Наша толпа. Великие еврейские семьи Нью-Йорка - Стивен Бирмингем
Все, кто знал его, понимали, что он имеет в виду. Он снова и снова отказывался участвовать в займах, в которых участвовала царская Россия. Он предсказывал, а фактически поощрял революцию в России. Он способствовал тому, что Россия проиграла войну с Японией. В знак протеста против массового убийства российских евреев в Одессе в 1905 году он обратился к президенту Рузвельту с просьбой призвать Конгресс к действиям против царского правительства и добился того, что Рузвельт написал личное письмо царю. После выступления Якоба наступило короткое молчание. Затем он предложил уйти из Kuhn, Loeb, чтобы не быть связанным с займом. Разумеется, его предложение об отставке было немедленно и единогласно отвергнуто. Лорду Редингу фирма направила короткую записку, в которой просила освободить ее от участия.
Вечером, выходя из офиса, Отто Кан с сожалением сказал Морти: «Старик сегодня был великолепен, но подожди, пока ты увидишь утренние газеты». Конечно, заголовки газет гласили:
KUHN, LOEB, GERMAN BANKERS,
ОТКАЗЫВАЮТСЯ ПОМОГАТЬ СОЮЗНИКАМ
Как будто на дверь Kuhn, Loeb повесили похоронный венок. Если реакция в Нью-Йорке была шокированной и молчаливой, то реакция в Лондоне была гневной и шумной. В одночасье имя Kuhn, Loeb стало неупоминаемым в любом городе. Двери по обе стороны Атлантики, которые до этого были открыты, внезапно закрылись.
Казалось, Отто Кан должен был что-то предпринять. Конечно, никто не мог с полным основанием назвать его прогермански настроенным. Уже с 1907 года Кан котировался как эксперт по европейским делам, а в своих выступлениях выражал сожаление по поводу того, что Германией «постепенно овладевает демоническое, навязчивое поклонение силе и стремление к мировому господству». Немецкий народ, по его словам, был «введен в заблуждение, развращен и систематически отравлен прусским правящим классом, его сознание извращено, а моральные устои сгнили». Еще мальчиком в Мангейме он видел, как прусский дух «безжалостно разрушает старую Германию, которая была мне дорога, с которой я был связан кровными узами, приятными воспоминаниями и заветными чувствами». Во время последующих поездок в Германию он наблюдал то, что он называл «зловещей трансмутацией», которую пруссачество произвело в Германии и которая, по его мнению, представляла угрозу для всего мира. Кан читал Шопенгауэра и Ницше и лучше, чем большинство американцев, понимал некоторые доктрины — «воля к войне, воля к власти и воля к превосходству», — которыми руководствовалась немецкая мысль. Осенью 1914 г. он приказал Гатти-Касацца исключить все немецкие оперы из репертуара Метрополитен на время европейской войны, и его целью было, прежде всего, прекратить исполнение произведений Вагнера, которые, по его мнению, «перевели философию Ницше «Übermensch» на язык, вызывающий тревогу и понятный даже неграмотным». Это было нелегко сделать, ведь музыка Вагнера была, пожалуй, самой большой его любовью. И, наконец, конечно, нелегкой была его собственная антинемецкая позиция. Как и у Феликса Варбурга, и у многих других американцев немецкого происхождения, выступавших за союз, у Отто Кана были друзья и родственники в Германии и в немецкой армии.
Например, его сестра была замужем за человеком по имени Феликс Дойч, который возглавлял одну из крупнейших в Германии корпораций коммунального хозяйства. В марте 1915 г. Кан написал своему шурину письмо, в котором выражал сожаление по поводу объявления войны Германии, считал, что Германия спровоцировала войну, и что «изнасилование Бельгии» заставляет его стыдиться того, что он немецкого происхождения. Дойч ответил отрывисто и неприязненно, и это побудило Кана написать Дойчу письмо на двадцати трех страницах, в котором он изложил все свои чувства. Письмо, на написание которого ушло четыре дня, показывает его как стилиста особой силы. Он обвиняет пруссачество в том, что оно выбросило за борт все, что цивилизация и гуманитарный прогресс веков сделали для уменьшения жестокости, ненависти и страданий, порождаемых войной, и для защиты некомбатантов от ее ужасов... Нарушение невинной Бельгии, вопреки торжественным договорам, и невыразимое обращение с ее народом, бомбардировка без предупреждения открытых мест (которую первой стала практиковать Германия), разрушение великих памятников искусства, принадлежащих всему человечеству, ужас «Лузитании», разрывы мин, применение отравляющих газов, вызывающих смерть от пыток или неизлечимых болезней, захват заложников — таковы факты, которые невоюющие страны предъявляют Германии. ... Подобные слова и идеи ваши представители встречают с презрением, называя их пустыми фразами и сентиментами. Если это только фразы, то вся борьба мира за подъем в течение бесконечных лет была основана на сентиментальности».
Толстое письмо Кана к Дойчу было замечено французским цензором, который в ходе обычной проверки вскрыл его, чтобы посмотреть, что же говорит великий американский финансист великому немецкому промышленнику. Вскоре он понял, что у него есть нечто, возможно, очень важное. Он скопировал письмо, отправил оригинал дальше, а копию передал министру информации Франции. Оттуда оно попало в Англию, и очень скоро копия письма Кана оказалась в каждом иностранном ведомстве союзников. Выдержки и перепечатки на немецком языке в массовом количестве вскоре стали одним из основных элементов пропаганды союзников и разбрасывались над Германией с самолетов. Кан поначалу был не очень доволен таким развитием событий, поскольку не предполагал использовать свое письмо к шурину в качестве антигерманской листовки. Однако вскоре после отказа Якоба Шиффа от участия в займе союзников Кан, пытаясь хоть немного снять с Kuhn, Loeb нависшую над ними тень, разрешил опубликовать свое знаменитое письмо в газете New York Times.
Он продолжил свою работу по выводу фирмы из неудачного положения. И он, и Морти Шифф попросили сделать частные взносы в счет займа союзников — Кан внес 100 тыс. долларов, и это тоже помогло. Кан, который всегда был англофилом и до сих пор является британским подданным, в течение нескольких лет содержал в Лондоне большой дом St. Dunstan's в Риджентс-парке, который имел четырнадцать акров сада и территории и являлся одним из главных достопримечательностей английской столицы. Во время принятия Якобом Шиффом решения об отказе в кредите в окна St. Dunstan's бросали «соды земли», и теперь Кан решил сделать определенный ход, чтобы привлечь на свою сторону общественное и финансовое сообщество Англии.
В настоящее время лондонская газета «Таймс» сообщает:
Король и королева проявляют большой интерес к завершенным мероприятиям по обеспечению благосостояния офицеров и солдат обеих служб, потерявших зрение во время войны. Эта программа находится в ведении Комитета слепых солдат и моряков, председателем которого является г-н К. Артур Пирсон.
Г-н Отто Кан щедро предоставил в распоряжение комитета общежитие Святого Дунстана, на территории которого будет оборудован клуб под открытым небом, где слепых, желающих жить в деревне, будут обучать птицеводству, работе в саду и на ферме, ориентированию на местности,
