Дмитрий Гаврилов - Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря
В общем и целом ход времени оказывался тесно связан с образом Мироздания в целом, ибо получал мифологическое объяснение через его устройство и, напротив, Вселенная постигалась через особенности календаря. Календарь, надо думать, выступал воплощением Вселенского закона. Роль и значение роты показал М. Л. Серяков (2005). Такой закон не мог не связываться с суточным и годовым движением светил, а отсюда рукой подать до связи с ним и календаря.
При этом необходимо отметить, что в языческой обрядности сосуществовали и порою взаимно накладывались различные календари – охотничьи и сельскохозяйственные, мужские и женские, объясненные через миф и веру, суеверия и бытовые приметы.
Народные приметы и годовой круг
«Ряд народных примет связан с предсказанием фенологических явлений, даже на весьма отдаленный срок, с предписаниями по ведению агротехнических мероприятий. Мифологическое сознание связывает обычно смысловое содержание примет не с порядковым номером дня недели или месяца, а с “культовой фигурой” – именами святых и др. сакральных персонажей, с определенными событиями мифологем их бытия» (Быков, 2006, с. 89).
Значит ли это, что народные месяцесловы, которые чаще всего представляют собою подборку примет на каждый день и случай и есть те самые изначальные календари? Едва ли. Во всяком случае, нам подобное представление кажется не слишком-то верным. Приметы, поверья, суеверия есть, скорее, нечто, сопутствующее календарю. Приложив определенные усилия, наверное, удастся выделить те из них, что восходят не только к погоде, а к собственно чудом сохранившейся древней памяти о праздниках и соответствующих обычаях и богах. Особенно это должно касаться, надо думать, примет гадательного свойства. Но такие разыскания не являются нашей целью. Приметы локальны, имеют местный характер, и нелепо распространять погодную или окказиональную примету, бытующую в Вологодской, скажем, области, на юг русского Черноземья. Более того. Сегодняшние перемены климата, очевидцами которых мы так или иначе являемся (вне зависимости от их причин.
В любом случае следует заметить, что основу народного календаря, как бы его ни называли, составляют отнюдь не приметы, но годовой круг праздников, то есть ключевые точки положения Земли относительно Солнца, сопряженные с ключевыми точками движения Луны относительно Земли.
Поэтому, если мы говорим о праздниках изначальной Традиции, о праздниках народных, ведущих свою историю с незапамятных времен, то привычное нам понимание их как «нерабочих (выходных) дней» вовсе даже неуместно.
Что такое праздник?
Обычай выделяет периоды, когда граница между миром людей и иными мирами становится тонкой и легко преодолимой. Именно эти дни стали отмечаться как праздники. С одной стороны, они знаменовали конец одного цикла и начало следующего, с другой – были особенными с той точки зрения, что в это время было возможно многое, если не все.
Праздник – противоположность будням. Сегодня под ним понимают день, отмечаемый в честь какого-либо события, или значимую точку годового круга.
Происхождение слова «будни» (которое прослеживается в русских источниках лишь с XVIII века) пока до конца непонятно. Со значением слова «праздник» и, видимо, более древнего «свято» все несколько проще.
Собственно слово «праздник» родственно словам «порожний», «пороздьнъ» (с тем же значением), старославянское *porzdъ от *pors-do-, чему имеются связи среди слов со значением «бежать», «удалять» (Фасмер, Срезневский). Иначе говоря, праздник – время, как бы вычеркнутое из повседневности. А вот слово «свято» ныне менее распространено в русском и украинском, нежели в белорусском и ряде западнославянских языков. Праславянская основа *svętъ восходит к понятиям «святость», «процветание» (др.-инд. вед. śvântбs – «процветающий»), то есть указывает по сути на цели устроения праздника.
Надо полагать, появление праздников есть следствие представления о неоднородности времени. Главное отличие праздника от будней, обыденности в том, что время мирское, человеческое замещается в такие дни «временем Богов». Даже если мы останемся на вульгарно-материалистических позициях и будем считать, что люди древности в прошлом только и занимались, что подлизывались к богам в слепом и суеверном дикарском страхе за урожай и жизнь, все равно нам придется задуматься: почему именно в эти дни?
Да, в общем-то, потому, что, согласно традиционному миропониманию, в праздники граница между мирами истончается и даже – не исключено! – рвется (см., например, Элиаде, 2000). Поэтому все такие дни прежде всего таят опасность и уже потому служат поводами для гульбы и веселого застолья дабы отвести беду «антидействием».
Запреты вступают в силу еще накануне, сразу после захода Солнца (надо думать, это отсылка к архаическому обычаю начинать счет суток с вечера). Нарушение запретов, как принято считать, влечет за собой тяжелые последствия – для нарушителя, его рода и даже мироздания в целом. В образном виде такие последствия представлены, например, в волшебных русских сказках. Сербы полагают, что пренебрежение Русалиями грозит разливом реки и наводнением, а полещуки (жители Белорусского Полесья) считают, что в семьях нарушителей запретов рождаются калеки.
«Праздником первобытный человек считал особую ситуацию превращения небытия в бытие. Во время праздника космос возвращается к первичной стадии своего существования – к хаосу. Гармонизировать хаос может особый ритуал, совершаемый в праздник. Воссоздание мира для человека того времени означало сакрализацию всего, так как для него реально было лишь то, что сакрализовано, то есть составляло часть космоса и было причастно к нему <…>. Суть обряда составляло произнесение определенного – космогонического – текста, который повествовал о постепенном творении космоса из хаоса. Такими ритуальными текстами были и древние календарные песни. В них также говорилось об этапах творения мира, а иногда давался символ модели уже создавшегося мира, чаще всего мировое дерево…» – со ссылкой на Н. Лауринкене писал Н. Велюс в работе «Древние смысловые пласты литовских святочных песен» (Велюс, 1997, с. 335).
Например, в древних литовских рождественских обрядах упоминается обычай волочения колоды по дворам под звуки табалая – ударного музыкального инструмента, представляющего собой несколько подвешенных дощечек, издающих звуки разной высоты. Затем колоду сжигали. Женщины показывали мужчинам тут же вырезанную из дерева куклу, которую мужчины пытались у женщин отобрать. Но те куклу не давали и прятали ее, так, чтобы никто не нашел. В этом, несомненно, есть что-то общее с южнославянским обычаем сжигать Бадняка. Бадняк – большой пень, который южные славяне жгут всю ночь перед Рождеством, либо дубовое полено или ствол другого дерева. Во время мистерий сочельника, который сербы и хорваты так и называют – День Бадняка, ствол этот срубали, переносили в жилище, умащивали вином, медом, молоком, посыпали зерном, а потом сжигали, прославляя Бога-сына. Аналогичный обычай сжигания наблюдается также у романских и германских народов Европы (Там же, с. 336–337).
Ряд авторов связывает обычай сжигания «Бадняка» с естественным желанием уничтожить силы, угрожающие мировому порядку. По их мнению (в первую очередь следует вспомнить В. Н. Топорова) полено ассоциировалось с хтоническим первосуществом, которое погребали в огне. Это был осмеиваемый персонаж с ярко выраженными эротическими чертами.
Архаичные тексты, которые пели или читали во время зимних новогодних ритуалов, служили для превозмогания ранее непреодоленных проблем бытия, налаживания гармоничных отношений среди исполнителей действия. Литовские источники дают нам примеры песен-диалогов, в которых загадываются загадки об устройстве Мироздания.
По магическим представлениям каким-либо образом изобразить символ мира (спеть, показать в танце, зарисовать, рассказать) означало по сути сотворить его заново. То есть в ритуале создание мира заменяется изображением его символа. Так, мощение дорожки или моста можно рассматривать как взращивание Мирового Древа или прокладку душам (или божествам?), коню Свентовита или Таусеню пути (Млечного?)…
Время воздействует на человека, наказывая или поощряя, но и человек способен влиять на ход времени. Священного времени. «О том, что, по древнескандинавским верованиям, можно оказать воздействие на время, свидетельствует рассказ Снорри о конунге Ауне, который продлевал себе жизнь, принося в жертву Одину своих сыновей; каждая жертва давала ему десять дополнительных лет жизни. Богиня Идунн хранила в сосуде яблоко, и когда асы старели, они откусывали от него кусок и тотчас же молодели, “и так будет до конца света”» (Гуревич, 1999). Мир един, все составные его части в равной мере важны для его устойчивости. Человек – не исключение.
