Сергей Сергеев-Ценский - Севастопольская страда (Часть 1)
- И какое же место для высадки нашли вы наиболее возможным? - спросил Горчаков.
- А вы как бы думали?
- Гм... Может быть, Перекоп, чтобы сразу отрезать весь Крым? - не совсем решительно ответил Горчаков.
- Далеко! Туда они не пойдут-с! - оторвался от своей трубочки Нахимов. - Это далеко-с!
- Херсонес! - решительно сказал было Моллер, но тут же, как напроказивший мальчик, тревожно оглядел всех, особенно светлейшего, а Корнилов, разглядывая свой перстень на левой руке и будто думая вслух, проговорил медленно:
- Если уж ждать их, то где-нибудь тут - между Качей и Евпаторией.
- Совершенно верно, Владимир Алексеич! Так именно я и писал, - кивнул Меншиков. - Я пересмотрел все возможные пункты высадки: Перекоп и даже Феодосию, Керчь, - и пришел к выводу, что или в самой Евпатории, или южнее... И просил усилить меня хотя бы вдвое. Но-о... мне предложено было усилить моими войсками генерала Хомутова, и туда, к нему, на Северный Кавказ, все гонят подкрепления и пушки. Значит, есть какие-то основания для этого, нам с вами неизвестные.
- Да-с, наступает сентябрь, месяц равноденствия, - выбил и спрятал свою трубочку Нахимов. - Они еще незнакомы с нашим Черным морем, так вот-с - пусть познакомятся.
- В сорок восьмом году, при покойном Лазареве, помните, какая буря была у берегов кавказских? Вот так и теперь может случиться, - сказал Станюкович. - Вот тогда им и будет десант! У нас тогда три судна погибло, у них может быть гораздо больше потерь!
- Не пойдут они на Кавказ! - вдруг громко и решительно заявил Моллер, и все посмотрели на "Ветреную блондинку" ожидающе и молча, но Моллер был напыщен, красен и только вращал глазами.
- Почему не пойдут? - спросил, наконец, Корнилов.
- Потому что они ведь не круглые же дураки, - вот почему! - "Ветреная блондинка" стал воинственно барабанить мясистыми пальцами по подлокотнику кресла, в котором сидел.
- Они, конечно, люди неглупые, - улыбнулся Меншиков, - но что войну ведут они непостижимо глупо, кто же будет против этого возражать?
Между тем как в кабинете успокаивали самих себя те, кто привычно считался мозгом и волей Севастополя, дамы в зале и других комнатах собрания чувствовали уже себя успокоенными прочно. Опьяненные музыкой и дозволенной в обществе близостью молодых, здоровых, веселых, остроумных, воспитанных, а главное совершенно посторонних мужчин, с которыми можно за эти несколько часов натанцеваться, игриво наговориться и нафлиртоваться вволю, отнюдь не давая определенных надежд на большую близость, но в то же время и не лишая никого этих надежд, молодые и средних лет дамы, а также девицы, весьма немногочисленные, впрочем, в этом городе неисчерпаемого запаса женихов, к половине первого вошли в пределы вполне счастливой беспечности.
Буфет работал вовсю.
Презрительно относившийся к Меншикову генерал-лейтенант Кирьяков в кружке удачно подобранных контр-адмиралов и капитанов 1-го ранга, а также одного из своих бригадных - генерал-майора Гогинова, пил крепкий портер, в изобилии заготовленный хозяйственным поручиком Вержиковским, и то рассказывал сам, то, раскатисто хохоча, выслушивал от собеседников несколько пожилые, но все же казавшиеся после нескольких бутылок портера не лишенными еще пикантности анекдоты.
Десертному винограду и душистым зеленомясым дыням была оказана должная честь. В избытке чувств роскошнотелая хозяйка бала распорядилась умеренно угостить и музыкантов, и когда подкрепившиеся музыканты с новой энергией взялись за свои валторны, фаготы и кларнеты и завихрилась мазурка, в собрание вошел лейтенант, одетый так, как полагалось для вахтенных офицеров, и спросил полковника Веревкина, не здесь ли начальник штаба флота.
- Адмирал Корнилов здесь, - ответил Веревкин, - только... я не знаю, будет ли это удобно...
- Получена на телеграфной станции очень важная депеша, - строго сказал вахтенный.
- Да, если важная депеша, - конечно... Как о вас доложить?
- Лейтенант Стеценко.
Через минуту Веревкин сам ввел лейтенанта в кабинет и вышел, плотно затворив за собою дверь.
Стеценко, мгновенно оглядев находившихся в кабинете и сделав два шага в направлении Меншикова, четко стукнул каблуком о каблук и сказал тоном рапорта:
- Ваша светлость, только что получена на телеграфной станции депеша о движении неприятельского флота.
И удивленному князю протянул форменный, синего цвета бланк, в который вписывалось переданное семафорами.
Лорнет, вынутый Меншиковым из бокового кармана кителя, заметно дрогнул в его крупной руке, когда он приставлял его к глазам, чтобы прочитать депешу. Он прочитал ее два или три раза, - так показалось остальным, сидевшим в кабинете; наконец, он сказал глухо, отнимая лорнет от глаз:
- Это, господа, нужно будет еще проверить завтра... то есть уже сегодня, с восходом солнца. Депеша эта могла быть составлена опрометчиво.
- А содержание ее? - быстро спросили и Корнилов и Горчаков.
- Содержание такое: "Неприятельский флот в несколько сот вымпелов держит курс на ост к западным берегам Крыма", - снова вскинув лорнетку, прочитал Меншиков.
Все переглянулись, а Меншиков обратился к Стеценко:
- Кого вы оставили на станции, лейтенант?
- Мичмана Невзорова, ваша светлость.
- Ага... ночь светлая?
- Почти полная луна, ваша светлость.
- Ветер?
- Был вест, теперь упал и полный штиль, ваша светлость.
- В депеше не сказано, где находится сейчас флот?
- Депеша отправлена из Николаева, ваша светлость.
- Во всяком случае, если штиль, они недалеко уйдут: у них очень много парусных судов и, чтобы их вести на буксире, не хватит пароходов.
Среди очень обеспокоенных лиц лицо Меншикова удивило лейтенанта своим спокойствием. Князь сложил депешу вчетверо и сказал Стеценко тоном приказа:
- Отправляйтесь сейчас же и установите, где именно в данное время находится флот. Депешу доставьте мне лично, но не сюда, а ко мне во дворец.
- Есть, ваша светлость!
Показав прекрасную выправку на повороте, Стеценко вышел.
А Корнилов, глядя на Меншикова, сказал не то чтобы зло и не то чтобы возбужденно, а как человек, с которого свалилась тяжесть ожидания, мучившая его очень долго:
- Ну, вот, наконец, и дождались!
- Чего именно? - живо отозвался Меншиков. - Что армада сдвинулась с места? Она и должна была сдвинуться когда-нибудь, чтобы пойти на Анапу, к Хомутову.
- На Анапу ли?
- А чтобы дойти до Анапы, ей надо обогнуть Крым.
- Но в депеше ясно сказано "на ост", а не на "зюйд-ост"! Ведь для того, чтобы обогнуть Крым, надо идти на зюйд-ост, а не на ост. Змеиный остров и Евпатория на одной высоте...
И Корнилов ногтем большого пальца на белой глаженой скатерти провел две черты: одну совершенно прямую от воображаемого Змеиного острова к Евпатории, другую - изогнутую на конце - к Анапе.
Меншиков же заметил на это досадливо:
- Вы вспомните-ка лучше, где Николаев и каким это образом из Николаева могли увидеть движение флота в открытом море!
- Очевидно, туда дали знать из Одессы верхами-с, - вставил Нахимов.
- Это и показывает, что депеша нуждается в проверке.
Никто уже не сидел, все стояли, потому что встал Меншиков.
Станюкович, как открыл рот еще при чтении князем депеши вслух, так и не закрывал его, и, глядя то в этот открытый рот, то в белые глаза адмирала, говорил возбужденно Моллер:
- Я ведь только что, - вы слышали? - сказал, что они не дураки, чтобы идти на Кавказ! И вот я оказался прав!
- Депешу, конечно, надо проверить, - выразил свое мнение и Горчаков, он вынул часы, медленно открыл крышку, присмотрелся к стрелкам и добавил: - До утра осталось уж не так много, а утро, говорят, вечера мудренее.
- Ваша светлость! Прикажете готовить флот к бою? - вытянулся по-строевому перед Меншиковым Корнилов.
- Нет, это и преждевременно и... и вообще лишнее, - недовольно ответил Меншиков.
Однако все в этом кабинете, уютно обставленном, поняли вдруг, что бал надобно закончить немедленно.
Но это поняли и в зале.
Полковник Веревкин ждал выхода лейтенанта Стеценко, чтобы узнать от него, что за важная новость получена на телеграфе, и Стеценко не счел нужным скрыть содержание депеши, так как не получил от командующего приказа держать это в тайне, бал же этот был ему противен и раньше, когда он глядел с улицы на освещенные ярко окна.
Он вспомнил три гневные строчки Лермонтова:
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!
И он сказал Веревкину настолько отчетливо и громко, чтобы могли слышать и другие, кто оказался около:
- Неприятельские силы идут к берегам Крыма!
И тут же вышел на лестницу.
Когда из кабинета показались Меншиков и другие, в зале уже все знали страшную новость. Она промчалась по собранию почти мгновенно, как электрический ток.
Фаготы и кларнеты умолкли, но слышен был мощный бас адмиральши Берх: