Борис Флоря - Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления
Однако важно отметить, что критические замечания царя касались только заключительной статьи записки, о которой он написал: «33 статью отложили и велели вынять»[145]. Очевидно, поэтому ее не оказалось в тексте, опубликованном И. В. Галактионовым. Что же касается всех других предложений А. Л. Ордина-Нащокина, то о них царь в своем письме писал: «Статьи прочтены и зело благополучны и угодны Богу на небесах»[146]. О главной мысли этих статей – необходимости заключить с Речью Посполитой не только мир, но и союз – царь написал: «Союз – превеликое богоугодное дело и всего света любовь и радость»[147]. Содержание царского письма не позволяет согласиться с мнением 3. Вуйцика, что записка навлекла на А. Л. Ордина-Нащокина немилость царя, и он был отстранен от участия в переговорах[148].
Разумеется, было важно, последуют ли за одобрением предложений советника соответствующие конкретные шаги. В своем письме царь обещал: «с твердым разсуждением и с великим подкреплением, наказав, великих и полномочных послов отпустим по времени»[149]. Ход событий должен был показать, будет ли, и как и когда, это обещание выполнено.
Глава 3. Съезд в Дуровичах
Предполагалось, что А. Л. Ордин-Нащокин может вступить с уже приехавшими комиссарами в переговоры о мире еще до приезда главных представителей русской стороны, но комиссары на это не согласились[150]. Всё же определенные беседы с комиссарами у русского представителя состоялись. На беседе, имевшей место 16 апреля, комиссары затронули два вопроса, имевших серьезное значение для русской стороны. Комиссары выражали желание «роздирание бы междо Восточные церкви и Западные утишить и умирить». Они подчеркивали, что «каталицкая вера ближ всех вер к греческому закону», и более того, ожидали в случае соединения церквей «обнадеживания и помочи с вашие стороны», чтобы в Речи Посполитой «ариан, люторов и калвинов не было»[151]. Хотя А. Л. Ордин-Нащокин дипломатично ответил, что после заключения между государствами вечного мира «можно всякое благоустроение творить»[152], ясно, что при изложенных выше взглядах Алексея Михайловича на отношения между католическим и православным вероисповеданиями трудно было бы ожидать от него благосклонного отношения к идее соединения церквей.
Существенно иначе обстояло дело с другим затронутым в беседе вопросом. Комиссары, говоря о войне между Османской империей и Габсбургами и о том, что христианские государи уже «ратми» помогают «цесарю против турка», выражали надежду, что после заключения мира государи «всеми силами пойдут… против Турка». По их мнению, к союзникам тогда присоединится и крымский хан, «чтоб ему от Турка быть свободну». «А имеем, – говорили комиссары, – крепкую надежду, что нашим государством даст Бог от бусурман прибыли бес крови и без меча»[153], т. е., оказавшись перед лицом объединившихся христианских государств, султан будет вынужден без войны пойти на уступки. Очевидна близость этих высказываний к тому, что писал на эту тему А. Л. Ордин-Нащокин в своих записках. И такие высказывания были не единичны. Даже во время похода Яна Казимира в феврале 1664 г. литовский канцлер К. Пац говорил русскому гонцу Кириллу Шубину: «Как великие государи наши християнские склонятца к покою, и те, де, все мечи оборотим на бусурман»[154]. Все это свидетельствовало, что определенная почва для переговоров о союзе имеется, и, вероятно, вызвало надежды на благоприятный исход переговоров.
Главные представители русской стороны, ближайшие советники царя бояре кн. Н. И. Одоевский и кн. Ю. А. Долгорукий, приехали в Смоленск в конце мая 1664 г.[155], и в июне начались переговоры русской и польско-литовской делегаций. Ход переговоров, происходивших в селе Дуровичи, обстоятельно рассмотрен в книге 3. Вуйцика, посвященной предыстории заключения Андрусовского договора. Исследователь использовал и польские, и русские записи переговоров, а также письма комиссаров различным лицам и их переписку с Яном Казимиром и коронным канцлером М. Пражмовским, однако переписка великих послов с царем и военачальниками была ему известна лишь в пересказе СМ. Соловьева, который ввиду обобщающего характера своего труда использовал в нем лишь некоторые наиболее важные с его точки зрения документы. Между тем только полное использование этих материалов дает возможность установить, как, под воздействием каких факторов вырабатывалась, а затем изменялась позиция русской стороны на переговорах.
Как показано в книге 3. Вуйцика, комиссары Речи Посполитой приступали к переговорам, не имея инструкций. Лишь 26 мая н. ст. Ян Казимир и канцлер М. Пражмовский направили комиссарам указания затягивать переговоры до получения инструкций и занять на них твердую, неуступчивую позицию[156]. В лучшем положении в этом отношении находились великие послы. 24 мая к ним со стряпчим Иваном Петровым был отправлен тайный наказ[157]. Вместе с наказом к ним были отправлены «из вестовых отписок и роспросных речей статьи»[158]. В сопроводительной грамоте царя указывалось, что «много нового дела показалось от вестовых писем»[159]. Письма сообщали информацию прежде всего о положении на Правобережной Украине, где продолжалось восстание. Участники военных действий сообщали, что восстание охватило территорию Уманского, Браславского и Чигиринского полков, казаки которых присоединились к запорожцам во главе с Иваном Серко. К ним присоединились и «забожские черкасы». Польского ставленника Павла Тетерю «держатся толко Чигирин да Белоцерковскои полк», что связано было с тем, что в Чигирине находился польский гарнизон, а у Белой Церкви стоял с коронным войском С. Чарнецкий[160]. Из Чернигова сообщали о выступлении против польской власти «черкас» из Чернобыля, Брагина и Мозыря[161]. Все информаторы сообщали, что участники восстания хотят перейти под русскую власть. Ездивший к гетману Левобережной Украины дьяк Евстрат Фролов сообщал, что Брюховецкий перешел Днепр и намерен поставить гарнизоны в Черкассах и Каневе[162]. Участвовавший в походе Брюховецкого Вас. Кикин сообщал, что его войска идут к Чигирину[163].
Ряд сообщений говорил о том, что на Украине татар нет и их появления не ожидают. Хан боится покинуть Крым, опасаясь нападения калмыков, а его сын с Белгородской ордой отослан для участия в войне с императором[164]. В отправленной великим послам подборке была и отписка воевод Царицына, что калмыки 14 апреля выступили в поход на крымские улусы[165].
Подборка включала также ряд сообщений о состоянии литовской армии. Армия понесла серьезные потери во время похода Яна Казимира, «а иные, де, за скудостью многие из поляков разъехались», «помирают з голоду для того, что сенатори зборные хлебные запасы розвезли все по себе», и те, кто остались, если не получат жалованья, «из войска хотят разъехатца»[166]. К отпущенному «полонянику» Евсею Лаврову гетман М. Пац при его отъезде обратился со словами: «Бейте челом великому государю, чтоб Бог дал мир, а они, де, всем войском королевскому величеству били челом, чтоб он с великим государем мирился, как мочно»[167]. Наконец, к послам был отправлен еще один документ – грамота царя с предписанием затягивать переговоры до подхода к Смоленску войск во главе с кн. Я. К. Черкасским, которые 14 мая начали движение из Брянска[168]. В присланных послам бумагах ничего не говорилось о каких-либо масштабных военных акциях на Украине в поддержку развернувшегося там восстания. Как увидим далее, это не было случайностью.
Присланный послам наказ был весь посвящен вопросу об Украине. Послы должны были добиваться того, чтобы «рубеж бы учинить по Днепр». В самом крайнем случае следовало добиваться возвращения земель, утраченных в годы Смуты («Смоленска с 14 городами против прежних наказов»). Далее, однако, предписывалось «здешнеи стороны Днепра о черкасских городех и о Запорожье полским комиссарам говорить всякими мерами и отказать им в том впрямь». Таким образом, следовало твердо добиваться, чтобы Левобережная Украина вошла в состав Русского государства. Что касается Правобережной Украины, то царь и его советники, несмотря на значительные успехи развернувшегося там восстания, готовы были от нее отказаться ради прекращения войны и установления прочного мира.
Вместе с тем царь и его советники понимали, что их отказ от Правобережья не приведет к установлению порядка на этой территории. Если еще в 1662 г. поднимался вопрос о том, что власти Речи Посполитой должны послать войско и установить порядок на землях, от которых Россия отказывается, то теперь под влиянием нового опыта было выработано новое решение украинского вопроса. «О черкасах с обеих сторон, – говорилось в наказе, – говорить и стоять всякими мерами накрепко, что они – люди вольные, и какая то прибыль обоим государствам будет, что их напрасно в Крым отогнать и разорение и война всегдашняя от них принимать»[169]. Далее эти общие положения конкретизировались: в мирном договоре должно быть зафиксировано, что на Правобережье следует православных церквей «в костелы и в унею не превращать и черкас не винить ничем и дать воля»[170]. Таким образом, трезво оценивая возможности страны, уставшей от тяжелой, продолжавшейся уже 10 лет войны, и проявляя готовность отказаться от борьбы за Правобережье, царь и его советники стремились добиться стабильности в этом важном пограничном регионе с помощью предоставления определенных прав православной церкви и казачеству, что должно было быть зафиксировано в мирном договоре[171]. Аналогичные обязательства в отношении казачества, по-видимому, готова была взять на себя и русская сторона. Великие послы должны были обратить внимание своих партнеров на то, что если этого не будет сделано, казачество, защищая свои права, обратится к крымским татарам. Это предупреждение оказалось пророческим.
