Сергей Карпущенко - «Стальной кит – повелитель мира»
– Ну, во-первых, никаких рыбаков я близко не видал. Потом, чего нам его бояться? Мы завтра уже в Лужской губе будем, а если и погонится за нами кто-нибудь, так мы просто ляжем на дно, и пусть они нас до посинения ищут, живодеры эти. Да я не побоюсь с ними и в открытый бой вступить! Теперь у нас с тобой автомат есть, молодец же ты, что его принес, да еще с запасными рожками!
И ребята принялись рассматривать оружие. Оказалось, что обзавелись они итальянской «береттой», автоматом сицилийской мафии. Маленький, легкий, с двумя рубчатыми рукоятками – одна впереди перед магазином, а вторая сзади, с удобными выемками для пальцев. Был здесь и металлический приклад, который можно было одним движением убрать или выдвинуть, подготовив оружие к бою. Вынули магазин и пересчитали патроны, небольшие, с закругленными на концах пулями в медных оболочках. Оказалось, что обойма рассчитана на тридцать патронов, но трех уже не было, потому что Кошмарик их уже потратил. Зато в принесенном им подсумке нашлось еще три полных магазина, и мальчики, пересчитав патроны, поняли, что они стали сущими богачами. Они казались себе неуязвимыми и непобедимыми, способными одержать верх над врагами, готовыми перейти им дорогу.
Особенно был горд собой Кошмарик, ведь главным героем дня стал именно он. Из тайников своего сердца вышло на поверхность чувство превосходства над Володей, и Иринка, нравившаяся ему, была призвана превратиться в арбитра в поединке. Открыто Кошмарик не вызывал на поединок своего друга Володю, но теперь он решил во что бы то ни стало совершить еще один подвиг, чтобы окончательно «свалить» соперника, вознестись в глазах девочки на недосягаемую высоту.
– Да хватит вам все о патронах да о прикладах говорить! – прервала увлеченных оружием ребят Иринка. – Я уже умираю от голода, ведь чуть ли не с утра ничего не ела! Где твоя рыба, Кошмарик? Где печенье, тушенка?
Да, в суматохе операции по спасению Эдуарда, которого, как оказалось, спасать не следовало, была потеряна не только рыба, но и печенье. Хорошо еще, что Иринка вернула на «Стальной кит» керосинку. Не пропала и банка с тушенкой, но все равно предстоящий ужин всем казался заслуживающим внимания даже со стороны стосковавшегося по пище желудка.
– Ладно, мальчики, – вздохнув, сказала Ирина, – открывайте банку. Поедим мяса и запьем его кипятком.
Вдруг через открытый люк, откуда сидящим в субмарине открывался розовый овал неба, влетел какой-то бодрый мотив – играла музыка, как видно, на проплывавшем мимо судне. Кошмарика точно ошпарило, он метнулся к трапу, вскарабкался по нему наверх, с полминуты, высунувшись наполовину, следил за чем-то, а потом спрыгнул вниз.
– Ну, Ирина, кажись, разживемся мы сейчас шамовкой! – азартно сказал он, зачем-то хлопнув в ладоши. – Володька, где твоя лодка и канат с крюком?
– Вон, у газового баллона сложена, – показал Володя. – А тебе зачем? Поплавать, что ли, захотел по ночному заливу?
– Ага, поплавать, – согласился Ленька. – Там рядом с нами паром прогулочный проходит, господ для прогулки вывез, вот я и смотаю к нему, заберусь – там борт невысокий – да и куплю чего-нибудь пожрать! – А потом Ленька эдак по-пиратски улыбнулся, показывая свои мелкие острые зубки, и сказал: – А живодерня-то все горит! Даже не думал, что так долго полыхать будет, из пластика, наверно, – дерево давно бы все выгорело…
Но Иринке, для которой и говорилась эта фраза, не понравились слова Кошмарика, и она принялась читать ему проповедь о любви к ближнему, о том, что какими бы отвратительными ни были люди, с ними нельзя было поступать так жестоко. Нужно, говорила девочка, вначале попытаться убедить человека, показать ему неправоту его поведения, поступка. Ведь во всех людях, горячо утверждала Иринка, есть семена доброты, а поэтому следовало попытаться отыскать эти семена и создать условия для их всхода.
Нет, Кошмарик не сердился на девочку, нравившуюся ему с каждым часом все сильнее и сильнее. Он просто улыбался, осматривая лодку, крутил своим тонким носиком и время от времени вставлял колкие фразы о том, что-де будь она на яхте, в ее трюме, где стояли холодильники с человеческими внутренностями и стол для работы живодеров, где тебе обещали стать донором богатых, но больных людей, то пришлось бы сменить доброе отношение к этим извергам на ненависть.
– Этих зверей уже не перевоспитаешь, – веско заявил Кошмарик. – Нет, они даже хуже зверей! Звери-то, они же друг друга от голода жрут, а эти для того других людей убивают, чтобы красивую жизнь вести – машинки всякие импортные иметь хотят, с женщинами шикарными водиться, пить не водку, а коньяк, к примеру. Вот и посмотри, Ирина: если этим выродкам ради комфорта не жалко людей ножами резать, можно ли их перевоспитать твоей добротой? Да плевать им на все твои проповеди!
Иринка хоть и осталась верна силе добра, но промолчала. Промолчал и Володя, который, несмотря на свою ненависть к живодерам, понимал, что с ними поступили крутовато. Он был уверен в том, что Эдуард не доплыл до форта, а те, кто остался в морской крепости, умрут от голода, если их не подберут случайно заплывшие туда люди. Однако покамест голод мучил самих членов экипажа «Стального кита», поэтому намерение Кошмарика попытаться добыть еды на проплывавшем мимо пароме было воспринято – по крайней мере Володей – с одобрением.
– Ну ладно, не поминайте лихом! – Кошмарик, схватив в охапку резиновую лодку, стал подниматься вверх по трапу. – Я буду наверху надувать «резинку», а ты правь за паромом, а то он может далеко отплыть. А мог бы ты, в случае чего, под воду уйти? – спросил он, находясь уже на трапе.
– А зачем тебе? – удивился Володя.
– Ну, чтоб невидимым стать для этих… на пароме. Может, там опять какая-нибудь сволочная компания гуляет…
– Если будет необходимо, осуществим погружение, не беспокойся. Ты, надеюсь, недолго там будешь прохлаждаться? Купи что надо – и назад. Хлеба не забудь, а то потратишь все деньги на шоколад, я знаю тебя.
– Не боись, самой лучшей шамовки принесу, – заверил Володю Кошмарик и вылез на «спину» субмарины, где стал быстро пыхтеть «лягушкой», накачивая небольшую лодку.
В это время Володя принялся догонять паром, с которого неслась лихая музыка и на палубе которого горела иллюминация. По всему было видно, что на судне жизнь не то что бьет ключом, а бурлит водопадом. Скоро резиновая лодка была готова к плаванию. Иринка подала Кошмарику наверх весла и канат с тройным крюком, чтобы можно было зацепиться за борт парома, и Ленька, крикнув в трюм: «Арриведерчи!» – спустил на свинцовую, в розовых всполохах воду залива свое убогое суденышко. Поначалу он плыл, прикрепившись к двигавшемуся «Стальному киту», как это делают в океане рыбы-прилипалы, но когда Кошмарик увидел, что расстояние между ним и паромом значительно сократилось, потому что прогулочное судно практически не двигалось, остановившись посреди ночного залива, Ленька двинул к парому на веслах и вскоре подплыл под его борт.
Нет, с близкого расстояния борт парома не казался таким низким, каким выглядел со стороны, но Кошмарика это обстоятельство не слишком обескуражило. Смотав канат кольцами наподобие лассо, он, размахнувшись, забросил его конец, утяжеленный тройным крюком, вверх и сразу почувствовал, потянув на себя, что крюк надежно зацепился за борт.
– Порядок! – вслух произнес Ленька, привязывая другой конец каната к лодке, чтобы ее не унесло волной.
Кроссовки на резиновой подошве помешали Кошмарику скользить по гладкой поверхности борта, когда Ленька забирался наверх, – всего минута потребовалась для этого. На его счастье, в том месте, где влез Кошмарик, никто не прогуливался, и Ленька сразу же привязал канат к перилам борта и снова произнес: «Порядок». Но вот теперь, когда первая часть операции была успешно завершена, Кошмарик растерялся, не зная, куда идти и к кому обращаться. Вначале Ленька бросил взгляд на залив, как бы изучая пути к возможному отступлению. «Стальной кит», повернувшись носом в сторону парома, стоял метрах в тридцати от его борта, и, надо сказать, в сумерках подводная лодка, поблескивавшая металлическим корпусом, выглядела довольно зловеще.
Желая казаться непринужденным на тот случай, если его остановят, Кошмарик засунул руки в карманы и, насвистывая и даже покачиваясь в такт звучавшей мелодии, пошел вдоль борта. Скоро стали встречаться люди; веселые, полупьяные, довольные жизнью и самими собой, они выходили на палубу, вдоволь потанцевав, выпив и вкусно закусив. Мужчины обнимали женщин и смеялись так громко, что казалось, они это делали нарочно, чтобы еще больше усилить состояние приподнятости духа, радости и довольства жизнью. На Кошмарика никто не обращал внимания, принимая его, наверное, за юнгу или за какого-то «боя», прислуживавшего на этом веселом корабле. И Кошмарик, заметив это, сразу осмелел, заглянул в одну из кают, дверь которой была распахнута настежь. Здесь был полумрак и светилась разноцветными огнями лишь стойка бара, блиставшая стеклом разноцветных бутылок.
