Дмитрий Малинин - Калуга

Не играя прежней роли важного пограничного военного пункта, Калуга принимает теперь участие в общегосударственных делах только через посыл депутатов на земские соборы. Калужские депутаты были на соборах в 1642 г., и 1649, и 1654 гг. Из депутатов более других известен Богдан Ушаков.

Но старинный оппозиционный дух все держался еще среди населения Калуги и Калужского края. Только он теперь направляется в сторону сочувствия внутреннему протесту, возникшему в русской жизни во второй половине бурного XVII века. Со времени возникновения старообрядчества Калуга сделалась видным пунктом раскола, и в его истории играет небезызвестную роль. К числу причин, способствовавших укоренению в Калужских пределах старообрядчества, иер. Леонид[18] и относит именно «дух населения края, который служил долгое время приютом для вольницы всякого рода, бродяг и даже преступников, не подвергавшихся здесь преследованию, с политической целью образовать из них ратных людей для защиты границы. Население это, говорит он далее, так сроднилось с своеволием и праздношатанием, легкою добычей и скорым разорением, что раскол, как новая форма для противления законной власти — духовной и гражданской — нашел здесь самую благоприятную для себя почву». Другой местной причиной раскола считают географическое положение края, который, будучи украйной по отношению к Литве и Крыму, был в то же время покрыт дремучими лесами, входившими в систему нашей сторожевой линии. Леса эти считались заповедными, и накрепко было запрещено рубить их и велено строго беречь от огня. Естественно, поэтому, что в них старообрядцы могли легко и удобно скрываться. Наконец, этот край, не имея собственного иерарха, оставался долгое время без правильного церковного надзора. Вполне понятно, поэтому, что раскол в Калуге очень укоренился, и раскольники считали себя здесь совершенно безопасными от преследований[19]. И в Калуге именно один из видных деятелей беглопоповщины, расстриженный черный поп Феодосий из Рыльска, в великий четверг в Покровской под горой церкви отправил литургию и заложил в запас агнец. Он же принял в старообрядчество Калужского священника Бориса и приобрел от знакомых калужан старый иконостас и царские врата, будто бы времен Иоанна Грозного.

До Петра Великого Калужская земля раздроблялась между разными областями. Первоначально не изменилось дело и при Петре, когда в 1708 г. были образованы губернии, так как часть Калужских уездов отошла к Москве, а часть к Смоленску. Но реформою 1719 г. была учреждена Калужская провинция, входившая в состав Московской губернии[20]. К Калуге были приписаны те же, что и теперь, уезды, за исключением Боровска, Малоярославца, Тарусы и Оболенска, отнесенных к Москве. Дворов во вновь основанной провинции считалось около 19 тыс., а душ мужского пола в 1720 г. было 158.843.

Таким образом, Калуга сделалась административным центром второстепенного значения. В ней населения было уже достаточно. Одних посадских насчитывалось 5924 человек. В 30-х гг. XVIII в. она имела более 60 улиц и переулков, 2431 двор и 13 1/2 тыс. жителей. Насколько быстро возрастала Калуга, видно из того, что она за полстолетия увеличилась в 2 1/2 раза. И это несмотря на то, что в 1719 и 1720 гг. правительство перевело около 20 семейств посадских с количеством до 80 душ мужского пола в Гжатскую пристань. Не останавливают прогрессирующего роста Калуги и общественные бедствия, которые по-прежнему выпадали на ее долю довольно часто.

В 1723 и 1733 гг. Калугу постигал голод, который был особенно жесток в первый год. Жители ели дубовую кору, питались гнилушками и лебедой и пр., почему смертность была повышенной. Впрочем, многие купцы в это тяжелое время отличались высокой христианской благотворительностью. Некоторые из них кормили по 2 1/2 — 3 тыс. человек.

Страдала Калуга и от другого обычного спутника деревянной Руси — пожаров. Она сильно горела в 1742, 1754, 1758, 1760 и 1761 гг. Убытки от пожаров были огромны, доходя иногда до миллиона руб. Во время пожаров горели и церкви, а потому впредь старались их строить каменными, так что с 1685 г. по 1754 г. 27 церквей успели уже сделаться каменными. Особенно несчастен был 1761 г., когда в довершение бедствия от пожара погорели баржи с товарами калужских купцов в С. — Петербурге, от чего купцы понесли убытку на 160 тыс. рублей. Впрочем, по повелению Императрицы эти убытки были выплачены потерпевшим в течение пяти лет из таможенных доходов. Во время пожаров бывали и массовые человеческие жертвы: в 1754 г. погибло 177 человек.

Но особенно много народу умерло в 1771 г., когда Калугу захватила свирепствовавшая тогда в России чума. Против нее были приняты разные меры предосторожности: при въездах поставлены были рогатки и караулы, с целью никого не впускать в город и не выпускать из него; имущество умерших от заразы сжигалось; трупы хоронились особо — около Яченки и близ Болдасовки. Не имея, однако, никаких средств для борьбы с заразой, прибегали только к мерам духовным. Каждый священник обходил свой приход с иконами и молебнами, а потом учредили общий крестный ход, в день которого был предписан пост — запрещено печь калачи и торговать в лавках. Чума прекратилась 2 сентября. В память этого события и доныне в этот день совершается крестный ход в Калуге с иконою Калужской Божией Матери.

Ничего нет удивительного, что при таком ряде бедствий и несчастий, Калуга по внешности представляла жалкий вид. Внутри города (бывшей крепости) строения были почти все деревянные, быстро приходившие в ветхость. Дома обывателей были избенками, огороженными кольями и плетнем. Порядочных домов было совсем мало. На многих улицах строения были очень скучены. Только некоторые улицы, как Московская, тянувшаяся от перевоза через Оку мимо Воскресенской церкви к Кресту, были вымощены камнем или деревом и имели «среднюю» ширину. Остальные же были кривы, грязны, с беспорядочно разбросанными домами. На скученность строений и тесноту жалуются в наказе в Комиссию 1767 г. городские депутаты: «за теснотою жительства внутри города, читаем там, многие принужденными находятся, поселять себя уже на выгонных гражданских землях и заводить там для своих промыслов магазейны, а художники всякия рукодельныя строения».

Не более казисто шло течение и городской жизни в ее различных проявлениях. Возвышение Калуги на ступень административного центра не внесло в ее жизнь порядка, поддерживаемого присутствием администрации.

Первым провинциальным Калужским воеводою был стольник Д. Бестужев. Нельзя сказать, чтоб это был человек из добродетельных. Калужские бурмистры в 1722 г. жаловались, что «они его, воеводу, с 1722 г. по гражданской их обыкности всякою пищею и всякими потребами довольствовали. Однако ж де и тем он стал быть недоволен, магистрату и купечеству чинит обиды; ставил на посадских дворах постои, указа из главного магистрата о своде этих постоев не принял»… Отношения властей между собою шли много дальше и являли поучительную для населения картину дикого произвола. Другой воевода, Глебов, обращался в сенат с просьбой издать указ по поводу «наглаго нападения и тесноты», чинимых ему, воеводе, от Калужского камерира Щербачева. Посадив в земские комиссары провинции свою родню и свойственников, камерир знать не хотел воеводы; мало того, по его доносам было назначено над воеводой следствие. Командированный в Калугу следователь приказал солдатам публично тащить воеводу из канцелярии при свидетелях в тюрьму, где и держал его в заключении с ворами и разбойниками, как потом жаловался Глебов.

Самоуправство, драки, побоища были обыкновенным, никого не удивлявшим явлением жизни. В 1721 г., напр., «в Калуге на торгу собрались многолюдством крестьяне и учинили великий бунт», напали на драгун квартировавшего в Калуге Астраханского драгунского полка и «избили их смертным боем».

Разумеется, горожане не составляли в смысле нравов исключения и не отставали от других. В этой среде большие ссоры порождали выборы в ратушу. Еще в 1703 г. между горожанами произошла распря по вопросу о выборах к таможням и пр. Образовалось несколько партий, из коих наиболее сильными были берендяки и гончары. Последние отделились с другими ремесленниками и особо имели гончарную ратушу. Только в 1724 г. «виновные в послушание были приведены», когда уже был учрежден городовой магистрат. Ко времени этой ссоры относится анекдот о «Чернышевском мире». Г. П. Чернышев, пользовавшийся благосклонностью Петра Великого, проезжал через Калугу. Обе враждебные партии решили его встретить с хлебом-солью, но по отдельности. Удивленный этим разделением, Чернышев, узнав в чем дело, крикнул сопровождавшим его гренадерам: «Плетей!» Купцы упали на колена и просили помилования. Чернышев послал за протопопом. Когда тот явился с крестом и евангелием, Чернышев приказал купцам присягать, что они помирятся, и в знак этого тут же заставил их целоваться. А потом сам перецеловался со всеми и въехал в город.