Жан Флори - Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Военные действия, однако, начались на севере — в сентябре, вблизи Беневенто, в то время, когда в Апулии произошло землетрясение. Боэмунд попытался захватить врасплох своего брата, находившегося во Франьето, но был разбит. В ходе этого сражения, если верить Ромуальду Салернскому, нашел смерть лишь один человек, но множество воинов (milites) Боэмунда попали в плен[123]. Плохое начало…
Боэмунд решил возобновить военные действия в Апулии, где его положение было более прочным. В октябре он находился в Таренте, где подтвердил дарение монастырю Святого Петра[124]. Тогда, вместе с союзником Гуго де Клэрмоном, он приступил к своей калабрийской кампании, осадив Козенцу, которая сдалась взамен на обещание Боэмунда разрушить донжон, незадолго до этого возведенный Рожером. Оказавшись в городе, Боэмунд напал на цитадель и снес её, прежде чем в ход событий успели вмешаться его единокровный брат и дядя Рожер Сицилийский, которого тот призвал на помощь. Оба Рожера при помощи Рауля де Лорителло отомстили Боэмунду, захватив и предав огню город Россано, который был на его стороне. Затем они захватили Майду, но не Боэмунда: последний, не желая попасть в окружение в Козенце, доверил город Гуго де Клэрмону и отступил к Рокка Фаллуке[125]. Два Рожера, в свою очередь, последовали за ним и осадили город. Тогда стороны начали переговоры и условились о встрече на «нейтральной земле», в Санта-Эуфимии, куда Михера действительно отправился, но без Боэмунда, который бежал и вернулся в Тарент.
О продолжении этого конфликта, закончившегося два года спустя, весной 1089 года, мы ничего не знаем: известно только, что Рожер уступил Боэмунду города Козенцу и Майду. Спустя некоторое время, в конце августа, с общего согласия Рожер и Боэмунд обменялись Козенцой и Бари. Оба соперника пообещали жителям не возводить крепостей для «присмотра» за этими двумя городами. Обмен позволил им соорудить необходимые твердыни, не нарушая обязательств[126]. Безусловно, Боэмунд оказался при этом в выигрыше, поскольку Бари был самым богатым и влиятельным городом Апулии. Приобретя этот порт, он становился хозяином всего региона и, что важно, — прибрежного, раскинувшегося между Бари и Отранто; он занял также несколько позиций в Калабрии, что подчеркивает Рауль Канский[127]. Отныне Боэмунд был более могущественным, чем Рожер, чьим вассалом он все же оставался.
Слабость Рожера также прослеживается в его относительном бездействии во время событий, потрясших Римскую церковь, чьим признанным покровителем он, герцог Апулии, по-прежнему являлся. Двадцать пятого июня 1085 года в Салерно умер Григорий VII. В Рим, откуда бежал, изгнанный населением, антипапа Климент III, отправился Иордан Калабрийский, поскольку Гвискард и Рожер находились тогда в Албании. Кардиналы избрали папой Дезидерия, аббата Монте-Кассино[128], благосклонного относившегося к норманнам, но он отказался от папской тиары и вернулся в свой монастырь. И все же 24 мая 1086 года, после многих превратностей и вмешательств, он в конце концов был избран папой «с помощью норманнов»[129], точнее, по их «дружескому понуждению». Однако эти норманны были людьми не Рожера, а Иордана Капуанского, который показал себя в этом деле настоящим лидером. Рожер появился на сцене позднее: как бы то ни было, именно он позволил Дезидерию, взявшему имя Виктор III, взойти на папский престол 9 мая 1087 года. Правда, его правление оказалось коротким и безликим: 16 сентября того же года Виктор III скончался. Конфликт с Боэмундом помешал герцогу Апулии вмешаться в избрание его преемника, которое состоялось 12 марта 1088 года: папой был назначен соперник Дезидерия на предшествующих выборах француз Эд, бывший монах клюнийского аббатства, ставший епископом Остии. Приняв имя Урбан II, новый понтифик сначала проявил себя благосклонным к Иордану Капуанскому, на тот момент его самому могущественному союзнику.
Но Урбан II знал, что в большей степени ему необходим прочный союз со многими норманнскими предводителями, а потому он искал случая восстановить мир между различными партиями. Карта его поездок позволяет догадаться об усилиях папы, направленных на примирение сторон, как о его явном — и возраставшем — интересе к Боэмунду. В августе 1090 года он находился в Капуе[130]. С 10 по 15 сентября в Мельфи он возглавил собор, на котором он проповедовал «перемирие Божье», осуждая междоусобные войны; на нем же, в присутствии Боэмунда, папа торжественно провозгласил Рожера «герцогом Апулии и Калабрии», доверив ему папскую хоругвь[131]. Боэмунд пригласил его отправиться в Бари, чтобы тот посвятил в сан нового архиепископа Илию, преемника Орсона, и присутствовал при перенесении мощей святого Николая, что и было сделано 30 сентября и 1 октября 1090 года[132]. 11 октября понтифик находился в Трани, затем отбыл в Бриндизи, где он освятил церковь[133], вероятно, по просьбе Боэмунда. Наконец он вернулся в Рим, чтобы совершить богослужение в день Рождества.
Однако, чтобы помирить соперничавших норманнов, посредничества понтифика оказалось недостаточно. В том же 1090 году, отмеченном смертью Сигельгаиты в апреле и Иордана Капуанского в ноябре, норманнские сеньоры не раз вступали в междоусобные конфликты, с которыми Рожер не способен был справиться в одиночку. Часто он был вынужден призывать на помощь своего дядю Рожера Сицилийского и даже… Боэмунда. Так, например, обстояло дело в мае 1091 года, когда Рожер столкнулся с новым восстанием города Козенцы. Тогда герцог Апулии и Боэмунд, вместе с дядей Рожером, явившимся во главе своей армии сарацинских наемников, взяли город в осаду и в июле захватили его[134].
Через несколько месяцев, в конце 1091 года, поднял восстание город Ория — на сей раз против Боэмунда, который тщетно пытался взять его в осаду: его войска были обращены в бегство, а сам он был вынужден бежать, бросив знамена и имущество[135]. «Во всех владениях норманнов царила полнейшая анархия, и Рожер был не в силах восстановить порядок; он ограничился тем, что произвел дарения монастырям, о чем свидетельствуют лишь акты», — справедливо замечает на этот счет Фердинанд Шаландон[136]. Один из этих актов позволяет определить дату бракосочетания Рожера с Аделью, дочерью Роберта Фриза, графа Фландрского, приходившейся племянницей французскому королю Филиппу I: этот брак состоялся в начале 1092 года, о чем не сообщили Жоффруа Малатерра и Ромуальд Салернский, указавшие лишь на год[137].
Все сказанное о деятельности Рожера правдиво и в отношении Боэмунда. Ему тоже не удалось совладать со своими вассалами; и он в этот период был известен дарениями в пользу Церкви — например, архиепископу Илии в Бари (октябрь) или аббатству Святой Троицы в Венозе[138].
Папа Урбан II, в очередной раз вмешавшись в дела норманнов, попытался восстановить мир. Двадцатого ноября 1092 года он находился в Англоне, в присутствии Боэмунда, затем, спустя месяц, в Таренте — вероятно, по приглашению последнего[139]. В январе 1093 года он посетил Салерно, а в марте — Труа, где возглавил собор во имя установления мира[140]. Все эти усилия оказались, однако, тщетными: смуты не прекращались.
Более того, в конце 1093 года их число порядком возросло. В Мельфи герцог Рожер серьезно заболел. Прошел слух, что он умер, и тут же повсюду стали назревать бунты вассалов. Боэмунд воспользовался ситуацией, добившись, чтобы некоторые из них признали его верховную власть, а Вильгельм де Гранмениль, который вместе с Гвискардом участвовал в «византийской эпопее» и женился на одной из его дочерей, Мабилле, захватил Россано. К тому времени жители Россано были настроены против Рожера, ибо он, действуя по указке папского престола, хотел сместить греческого епископа Россано, назначив вместо него латинского иерарха[141]. Однако Рожер выздоровел, и его дядя, Рожер Сицилийский, вновь пришел к нему на помощь, чтобы помешать Боэмунду захватить Калабрию.
Боэмунд не стал упорствовать: явившись к Рожеру в Мельфи, он вернул ему завоеванные крепости и под его началом начал усмирять бунтовщиков. Один за другим они подчинились — все, кроме Вильгельма де Гранмениля. Вместе со своим единокровным братом и дядей Боэмунд напал на него в начале 1094 года. Россано пришлось сдаться после трехнедельной осады; Вильгельм бежал вместе с женой в Константинополь, где Боэмунд встретил его спустя два года[142].
Восстание Россано послужило по меньшей мере уроком: оно указало норманнским князьям на целесообразность «политики религиозной терпимости» в отношении разношерстного населения, живущего бок о бок в их владениях. Впоследствии идеальный пример такой политики продемонстрировал Рожер II Сицилийский.
