Алла Намазова - Бельгийская революция 1830 года
Так как политический строй установили голландцы, то все оказалось целиком приспособлено к их интересам. Главные органы правительства и администрации находились в Голландии. Большинство важных государственных постов было отдано голландцам. Министры Вильгельма I — почти все голландцы (за исключением одного бельгийца — герцога Юрселя) — стремились упрочить верховенство за северными провинциями. Деятели первых лет — барон Гогендорп, Фальк, Ван Нагель, Ролль, протестовавшие иногда против единоличного правления Вильгельма, постепенно уступили место послушным и покладистым советникам (вроде министра юстиции Ван Маанена, служившего и изменявшего последовательно нескольким режимам до Вильгельма I и справедливо прозванного «злым гением короля», или министра внутренних дел Ван Гоббельшроу, или статс-секретаря Ван Стрефкерка, которого сравнивали с колоколом, либо безмолвным, либо издающим звуки только по воле господина).
До Вильгельма доходили сведения о недовольстве бельгийцев министрами. Отвечая на протесты жителей южных провинций, Вильгельм I заявил в 1820 г. на Генеральных штатах: «Почему обрушиваются на министров? Что такое министр? Абсолютно ничто! Я мог править без министров и могу назначить министром того, кто мне нравится, хотя бы одного из моих конюхов! Я, и только я несу ответственность!»[180] Четкое представление о действительном неравенстве при распределении должностей дают приводимые Жоржем Дюмоном данные:
Введение в 1822 г. голландского языка[181] в качестве обязательного для всех официальных и судебных документов вызвало бурю возмущения у бельгийцев, пользовавшихся обычно французским языком. Гнев и возмущение были настолько велики, что правительство сочло благоразумным в 1829 и 1830 гг.[182] отказаться от этой меры.
Издание сурового закона о печати, согласно которому журналисты и владельцы типографий должны были нести ответственность перед судом за содержание инкриминируемых статей наряду с редакторами и издателями газет, вызвало также широкое недовольство. Свобода печати, формально гарантированная основным законом, оставалась в действительности мертвой буквой. Преследованию властей подвергались все журналисты, допускавшие хотя бы незначительную критику правительственной политики. Так, один из журналистов города Брюгге, опубликовавший и прокомментировавший письмо из Рима в Гаагу, содержавшее всего лишь намеки на политику правящих кругов Нидерландского королевства, был арестован и посажен в тюрьму на два года. В Льеже издатель газеты «Mercure surveillant» также подвергся тюремному заключению на два месяца. Газета «L'Observateur belge» перестала выходить из-за того, что в ней была опубликована статья гентского пивовара Ван Стратена под названием «О современном положении Нидерландского королевства и о средствах его улучшения». Ван Стратена бросили в карцер, такая же участь постигла и его сына, отказавшегося давать показания против отца. Пострадали и семь адвокатов, которые попытались выступить в защиту Ван Стратена. Такова на деле была свобода печати в Нидерландском королевстве. Несмотря на процессы над прессой, газеты не боялись говорить громко и смело, часто задевая даже личность короля, и в каких словах: «Il ne faut qu'une minute, — писала и «Journal de Louvain» в мае 1829 г. — pour attacher une corde de chanvre a un cou royal. II n'en a pas fallu plus pour attacher un Capet sur la planche de la guillotine». («Минутное дело набросить веревку на королевскую шею. Большего и не потребовалось, чтобы повергнуть Капета на плаху гильотины»)[183].
В народе необычайно популярна была песенка, отражавшая патриотические настроения бельгийцев:
Oui, je suis Belge, moi,Je m'en glorifie,Et je suis fier, sur ma foi,Du nom de ma patrie.De me l'enlever jamais.On en sera le maitre,Je ne suis pas NeerlandaisEt je ne veux pas I'etre[184].Да, я Бельгиец,я себя этим прославляю.Клянусь, я горжусь именем моей РодиныИ никогда от этого не откажусь.Мы будем ее хозяевами.Я не НидерландецИ не хочу им быть.
Немалую роль среди причин, вызвавших буржуазную революцию в Бельгии, играло различие вероисповеданий между жителями северных и южных провинций королевства. На бельгийцев большое влияние оказывала католическая церковь, укрепившаяся здесь еще со времени испанского и австрийского господства. Голландия же была страной протестантской. Ряд статей основного закона, принятого в 1815 г., вызывал особенно резкие нападки со стороны бельгийского католического духовенства. Так, ст.191 представляла религиозным общинам одинаковые права; ст.192 делала все общественные должности доступными для всех граждан без различия религии. Католическая церковь не желала мириться с ограничением ее привилегированного положения; свое недовольство она выразила через епископов в так называемых «почтительных заявлениях» от 28 июня 1815 г. В июле и августе 1815 г. некоторые епископы составили пастырские наказы, в которых протестовали против свободы культов и против допущения ко всем званиям и должностям людей любого вероисповедания.
Источник такого свободолюбия следует искать в далекой истории бельгийских провинций. Пожалуй, нигде в Европе сознание свободы не просыпалось в народе так рано, как здесь. Со времен епископа Льежского Иотгера (X в.) известна следующая поговорка: «В Льеже всякий бедняк в своем доме король». Бельгийские города были очагами городских вольностей и оплотом личной свободы против феодализма. Бельгийцы, как валлоны из долины Мааса, так и фламандцы с берегов Шельды, всегда были, по словам их князей, «крепкоголовыми». Это слово, сказанное Карлом Смелым о жителях Гента, неумолимый герцог мог бы вполне применить и к валлонам из «пламенного города» Льежа, который он должен был разрушить до основания, чтобы хотя бы на время сломить его сопротивление.
Клерикальная оппозиция пережила три периода: с августа 1815 г. по июнь 1821 г., когда духовенство особенно нападало на основной закон; с 1821 г. до июня 1825 г. — период относительного спокойствия; с июня 1825 г. по октябрь 1829 г. духовенство боролось против законов об образовании.
В первый период католическая церковь в своих «почтительных заявлениях» от 28 июня 1815 г. писала: «Сообщение Вашего Величества относительно того, что новая конституция должна провозгласить свободу всех вероисповеданий, повергло в смущение все умы… Эта опасная система, как известно, представляет собою один из основных пунктов современной философии, которая была для нас источником стольких бедствий. Она явно ведет к безразличному отношению к религии, к уменьшению ее влияния и, наконец, к ее совершенному уничтожению»[185]. Газета «Spectateur Beige» в связи с этим писала: «Свобода вероисповедания ведет к безразличию, а это — к пренебрежению религией»[186]. Таким образом, католики признавали, что религия поддерживается или привилегиями, или принуждением.
Одновременно духовенство распространяло заявление к нотаблям, гласившее, что ни один католик не может принять конституцию, устанавливающую свободу вероисповедания в Бельгии. Наиболее влиятельным среди радикально настроенных клерикалов был епископ Гентский — Морис де Брольи. Несмотря на то что своим епископским саном он был обязан Наполеону I, Брольи не побоялся противостоять императору. За свое выступление в защиту прерогатив папства он поплатился трехлетним тюремным заключением. Таким же непримиримым показал себя Брольи и в период голландского господства. Морис де Брольи был автором изданного в 1815 г. «Jugement doctrinal», в котором присяга на верность конституции клеймилась как измена интересам религии[187]. В этом документе де Брольи не только повторял основные положения «почтительных заявлений», но и отклонял возможность допуска всех граждан без различия вероисповеданий к общественным должностям. Он запретил своим прихожанам подчиняться так или иначе соответствующим статьям основного закона. За непочтительное отношение к правительству де Брольи был вызван в брюссельский акцизный суд. Так как епископ не явился, суд заочно приговорил его к ссылке. Брольи эмигрировал во Францию, где и умер в изгнании 20 июля 1821 г.[188]
Главный викарий города Малин, епископы Турне и Намюра выступили с подобными же заявлениями. Позднее кардинал Консальви еще резче сформулировал притязания церкви в своем послании от 19 марта 1816 г. Высшие представители местного духовенства стремились таким образом сохранить за католической церковью господствующее положение и настаивали, кроме того, на своем праве входить в состав законодательного собрания.
Поведение епископов повлияло на бельгийских нотаблей, подавших голоса против конституции. Умеренные из среды духовенства сложили вскоре оружие борьбы и присягнули на верность конституции, но непримиримо настроенные упорно отказывались. Это относительное затишье продолжалось недолго.
