Вадим Медведев - РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»

Отношения с каждой из стран складывались, конечно, по-особому, отражая их специфику и исторические тенденции, геополитические моменты, всю совокупность факторов внутреннего и международного порядка. Рассказ о них, думаю, представит немалый интерес для читателя.

Глава вторая. Такое многоликое содружество

«Братушки»

Особое место в советском блоке занимала Болгария. У болгарского народа исторически сложилось отношение к России, Советскому Союзу как к старшему брату, готовому в любой момент прийти на помощь, гаранту и защитнику интересов Болгарии на международной арене. Она была наиболее верным и надежным союзником, во всем – и во внутренней, и во внешней политике – безапелляционно поддерживавшим Советский Союз, априори исходя из того, что правда всегда на стороне советского руководства.

Такая позиция, конечно, не оставалась безответной. В значительной степени благодаря братскому сотрудничеству с Советским Союзом, щедрой советской помощи Болгария добилась серьезного прогресса в наращивании своего экономического потенциала и в повышении жизненного уровня народа.

Неудивительно, что в Болгарии был скопирован с Советского Союза и авторитарный политический режим, ядром которого явилась БКП. А в партии сложилась, по сути дела, ничем не ограниченная власть одного человека, пожалуй, даже большая, чем в КПСС, с примесью восточного деспотизма, одиозными проявлениями культа личности.

Несмотря на провозглашенные ее уставом демократические принципы, вся партия сверху донизу строилась на безграничной власти первых лиц, фактически неподконтрольных своему электорату, коллективным партийным органам и тем более партийным массам. Вся система выдвижения, перестановки кадров покоилась на оценках и указаниях сверху. Для Генерального секретаря «верха» же вообще не существовало. Пользуясь этим, Тодор Живков за длительный срок своего руководства создал систему своего личного господства, превратился в эпицентр авторитарной системы.

Была, правда, Москва… Но Т. Живков всей своей деятельностью давал понять, что он имеет полную и неограниченную поддержку советского руководства, что его политика всецело одобряется Москвой. И это в доперестроечный период было недалеко от истины. Ценя верноподданнические чувства Живкова, Брежнев неизменно высоко ставил его деятельность, не замечая или стараясь не замечать его грехи и слабости, хитрости, которые постепенно перерастали в коварство и двойную игру.

Немалое место в арсенале методов укрепления своей власти Живков отводил периодическим перетряскам партийного и государственного аппарата, многочисленным реорганизациям, следовавшим одна за другой и никогда не доводившимся до конца. Это позволило ему все время перемещать кадры, не давая возможности сложиться каким-то структурам, группам с малейшим намеком на несогласие или тем более оппозицию к нему.

Людей творческих, самостоятельно мыслящих, не желавших смотреть ему в рот, Живков под разными предлогами удалял из руководства. Такая судьба постигла целую плеяду авторитетных деятелей: бывших вторых секретарей ЦК – Бориса Велчева, Александра Лилова, Чудомира Александрова, председателя Совета Министров Станко Тодорова, способного философа, секретаря ЦК БКП по идеологии Стояна Михайлова.

Дамокловым мечом угроза увольнения постоянно висела над министром иностранных дел Петром Младеновым, заместителем председателя правительства Андреем Лукановым, секретарем ЦК БКП по международным вопросам Димитром Станишевым и другими честными, современно мыслящими деятелями.

Для того чтобы держать в повиновении своих потенциальных критиков, Живков тщательно собирал на них компроматы, не останавливаясь перед фабрикациями. У одного жена оказалась дочерью человека, якобы сотрудничавшего в годы войны с властями, у другого жена выступила в поддержку неформального экологического движения и т. д.

Вместе с тем Живков приближал к себе людей серых, неприметных, но лично преданных ему, к тому же националистически настроенных, а то и с явно прозападной ориентацией. Это и Милко Балев, которого он до последнего момента прочил себе в преемники, Гриша Филиппов и другие. Всячески оберегал их от критики, и они ему платили верноподданническим отношением, восхваляя деяния «выдающегося сына болгарского народа». Немалое раздражение у болгар вызывало стремление Живкова выдвинуть на авансцену своих родственников – сначала дочь Людмилу, а затем и сына Владимира.

При всем этом хитрый Живков стремился создать себе имидж человека современного, ищущего, стремящегося опереться на научную мысль.

Настоящей его страстью, способом удовлетворения амбиций стало составление обширных многословных тезисов и других «теоретических» документов. Это была эклектическая смесь каких-то обрывков современных социальных теорий, наивных доморощенных рассуждений, высокопарных деклараций. На всем этом лежала печать провинциализма, теоретических потуг и примитивизма. Тем не менее такие документы направлялись в Москву «для консультаций».

Живков вроде бы даже поощрял общественные науки, поддерживал развитие гуманитарных научных центров, проведение различного рода конференций, симпозиумов, семинаров, но в той мере, в какой это отвечало его интересам, служило апологетике его системы, во всяком случае не угрожало ей. Но как только это выходило из верноподданнических рамок и приобретало действительно серьезный аналитический характер, прилагалось к условиям Болгарии, следовала немедленная жесткая реакция со стороны высшего руководства. Так произошло с группой профессоров Софийского университета, осмелившихся на критические замечания в адрес существовавших в Болгарии порядков. Преследованиям подвергался и нынешний президент Болгарии философ Желю Желев.

Был у Живкова еще один хитрый прием. Он стремился где-то на полшага бежать впереди Советского Союза и других соцстран. Очень любил приглашать в Софию или Варну советских ученых. Постоянными собеседниками болгарского руководителя были А.Г. Аганбегян, Г.А. Арбатов. Выслушивая их, он стремился перехватывать некоторые «модные» идеи и побыстрее запускать их у себя в Болгарии. Это, кстати говоря, делал он по некоторым экономическим и социальным вопросам и в начальный период нашей перестройки. Получалась двойная выгода: с одной стороны, демонстрация единства с Советским Союзом, а с другой – показ своей прогрессивности, соответствия духу времени и т. д.

В области внешней политики Живков, конечно, не мог не считаться с абсолютно преобладавшим стремлением болгарского народа укреплять союзные связи с СССР, но и здесь чем дальше, тем больше втягивался в двойную игру. С одной стороны, демонстрировал свою верность Советскому Союзу, не упуская случая повторять, что Болгария чуть ли не шестнадцатая республика, и выдвигая грандиозные программы всестороннего сближения Болгарии и Советского Союза, создания единой кровеносной системы и т. д. С другой – заигрывал с Западом, вел закулисные контакты с ФРГ и некоторыми другими западными странами. Носился с идеей превращения Болгарии то ли в мини-Японию, то ли в мини-ФРГ, собрал вокруг себя деятелей прозападного толка.

На словах выступая за экономическую интеграцию с Советским Союзом, на деле болгарский руководитель препятствовал созданию совместных предприятий, проектов, если болгарской стороне они не сулили преимуществ.

По сути дела, без координации с Советским Союзом Болгария пошла на осуществление амбициозной программы развития микроэлектроники с намерением выйти на мировой рынок. Ее несостоятельность обнаружилась, как только стали ощущаться отсутствие собственной элементной базы и трудности со сбытом продукции. Тогда обратились к Советскому Союзу за помощью.

Конечно, выходы на Запад стимулировались технологическим отставанием Советского Союза, сужавшим возможности сотрудничества в ряде важных областей промышленности, высоких технологий и т. д. Но дело не только в этом, а и в общем повороте болгар к Западу. Это отразилось и на общественном мнении, и на повседневной жизни, особенно в сфере услуг. Руководство не только не противодействовало такого рода настроениям, а, по-видимому, оказалось у них в плену.

Истинная сущность Живкова как политического деятеля, пожалуй, ярче всего проявилась в его национальной политике внутри страны. Под предлогом сохранения болгарского этноса в Болгарии в течение ряда лет проводилась широкая кампания по оболгариванию турецкого населения, вплоть до изменения мусульманских фамилий и имен на болгарские. Она сопровождалась массовым насилием по отношению к этническим туркам, а также к болгарам магометанского вероисповедания. Аргументировалось это тем, что в связи с высокой рождаемостью среди мусульманского населения и низкой рождаемостью у болгар возникает угроза превращения большинства болгарского населения в мусульман. В этой кампании Живков пытался заручиться даже нашей поддержкой. Здесь его аргументация была вообще довольно странной: дескать, турецкую проблему в Болгарии надо решить для укрепления крайнего южного фланга Варшавского Договора, якобы ненадежного по причине большой численности турецкого населения. Как будто можно добиться надежности этого путем применения насильственных мер по отношению к этническим туркам. Результат оболгаривания турок был прямо противоположным – обстановка в Болгарии накалилась до предела, среди турок и помаков (болгар магометанского вероисповедания) начались волнения, индивидуальные и групповые выступления против власти.