Дуглас Рид - Хотел ли Гитлер войны: к истокам спора о Сионе
Финансовые скандалы следовали один за другим — сонмы спекулянтов и жуликов решали, что пришло время обанкротить того-то и того-то. Тут митинговали коммунисты, там — реакционеры, а эфемерные объединения добропорядочных людей с большим трудом удерживали шаткое равновесие в стране.
Посреди всей этой сумятицы Отто Штрассер, революционер и социалист, начал отыскивать свой, особый путь к будущему. Он торжественно заявляет, более того — настаивает, что он является именно революционным социалистом, но в связи с тем, что слишком многие не могут различить разницы между словами и делами, между настоящим и искусственным жемчугом, между Церковью и Христианством, между воплем «Правь, Британия!» и настоящим патриотизмом, я постараюсь пояснить на страницах этой книги, что это был за человек.
Мало просто сказать, что Отто Штрассер — революционер-социалист. Если читатель понимает под этими словами что-то иное, не то, что понимал Отто Штрассер, и не то, что соответствует действительности, то он естественным образом впадет в заблуждение.
Если бы, например, меня силой заставили примкнуть к какой-нибудь политической партии, то я бы в таком случае выбрал социалистов. Но — в политическом плане я чувствовал бы себя крайне неуютно в компании мистера Рамсея Макдональда, лорда Сноудена и мистера Дж. Томаса{18}. Точно так же дело обстояло бы, окажись на их месте мистер Чемберлен или сэр Джон Саймон{19}, равно как и любой другой нынешний руководитель Британской социалистической партии. Я не вижу в Британии партии, которая бы отвечала желанию лучшего социального устройства, тому желанию, которое наполняет меня. Для меня все эти партии — группы, отражающие чьи-либо интересы, люди без реальных идей, которым чужд дух гражданственности и патриотизма применительно ко всей стране, ко всей нации.
Как я уже говорил, Отто Штрассер стал революционным социалистом, если можно так выразиться, по наследству. Он продолжал исповедовать свои взгляды, став настоящим офицером на фронтах войны. Он сохранил этот социализм и на следующем этапе, присоединившись к вооруженной борьбе за освобождение своей родины от чужеродного режима, который поначалу тоже претендовал на название социалистического. Позднее он вступил в соцпартию, а затем — в гитлеровскую национал-социалистическую партию. Сегодня он — самый грозный враг этой партии, однако одновременно Штрассер — антагонист и соцпартии, и фашистов, и, тем более, коммунистов. Просто он считает, что все они предали то или, точнее, не боролись за то, чего хотел он — за немецкий социализм.
Итак, Отто Штрассер — революционер-социалист. Казалось, понять это словосочетание не так-то и сложно, однако в мире, где люди воспитываются на лозунгах и броских обертках, сделать это непросто. Тем не менее, я надеюсь, что моя книга в конце концов ясно покажет, чего хочет Отто Штрассер и кем он является. Ответ на этот вопрос будет крайне интересен.
После освобождения Мюнхена Штрассер снова начал борьбу за университетский диплом, который был ему очень нужен. Каким-то образом ему удалось сдать экзамены, и в июле 1919 года он поступает в Мюнхенский университет. Ему нужно было наверстать слишком многое, а потому, когда настало время каникул, он ринулся в Берлин, чтобы поучиться еще и там. Ему было двадцать два года.
Самой большой проблемой для него был в тот момент хлеб насущный. Время, как я говорил, было крайне беспокойное. У него не было денег, да и семья не могла ничем помочь. Инфляция уже шла вовсю, марка реально стоила 20 пфеннигов, а не 100. И ему нужно было как-то зарабатывать деньги, чтобы платить за учебу и получить желаемую докторскую степень.
Этот период его жизни демонстрирует нам необыкновенную энергию и способность к работе, о которых я уже говорил. Безусловно, эти черты свойственны всем немцам, однако Штрассер был наделен ими в исключительной степени. В восемь утра он приходил в университет. В полдень занятия заканчивались, и он отправлялся в рейхстаг. Заседания там начинались во второй половине дня, и, чтобы заработать на жизнь, Штрассер устроился стенографистом в парламентском корпункте — он работал для социалистических провинциальных газет. Здесь готовились сообщения и информации о прошедших дебатах — их переводили на человеческий язык, делали кое-какие выводы и общие заключения, после чего рассылали по редакциям этих самых газет.
Работа завершалась вечером, часов в шесть-семь. У Штрассера оставался час, чтобы слегка перекусить в заведении Эшенгера — в Берлине было много дешевых закусочных, входивших в эту торговую сеть. Затем с 8 до 10 вечера он проводил бесплатные занятия для рабочих — Штрассер преподавал стенографию и историю Германии. После этого он, наконец, приходил домой, где начинал готовиться к завтрашним занятиям в университете.
Через год вечерние занятия для рабочих закончились. У Отто появилось несколько часов свободного времени — и он с головой погрузился в изучение японского языка (занятия проходили в Восточном институте в Берлине). Учитывая напряженный ритм жизни, ему следовало бы ограничить свои порывы, но он не стал этого делать. Он нашел время на все. Он и правда работал не покладая рук (как и всю последующую жизнь), и никогда не жалел об этом.
В это время Штрассер никак не мог решить, чем ему заниматься. С одной стороны, его пожирала так и не удовлетворенная страсть к работе. С другой — состояние дел в университете привело его к мысли о необходимости создания Лиги студентов — бывших военнослужащих. Эта организация должна была защищать права тех, чей процесс обучения прервала война.
Разрушение привычных социальных ограничений и норм привело к тому, что университеты были переполнены. Даже интенсивные курсы, введенные специально для новой публики, были забиты до отказа девушками, евреями, теми, кто не ходил на фронт. Вчерашних солдат, как это обычно бывает после войны, быстро оттеснили в сторону оборотистые и энергичные шустряки. Ставшему во главе упомянутой Лиги Штрассеру удалось возвысить голос протеста и исправить ситуацию.
Но была в то время и другая беда. Речь идет о незавидном положении тысяч молодых людей, которые отказывали себе в последнем, лишь бы завершить образование, но в результате оказывались без работы; или о тех, кто никак не мог, хоть и старался, заработать достаточно денег, чтобы завершить обучение. Проблема эта вылилась в настолько серьезный общественный скандал, что ведущие немецкие промышленные концерны объединились и создали Ассоциацию помощи студентам. В ее задачи входил поиск работы для множества отчаявшихся молодых людей, которые бесцельно шатались по улицам городов. Секретарем этой структуры был Генрих Брюнинг — впоследствии канцлер Германии, который приложил столько усилий (хоть и безуспешно), чтобы не пустить Гитлера к власти, и который теперь находится в ссылке. Штрассер очень тесно сотрудничал с ним.
Я привел эти примеры — о том, что делал Штрассер после войны и как он организовывал своих друзей-приятелей — потому, что пусть все это были и не такие уж масштабные политические акции, но они очень наглядно демонстрируют умонастроение и дух этого революционера-социалиста. Это были правильные действия, имевшие целью общее благо.
Вот и теперь, уже во второй раз, тот политический импульс, который впервые проявил себя в событиях в Бад-Эйблинге, толкал Штрассера в самую гущу событий. Он стал, уже официально, членом Немецкой социалистической партии — и тут же оказался на острие разногласий, которые в тот момент сотрясали организацию.
И тогда, и сегодня точка зрения Штрассера была неизменной. Именно она заставила его уехать из страны и стать непреклонным противником Гитлера. Именно убеждения заставили его в итоге покинуть ряды партии. Он мог бы иметь популярность, посты и всякие материальные выгоды, если бы пошел на компромисс, но — предпочел не поступиться принципами. И это заслуживает уважения.
Он повсюду искал и не находил немецкого социализма. Не того государственного социализма, когда вместо многих капиталистов мы получаем одного большого Капиталиста и орду чиновников. Не структуру, взращенную на всяких международных связях, чуждую по своему происхождению и руководству. Наконец, не национал-социализм по версии Гитлера, который устроил псевдосоциалистический цирк, прикрывая на деле капитализм, густо замешанный на милитаризме. Насколько я мог заметить, Штрассер никогда не колебался — ни в начале, ни сегодня, в эмиграции. Похоже, что он действительно тот редкий, если не уникальный тип — тип настоящего национального социалиста.
В то время соцпартия (совершившая настоящее самоубийство, обратившись в момент революционного триумфа за помощью для защиты от коммунистов к регулярной армии и старым правящим классам) сформировала Einwohnerwehr, или Корпус гражданской самообороны. Ему отводилась роль орудия, которое правительство могло использовать в борьбе с коммунистами. Большинство руководителей местных отделений социалистической партии запретили своим коллегам вступать в ряды корпуса, мотивируя это тем, что они не хотят иметь ничего общего с «этими офицерами» и с военщиной вообще, потому что они пацифисты и интернационалисты. Отто Штрассер активно ратовал за членство в Einwohnerwehr. Он говорил о том, что если социалисты не возьмут его под свой контроль, то за них это сделают реакционеры. В своем районе Берлина, густонаселенном Штеглице, он одержал верх. Штеглиц вошел в Einwohnerwehr, а Отто Штрассер стал командиром штеглицкой Hundertschaft, «сотни» — так назывались подразделения в Einwohnerwehr.
