Игорь Симбирцев - Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору
В 1930 году еще одно дело ГПУ зацепило и бывших российских анархистов, к ним по логике пришли сразу после бывших эсеров, кадетов и меньшевиков. К тому времени последние структуры российского анархизма, подобные «Кропоткинскому клубу», были уже в Советском Союзе запрещены. И многие бывшие столпы анархизма от безысходности ударились в средневековую мистику, взявшись тайно возрождать в Советской России союзы франкомасонов или розенкрейцеров с их мистической атрибутикой и специфическими идеями. Почему именно бывшие деятели анархии в Советской России ударились в масонскую и эзотерическую мистику, теперь трудно сказать, но это факт. Еще в 1924 году бывшие анархисты во главе с Солоновичем воссоздали в СССР тайное средневековое общество тамплиеров, к 1930 году ГПУ за счет своего тайного агента среди анархистов Шрейбера членов этого общества выявило и арестовало, лидеры советских тамплиеров получили по нескольку лет лагерей.
Еще в 1928 году ГПУ разгромлена родственная тамплиерам по духу тайная группа розенкрейцеров, также созданная бывшими видными анархистами Чеховским и Тегером, увлекшимися оккультными ритуалами средневековых тайных обществ. По этому делу Тегер с Чеховским отправлены в лагерь на Соловки, Чеховский здесь уже в 1929 году расстрелян за попытку побега. Многие члены этого ордена «Розы и креста» в 1929–1930 годах после недолгих арестов были выпущены, следствие ГПУ не нашло в оккультных изысканиях розенкрейцеров ХХ века умысла на борьбу с советской властью. Так был выпущен и их главный духовный гуру Белюстин, служивший переводчиком в советском Наркомате иностранных дел и распространявший слух, что он является очередным воплощением знаменитого мистика графа Сен-Жермена.
В делах Белюстина, Тегера и прочих розенкрейцеров из бывших анархистов осталась масса мистических документов и своеобразных признаний. Член этой организации Ракеева под следствием в конце 30-х годов признавала свое авторство письма Сталину от розенкрейцеров с угрозами и предсказаниями будущего советской власти, это письмо осталось в чекистских материалах дела. Там же есть упоминание, что под следствием Ракеева изготовила из хлеба в камере фигурки членов советского Политбюро и производила с ними какие-то таинственные манипуляции. Поскольку колдовство с глиняными фигурками монархов было частым обвинением «ведьмам» во времена средневековой инквизиции, то следствие НКВД в отношении розенкрейцеров служит хорошим аргументом для тех, кто полагает, что сталинские репрессии ввергли нашу страну из ХХ века буквально во тьму Средневековья.
Но вообще-то в этих делах мистиков из бывших анархистов ГПУ не слишком интересовали их экзотические оккультные взгляды, фигурки из хлеба и ритуалы поклонения Бафомету, чекистам было достаточно факта создания тайного (а значит, явно антисоветского) общества, да еще из бывших убежденных анархистов. Вот нелицеприятное анонимное письмо от них Сталину – совсем другое дело, здесь легко провести линию обвинения к антисоветской деятельности и терроризму. И ликвидировали новоявленных розенкрейцеров с тамплиерами именно как тайные группы анархистов в той же волне процессов на рубеже 20-х и 30-х годов, и это тоже была репетиция будущих глобальных процессов против всех «бывших».
И почти везде это не полностью дутые дела. Такие тайные группы в виде дискуссионных клубов недовольных ученых-историков, военспецов из РККА, ударившихся в тоске по свободе в оккультный мистицизм анархистов, старых меньшевиков или поборников прав попавшего в 1929 году под «великий перелом» крестьянства действительно существовали. Только им опять же для показательности процессов 1929–1930 годов приплели обвинения в связи с заграничными меньшевиками – для «Союзного бюро меньшевиков», с эмигрантами-эсерами – для ТПК Кондратьева, с «Торгпромом» – для «Промпартии», с белым офицерством РОВС – для «Дела военных». Одновременно все эти группы попытались увязать между собой, поскольку многие их лидеры были знакомы, так вырисовывалась картина объемного заговора, охватывающего многие сферы советского общества.
Сталин после известий об этих арестах, а все они произошли в течение года, писал своему соратнику Молотову: необходимо поискать связи всех этих групп между собой, а также с троцкистами и с «правым уклоном» в верхах партии, а «Громана, Кондратьева и пару-другую из этих мерзавцев обязательно нужно расстрелять», – уже к 1930 году власть не скрывала, что на показательных процессах приговоры будет предрешать она, а суд только формально зачитывать их.
Репетиции будущих ударов по интеллигенции, кроме высылки не принявших новой власти писателей и ученых 1922 года, шли все 20-е годы. Начиная со знаменитого ареста и высылки чекистами видных деятелей «Помгола» (Комитета помощи голодающим в Поволжье), посмевших без высшего одобрения партии и советской власти собраться для попытки помочь голодающему населению целых губерний. Деятели «Помгола» с достаточно известными среди российской интеллигенции именами (Прокопович, Осоргин, Кускова и др.) после арестов и допросов разбросаны чекистами по ссылкам с запретом жить в столице. Между интеллигенцией, даже принявшей поначалу революцию и советскую власть, и самой этой властью уже с начала 20-х годов начинала вырастать идейная пропасть и вставать стена политического сыска в лице ГПУ. Так, арестованному тогда в числе главных помголовцев председателю Союза журналистов Осоргину сотрудник ГПУ на допросе задал стандартный для 20-х годов вопрос: «Ваше отношение к советской власти?» На что получил от Осоргина ответ: «Я к ней отношусь со все большим удивлением, поскольку революционная буря опять вырождается во что-то полицейское в виде ГПУ».
Тот же 1922 год памятен в истории ГПУ еще и тем, что по его инициативе закрыто «Общество помощи политическим заключенным», созданное бывшей супругой писателя Горького Екатериной Пешковой. Взамен с разрешения Дзержинского Пешковой позволили затем открыть эту же общественную организацию под названием «Помполит», которая уже практически лишена была какого-либо веса, и лишь сама Пешкова продолжала досаждать прошениями об очередном политическом арестанте Дзержинскому, а позднее Ягоде. В 1938 году даже это символическое общественное объединение закрыли наглухо, поскольку политических заключенных СССР вообще перестал за собой признавать, косяками пошли одни «враги народа».
1929 год – так называемый год «великого перелома», когда на излом принудительной коллективизации было взято крестьянство по всему Советскому Союзу, – сопровождался массовыми репрессиями против «кулаков» и любых несогласных с политикой колхозов. И здесь деятельное участие в репрессиях к недовольным и массовым высылкам кулацких семей на смерть в холода приняло ГПУ. От спецслужбы в главной комиссии по раскулачиванию СССР заседали тогда заместители председателя ГПУ Ягода и Евдокимов. Роль спецслужбы здесь была не главной, основную нагрузку возлагали в коллективизации на партийные органы. ГПУ обязывали помогать выявлением явных противников «великого перелома» и их репрессиями.
Одно из таких дел ГПУ в эпоху «великого перелома» сейчас достаточно известно. В 1932 году в уральской глухой деревушке Герасимовка был зарезан юный пионер Павлик Морозов, с подачи лично Сталина вскоре раскрученный советской пропагандой как главный пример детворе, как пострадавший за разоблачение в суде отца-кулака от других несознательных родственников. Сейчас легенда о Павлике Морозове поистерлась и потускнела, только специалисты помнят, что обстоятельства и мотивы его убийства туманны. Что осужденные за него люди, вероятно, просто «назначены» следствием Свердловского ГПУ в убийцы с политическим мотивом, а значит, и сам несчастный подросток ни на кого не доносил, а незаслуженно припечатан в истории каиновым клеймом «предателя родного отца». Материалы следствия ГПУ из 1932 года наводят на мысли, что показания арестованных подгонялись под уже озвученную на всю страну версию «мести кулаков храброму пионеру». Что двое родственников Павла Морозова расстреляны в итоге без особых оснований, а его восьмидесятилетние дед и бабушка еще до приговора умерли в тюрьме под следствием в результате тех же специфических методов расследования. Ведь даже на процессе октября 1932 года по этому делу вместе с расстрельными приговорами суд признал применение следователем ГПУ Титовым в этом расследовании фальсификации доказательств и побоев подследственных, вынеся частное определение о привлечении к суду за это самого чекиста Титова. Хотя на участь расстрелянных «убийц» Павлика – его родственников Арсения Кулаканова и Данилы Морозова – это никак не повлияло. Это громкое дело – один из примеров участия ГПУ в «великом переломе».
А также ГПУ должно было вмешиваться вместе с частями регулярной РККА там, где на этом фоне происходили откровенные крестьянские восстания. Это в 1929–1930 годах случалось на Дону, в Рязанской губернии, в Бурятии. В 1929 году крупное восстание крестьян против коллективизации подавлено в Аджарской автономии, подавлением лично руководили глава Аджарского ГПУ Киладзе и руководивший тогда всем ГПУ по Закавказью Лаврентий Берия, будущий шеф союзного НКВД. В это же время крупное восстание крестьян под началом Ахундова подавлено в Азербайджане, здесь действиями войск ГПУ руководил начальник Азербайджанского ГПУ Фриновский, в будущем правая рука наркома НКВД Ежова в годы ежовщины.
