Илья Стогов - Пепел империй
Заметить перемены пока что довольно сложно. Пока что все его последствия сводятся лишь к тому, что на поверхности появился тонкий слой «верхов». В политической жизни мы видели появление знати. В культурной — индивидуальных авторов.
В рассматриваемый период знати настолько немного, что одного-единственного королевского (халифского, императорского…) двора оказывается достаточно, чтобы управлять территориями, раскинувшимися на полконтинента. Однако с каждым десятилетием процесс набирает обороты.
Столь же немного и образованных людей. Пока что они даже не создают культуру, а лишь изучают то, что было создано до них.
Во всех трех рассмотренных регионах мы видели культурное возрождение. Новое поколение начинает проявлять интерес к культуре предыдущих эпох.
За век-другой до этого культура была неинтересна вовсе. Век-другой спустя авторы уже не изучают предшественников, а создают собственные произведения. Однако без изучения и усвоения прошлого создание нового невозможно. Именно в усвоении и состоит значение рассмотренного нами периода.
Культурные люди VIII—X веков не просто читают древние книги. Они жадно, алчно впитывают созданное предшественниками. Они с любопытством озираются вокруг. Пытливо ищут путь… истину… жизнь…
На протяжении «Темных веков» Божественное воспринималось близким. Горнее можно было разглядеть в мельчайшем явлении дольнего мира. Единственное, что требовалось от религии, — посредством ритуала защитить социум от неприятных неожиданностей. Установить контакт с близким, но таким непредсказуемым Божеством.
Теперь же всюду сующие нос индивидуалисты начинают интересоваться религиозными вопросами безотносительно собственного земного благополучия. Неведомое Божество манит и влечет. И не могло успокоиться сердце их, доколе не обретало покоя в Нем.
Было время, и Мишель Монтень писал:
Вот уже много лет, как все мои помыслы устремлены на меня самого, как я изучаю и проверяю только самого себя, а если и обращаю взор на что-либо иное, то лишь для того, чтобы приложить это к себе.
В Средние века представить что-либо подобное просто невозможно. Никакой психологии вы здесь не найдете.
Универсум сверкает тысячью красок. Он манит настолько, что времени копаться в себе просто не остается. Да и сами индивидуальные мыслители столь поверхностны, настолько недалеко ушли от материнского чрева массы, племени, что еще не способны на малейшее самоуглубление.
«Верхи» лишь вчера отделились от «низов». Тем не менее сами «низы» никуда не делись. Традиционность, полуфольклорность, ритуализированность — все это по-прежнему присутствует в культуре рассматриваемого периода.
Эти черты можно заметить в культуре тысячелетней давности — можно найти их в сегодняшней культуре. Эти черты вообще вечны. У подобного уровня нет развития — он просто есть.
Еще в XIX—XX веках фольклористы и этнографы вживую наблюдали в карельских, кавказских, сибирских, балканских деревеньках то, что в Париже, Каире или Киото перестало быть доступным наблюдению в момент появления индивидуальных авторов. По-прежнему устное, по-прежнему анонимное, по-прежнему насквозь традиционное творчество.
Говоря о культуре «Темных веков», я перечислял застывшие «основные черты». Теперь же описываю процесс. Низовой уровень остался прежним, однако сквозь него, как сквозь слой прошлогодних листьев, начали пробиваться ростки совершенно иного.
Век от века «иное» менялось. Именно его движение формировало «климат эпохи».
На первых порах заметить перемены довольно сложно. Все отличие новой эпохи от предыдущей состояло в том, что в нескольких монастырях впервые после долгого перерыва сдули пыль с нескольких древних фолиантов.
Если в начале рассматриваемого периода все культурные люди континента могли без труда уместиться за одним столом, то точно так же дело обстояло и к концу периода — только столов потребовалось бы больше.
В Европе вместо одной Академии Карла Великого появилось несколько ей подобных. Одна в Германии у Оттонов, одна в Кентерберри, у тамошних епископов. Одна в Риме, одна в Осло, одна в Киеве.
Теперь культура уже не умрет. Она сможет развиваться и принимать все новые формы.
Глава третья
1
На протяжении XI—XII веков процесс дробления Европы на независимые мирки набирал обороты. К XIII веку он достиг пика.
Держава Карла Великого объединяла практически весь континент. При его внуках империя распалась на три более мелкие. А в XII веке в одной только Франции насчитывалась почти тысяча мелких и мельчайших феодальных владений.
Один из отечественных историков писал:
XII—XIII столетия стали одним из самых смутных и сложных периодов в истории Европы.
Короли Капетинги борются с королями Плантагенетами, Папы с императорами, гибелины с гвельфами, а альбигойцы с католиками. Крепнущие век от века города не желают признавать вообще ничью власть.
Ни на год не стихающая борьба европейских владык осложнялась тем, что каждая воюющая сторона могла получить удар в спину от того, кто еще вчера считался союзником.
Монарх предыдущей эпохи получал корону из рук Папы и видел смысл своего правления в заботе о благе и процветании религии.
Теперь императоры Священной римской империи не желают считаться с наместниками св. Петра. Пусть Папа занимается горним, а уж с дольним император разберется как-нибудь сам!
Вражда между гвельфами (сторонниками Пап) и гибелинами (сторонниками императоров) раскалывает Европу. Церковь дробится не только по вертикали, но и по горизонтали. Уцепившись за пустяшный повод в 1054 году греческие православные окончательно обособляются от латинских католиков.
Каждый европеец того времени стремится к максимуму власти… влияния… богатства. Чтобы оттяпать у соседа как можно больше и не дать в обиду свое, кровное, всем им приходилось вооружаться. Именно в XII веке расцветает классическое европейское рыцарство.
Впрочем, просто рубить оппонентам конечности — для подлинного рыцаря этого было мало. Благородный воин должен был следовать детально разработанному кодексу куртуазных правил.
Ярче всего рыцарский идеал был воплощен в жизнь английским королем Ричардом I, получившим от современников прозвище Львиное Сердце.
Заслышав о прибытии Ричарда, в ужасе бежали бретонцы, греки, сарацины, немцы и французы. Непреклонный в вопросах чести, он предпочел год провести в плену, но «не запятнать совесть изменой друзьям».
Где именно держали пленного монарха, долгое время не было известно. Легенда гласит, что место его заточения обнаружил трубадур Блондель. Спев под окнами замка первый куплет песни, сочиненной Ричардом, в ответ из окна он услышал второй куплет.
Король с сердцем льва считается английским монархом. Однако на Британских островах Ричард побывал всего три раза в жизни.
В тот период политическая элита еще не была связана с определенными территориями. Яркий пример этого — история первых русских Рюриковичей.
Рюрик «с братьями и дружиной» сел неподалеку от Скандинавии. Его наследник Олег перенес резиденцию в Киев — в самое сердце Восточной Европы. А внук Рюрика Святослав пытался закрепиться уже на Балканах.
Однако чем дальше, тем больше МЕСТНЫХ черт проявляется у правителей недолговечных королевских, графских, епископских, княжеских дворов.
Несмотря на все войны и разделения, прежде Европа воспринималась как нечто монолитно-единое. Тем, что цементировало континент, был латинский язык богослужения, да и всей культуры.
Начиная с XI века ситуация меняется. Сперва на окраинах, а затем и в самом сердце Европы начинает твориться невиданное: авторы пишут книги на НАЦИОНАЛЬНЫХ языках.
В Исландии записываются песни «Эдды». В Уэльсе — сказания «Мабиногион». Во Франции — героические песни-«жесты» и первые рыцарские романы.
Если «Слово о полку Игореве» не является поздней фальшивкой, то записано оно было, скорее всего, тоже в это время.
Отказ от латинского языка, освященного авторитетом религии и традиции, требовал от автора немалого личного мужества. Чтобы как-то обозначить наступивший период «более личной» культуры, современные историки даже изобрели специальный термин «Возрождение XII века».
Всего за несколько десятилетий этого века было создано такое количество философских, поэтических, юридических, исторических текстов, что далеко не каждый специалист в состоянии прочесть их все — даже на протяжении долгой научной карьеры.
Английский исследователь Кристофер Брук писал:
С конца XI века в Европе резко возрастает количество библиотек. Крупнейшей из них стала библиотека Реймского собора, однако собственными собраниями тогда же стремился обзавестись каждый епископ, каждый кафедральный собор.
Вокруг библиотек собирались те, кто, в отличие от крестоносцев, желал приключений не тела, но духа. Здесь практиковалось вольное обсуждение проблем, вопросы с мест, публичные диспуты.
