Михаил Сарбучев - Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола
Киевский некрополь дает значительный краниологический материал, но так как он происходит из раскопок, произведенных в прошлом веке, дифференцировать его по обряду погребения (в деревянных гробах, в грунтовых могилах или в срубных гробницах) сейчас невозможно. Поэтому я была вынуждена сопоставить суммарную серию из Киевского некрополя с германцами. Это сопоставление дало поразительные результаты – ни одна из славянских групп не отличается в такой мере от германских, как городское население Киева (выделено мной. – М. С. ). Таким образом, следует признать, что в составе дружины киевского князя норманнов было чрезвычайно мало, коль скоро никаких следов их в антропологическом облике населения города не обнаружено»26.
Сказанное может также косвенно подтверждать версию о позднем присоединении Киева и о его роли в политическом устройстве «варяжской» Руси. Оставляя в стороне полемику о глубине и социальной базе проникновения скандинавской культуры и скандинавской крови, отметим лишь один важный факт: в Киеве скандинавов было мало либо почти не было, зато в Новгороде, Ладоге, Полоцке и даже близ Ярославля – более чем достаточно. Причем речь идет преимущественно о погребениях «элитарных»: военных, государственных и пр. Это говорит о том, что «норманны» вплоть до XIII века, то есть до первых попыток создать единое централизованное государство, оказывали значительное влияние на формирование государственности на Руси.
В ПВЛ содержится такая фраза: «Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзи зовутся свие, друзи же урмане, анъгляне, друзи гъту, тако и си» («Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманы и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти прозывались»)27. Интересно, что карта, приводимая Санкиной, подтверждает присутствие всех перечисленных народов. Есть большой соблазн связать «готландцев» с голландцами, но скорее имеется в виду племя, населявшее в то время остров Готланд, – готы. Англяне – это тоже не современные «англичане», а датские племена англов, обитавшие на юге полуострова Ютландия, которые, конечно же, в известной степени повлияли на формирование этнотипа населения Британии. Собственно, отсюда и «англосаксы». А далее мы сталкиваемся с трудностью. Куда отнести слово «варяг»? Что это, этноним? Название воинской касты, полиэтничной изначально? Некое собирательное обозначение группы племен (есть квазиэтнонимы, которыми называют вроде бы очевидное понятие: «африканцы», «латиноамериканцы», «азиаты», «тюрки» (о них, родных, чуть ниже), – но которые по существу не обозначают ничего)?
Итак, этноним ли «варяги»? И да, и нет. Подобное наименование существует и в славянских языках – «казак». Это одновременно и воинское сословие, и группа субэтносов, обладающих как общими чертами, так и определенными различиями, которые позволяют вычленять из множества казаков «донцов», «терцев», «запорожцев» и пр. Надо заметить, что условия, в которых формировались оба указанных явления (варяги и казаки), во многом были схожи. Племена, проживающие в Южной Прибалтике, к которым, вероятно, относились и русы, имели собирательное наименование «варяги». Варяги, которые охотно поступали на службу к разным русским князьям, и не только русским (ПВЛ сохранила сведения о их службе «у грек»), постепенно утратили самоидентичность, слившись с военной элитой Руси, Византии, возможно, и Священной Римской империи. Так что путь «из варяг в греки» – это отнюдь не вся Русь, а лишь ее часть, а именно Киевщина и Северное Причерноморье. Применительно к так называемой Киевской Руси употреблять данное словосочетание совершенно корректно и исторично. Но Русь, оказывается, была не только Киевской.
Ряд современных исследователей отмечает, что процесс взаимовлияния Руси X столетия и Северной Европы шел достаточно активно: «Политическая история Х и начала XI века содержит множество упоминаний о связях аристократических семей Руси и Скандинавии. Из письменных источников – «Повести временных лет» и исландских саг – становится совершенно ясно, что в те времена заключались важные альянсы между скандинавами и представителями местного правящего класса в Новгороде и Киеве. Норвежский король Олаф Святой (Олаф Харальдсон, 995—1030 гг.) жил при дворе князя Ярослава Мудрого в Новгороде с момента своего изгнания из Норвегии. Вернувшись из Новгорода на родину, он погиб в битве при Стикластадире в Норвегии в 1030 году. В действительности эти два государя были свойственниками, каждый из них женился на дочери шведского короля Олафа Шетконунга: Ярослав женился на законной дочери Олафа Ингигерд (жила на Руси под именем Ирина и была причислена к лику святых), а Олаф женился на побочной дочери шведского короля, Астрид»28.
Можно вспомнить и следующее поколение, княжну Анну Ярославну, королеву франков, которая писала отцу из «городу Парижу»: «В какую варварскую страну ты меня послал; здесь жилища мрачны, церкви безобразны и нравы ужасны»29. Впрочем, Париж, как и Киев (надеюсь, я не вызову гнева украинских националистов за такое сравнение), тогда не имел еще статуса, который приобретет в дальнейшем. Столь удручающее впечатление произвел на Анну Ярославну Реймс – тогдашняя резиденция монархов Франции. Как сообщают источники, княжну в этом европейском захолустье привлекла исключительно личность супруга, Генриха I. С милым рай, как говорится, и в шалаше. Но короли редко женятся по любви. Тесные контакты правящей элиты древней Руси со средневековой Европой могут объясняться только одним – общими политическими интересами. Единственный случай подобного интереса, направленного на Восток, мы имеем в виде союза Ивана Грозного с дочерью черкесского князя Темрюка. Что также очень хорошо укладывается в геополитические конструкции, выстраиваемые московским царем. Брак его деда с морейской принцессой Софией, осуществленный при активном участии папы римского и представителей дома Орсини, «восточным» можно назвать лишь с огромной натяжкой.
Есть еще несколько маркеров – уже культурологических, – позволяющих провести параллель между русами и варягами. Русь IX–X веков была водной цивилизацией. Отсюда так хорошо развитая «водная» мифология. В частности, сюжет о «морском царстве» [6] получил очень широкое распространение в былинах. Купец в русском фольклоре – в первую очередь мореход (ср. «Хожение за три моря» А. Никитина). Вода в русской мифологии имеет сакральное значение (сюжет о «живой» и «мертвой» воде); купальские игрища проводились у воды; о «волхвованиях у воды», «молитве на воду» упоминают даже источники XV–XVI столетий. В песенной культуре тема Волги как «большой воды» играет ключевую роль: «Из-за острова на стрежень…», «Есть на Волге утес…» и пр. Волга – сакральная река русов. При этом, заметим, «большая вода» для народов, традиционно живущих по ее берегам (булгар, тюрков, угров), столь заметного сакрального значения не имеет. Важнейшие народные праздники: Сабантуй, Пеледыш Пайрем, Сапат – чисто земледельческие (все названия восходят к слову «плуг»).
Все это отнюдь не случайно. Не может вода иметь такое значение для цивилизации, зародившейся глубоко на суше. Даже самый широко почитаемый на Руси христианский святой – Николай Чудотворец – известен в первую очередь как покровитель моряков. В то же время традиционные славянские сюжеты, особенно южнославянские, как правило, земледельческие. За тысячелетие «морская» и «сухопутная» культуры тесно переплелись, стали единой культурой.
Стоит поднять вопрос этногенеза, как тут же возникает огромное количество спекуляций. Приняв к сведению все сказанное выше, мы приходим к мысли, что русский народ формировался на стыке двух цивилизаций – славянской и германо-скандинавской. «Если пшеничное зерно, падши на землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода» (Деян. 17, 19–28; Ин. 12, 19–36). Упав на славянскую почву, варяжское зерно умерло, но «принесло много плода». Это, опять же, гипотеза, но есть лишь один способ проверить ее истинность – эксперимент.
Сегодня существует целый класс систем безопасности, работающих с большими объемами данных. Принцип их действия следующий: в базу заносится фото разыскиваемого человека; программа, считывая в реальном времени данные с десятков камер, установленных на вокзалах, в аэропортах, на улицах, и ежеминутно сканируя тысячи лиц, находит то самое, «единственное и неповторимое». Системы так называемого 3D-сканирования позволяют снимать данные с такой точностью и так быстро их анализировать, что если вдруг «террорист» наклеит себе, скажем, усы или бороду, наденет темные очки, вылепит из гумуса гигантский нос – программа без труда его идентифицирует. Она оценивает огромное количество суммарных параметров: расстояние от скулы до глаза, от носа до подбородка и т. д. – у каждого человека они уникальны. Но подобную программу можно заставить работать и «наоборот» – суммировать данные, считанные с камер, и распределять их по какому-нибудь заданному признаку. Восстановите облик ладожских скандинавов (по Герасимову), введите в компьютер, а затем сличите с данными камер, повешенными, например, на центральной площади Новгорода. Пусть компьютер определит, насколько сильно изменился портрет среднего новгородца за последние 1000 лет, – и мы избавимся от многочисленных спекуляций. Если вы уверены, что «русских нет!», так проверьте: может, и действительно нет. Тогда любые выступления националистов окажутся бессмысленными и вопрос раз и навсегда будет закрыт. Тишь да гладь – «всех, кто гадил, наказали». Либо наоборот: «Русские есть!» Тогда уж, извините, соблюдайте устав ООН, признайте право на самоопределение и прекратите этноцид народа, существование которого доказано математически.