помпей всегда пользовался там большим влиянием.
Цезарь между тем не терял времени. Так как условия, выдвинутые Помпеем и консулами, сводившиеся опять-таки к тому, что он, Цезарь, должен вернуться в Галлию и распустить войска раньше, чем сделает то же самое Помпей, его абсолютно не устраивали, то он направил Кур иона с тремя когортами в Игувий, а сам с остальными когортами 13-го легиона двинулся к Ауксиму. Ни в том, ни в другом городе войска Цезаря не встретили сопротивления, а претор Терм, командовавший гарнизоном Игувия, и Аттий Вар, занимавший тремя когортами Ауксим, вынуждены были бежать. Вар пытался вывести из города часть гарнизона, но был настигнут отрядом Цезаря. Дело, однако, до серьезного сражения не дошло: солдаты Вара разбежались, бросив своего командира на произвол судьбы.
Выступив из Ауксима, Цезарь быстро прошел через всю Пиценскую область. Здесь он тоже почти не встретил сопротивления, несмотря на то что помпеянцев среди местной знати было немало. Тем временем подоспел 12-й легион, вызванный из Трансальпийской Галлии, и Цезарь, располагая теперь двумя легионами, легко овладел Аскулом Пиценским — главным городом области.
Для Помпея и его сторонников наступил, казалось, тот решающий час, правильно используя который можно было еще сделать вовсе не безнадежную попытку отстоять Италию. Дело в том, что военные силы помпеянцев сосредоточились к этому времени в двух местах: в Кампании и Апулии, т. е. на юге, под командованием самого Помпея, и в средней Италии, в Корфинии, где их собрал старый противник Цезаря, только что назначенный его преемником по управлению Галлией, — Домиций Агенобарб. Все зависело теперь от объединения этих сил, что прекрасно понимал Помпей и на чем он решительно настаивал.
Однако такого объединения не произошло, и причина этого рокового просчета не совсем ясна. Домиций Агенобарб действительно намеревался выступить на соединение с Помпеем, но затем почему-то передумал, остался в Корфинии, стал готовиться к обороне и даже обратился к Помпею, требуя от него помощи и подкреплений. Возможно, что Цезарь появился со своими войсками гораздо быстрее, чем ожидал его противник, и таким образом стремление Домиция к активным действиям было сразу же парализовано. Во всяком случае, Цезарь беспрепятственно расположился лагерем под Корфинием и приступил к правильной осаде города.
Казалось, осада грозила затянуться. Но помог неожиданный и вместе с тем весьма характерный случай. Цезарь получил известие, что жители Сульмона, города, расположенного в семи милях от Корфиния, сочувствуют ему. Тогда в Сульмон был направлен Марк Антоний с пятью когортами, и жители города, открыв ворота, вышли с приветствиями навстречу Цезаревым войскам. Вскоре после этого (около 19 февраля) пал и Корфиний, где под командованием Домиция находилось 30 когорт, причем солдаты и жители города сами захватили Домиция при попытке к бегству и выдали его Цезарю. Таким образом, осада Корфиния продолжалась всего семь дней.
После взятия Корфиния, пожалуй, впервые в ходе гражданской войны чрезвычайно наглядно, демонстративно и в довольно широком масштабе Цезарем была осуществлена его «политика милосердия». Он распорядился вызвать к себе всю верхушку города — сенаторов, всадников, военных трибунов, всего 50 человек, в том числе Домиция Агенобарба, консула Лентула Спинтера, квестора Квинтилия Вара и др., и, попеняв на проявленную ими неблагодарность, отпустил всех невредимыми. И хотя почти все помилованные оказались затем в лагере Помпея и продолжали борьбу, тем не менее слух о таких действиях Цезаря распространился по всей Италии.
Помпей, узнав о падении Корфиния, направился в Канусий, а оттуда в Брундизий, где должны были собраться войска нового набора. Он, очевидно, уже принял решение о переправе на Балканский полуостров и спешил выполнить необходимые приготовления. Во всяком случае, когда Цезарь, выступив из Корфиния 21 февраля, попытался установить связь с консулом Лентулом и отвлечь его от Помпея, оказалось, что оба консула и часть войска уже переправлены Помпеем в Диррахий. Справедливость требует отметить, что Цезарь сделал еще две попытки добиться личной встречи и переговоров с Помпеем, но тот, ничего не ответив в первом случае, после вторичного демарша Цезаря заявил, что поскольку консулы отсутствуют, то нет возможности вести переговоры.
Цезарь подошел к Брундизию 9 марта со своим войском, к этому времени выросшим уже до шести легионов. Он начал осадные работы, кроме того, хотел затруднить Помпею пользование гаванью; однако это ему не удалось, и Помпей с оставшейся частью войска 17 марта погрузился на вернувшиеся из Диррахия суда и тоже переправился на Балканский полуостров. Почти весь наличный флот оказался в его распоряжении. Так как по этой причине Цезарь не смог тотчас же преследовать своего противника, то ему пришлось ограничиться укреплением приморских городов, где он и разместил новые гарнизоны.
Итак, Цезарь за шестьдесят дней стал господином всей Италии, причем, как с удовольствием отмечает Плутарх, «без всякого кровопролития». Поведение Помпея, наоборот, вызвало крайнее недовольство современников. И хотя тот же Плутарх говорит, что отплытие Помпея некоторые считали весьма удачно выполненной военной хитростью, вместе с тем он подчеркивает, что сам Цезарь выражал удивление, почему Помпей, владея хорошо укрепленным городом, ожидая подхода войск из Испании и, наконец, господствуя на море, тем не менее оставил Италию.
Особенно горькое разочарование переживали сторонники Помпея. Корреспонденция Цицерона дает яркое представление о подобных чувствах и настроениях. Цицерон вернулся из своей провинции 4 января 49 г., т. е. накануне перехода Цезаря через Рубикон, и с первых же дней вспыхнувшей войны его тревожило и смущало поведение Помпея. Сначала он еще довольно осторожно высказывался по поводу того, что Помпей «слишком поздно начал бояться Цезаря», затем он явно неодобрительно и даже насмешливо сравнивал его с Фемистоклом, а в конце января прямо говорил о неспособности Помпея как военачальника.
И наконец, в письме к Аттику от 24 февраля дана как бы итоговая оценка всех действий Помпея: «Он вскормил Цезаря, он же вдруг начал его бояться, ни одного условия мира не одобрил, для войны ничего не подготовил, Рим оставил, Пиценскую область потерял по своей вине, в Апулию забился, наконец, стал собираться в Грецию, не обратившись к нам, оставив нас непричастными к столь важному и столь необычному решению».
