Алексей Павлюков - Ежов. Биография
По всей видимости, на том же совещании у Сталина Берия получил санкцию на арест и некоторых других руководящих работников НКВД, в частности начальника Оперативного отдела И. П. Попашенко, арестованного в тот же день, начальника Управления НКВД по Ленинградской области М. И. Литвина и других.
Своему ближайшему соратнику М. И. Литвину Ежов позвонил 10 ноября, предложив приехать в Москву с материалами для утверждения в должности начальников районных отделов НКВД. Причина вызова показалась Литвину странной, и он поинтересовался, нельзя ли повременить с отъездом три или четыре дня. Ежов ответил, что нельзя, и дал понять, что от него это не зависит. На следующий день Литвин позвонил и снова стал выяснять, нельзя ли ему задержаться. Ежов ответил отказом, и тогда Литвин как бы в шутку спросил: «Так что же мне собираться с манатками?». Ежов, который в это время уже был уверен в том, что его телефон прослушивается, ничего не ответил, и Литвин понял все сам. Вечером 12 ноября, за несколько часов до намеченного выезда в Москву, он застрелился у себя на квартире, оставив две записки, содержание которых до сих пор не известно{427}.
Это было второе за неделю самоубийство руководящего работника НКВД: 6 ноября, получив приказ явиться к Берии и предвидя, что будет арестован, застрелился начальник Управления комендатуры Кремля Ф. В. Рогов.
Иначе повел себя нарком внутренних дел Украины А. И. Успенский. Еще в сентябре, почувствовав, как изменилась обстановка в НКВД с приходом Берии, он дал указание подчиненным предоставить ему несколько фиктивных удостоверений личности, которые якобы необходимо было отправить в Москву. Одно из них, больше подходящее ему по возрасту, Успенский оставил у себя, а остальные уничтожил.
14 ноября Ежов сообщил Успенскому по телефону, что того вызывают в Москву, и из этого разговора Успенский понял, что пришла его очередь. Написав записку о том, что кончает жизнь самоубийством и что искать его труп следует на дне Днепра, Успенский поручил жене купить ему билет до Воронежа и в ту же ночь уехал из Киева. Не доезжая Воронежа, он сошел в Курске, несколько дней прожил в семье какого-то паровозного машиниста, затем поехал в Архангельск, рассчитывая завербоваться на лесозаготовки. Но так как внешне он мало напоминал рабочего, каковым числился по документам, к нему отнеслись с подозрением и на работу не взяли. Успенский перебрался в Калугу, затем в Москву, обратно в Калугу, потом были Муром, Казань, Арзамас, Свердловск и, наконец, Миасс, где он собирался наняться на золотые прииски. Однако этому помешал его арест на вокзале Миасса 16 апреля 1939 г., положивший конец пятимесячным странствиям Успенского по стране.
В отличие от Успенского, Литвина, Рогова или Люшкова, большинство высокопоставленных наркомвнудельцев отдавало себя в руки Берии без сопротивления. В те же ноябрьские дни 1938 г. были арестованы такие известные чекисты, как начальник 1-го спецотдела НКВД (до октября 1938 г. — начальник Секретариата НКВД) И. И. Шапиро, начальник Главного управления лагерей И. И. Плинер, нарком внутренних дел Азербайджана М. Г. Раев, и другие, а также отец-основатель северокавказской школы чекистов, заместитель Ежова по Наркомату водного транспорта Е. Г. Евдокимов.
Авторитет Ежова в НКВД упал к тому времени до самой низкой отметки. С ним уже мало кто считался, большинство руководителей подразделений предпочитали докладывать о делах не ему, а Берии, а самые прозорливые начальники региональных управлений и наркоматов внутренних дел в направляемые на имя Берии сводки агентурных донесений о настроениях среди населения стали включать высказывания граждан о том, что Ежова, по-видимому, скоро снимут за перегибы.
* * *Исчерпав поставленные задачи, массовый террор постепенно сходил на нет, и пора было уже подумать о том, как политически и юридически оформить возвращение к практике обычного, то есть умеренного, репрессирования.
8 октября 1938 года решением Политбюро создается комиссия во главе с Ежовым при участии Берии, Вышинского, Маленкова и наркома юстиции СССР Н. М. Рычкова, которой поручается в десятидневный срок подготовить проект постановления ЦК, Совнаркома и НКВД о новой установке в отношении арестов, прокурорского надзора и ведения следствия.
Почему комиссия была создана именно 8 октября и почему на ее деятельность было отведено всего десять дней — неясно. До окончания работы региональных судебных «троек», созданных в соответствии с решением Политбюро от 15 сентября 1938 г. (о чем говорилось выше), оставалось больше месяца, и раньше этого срока никаких новшеств в технологию репрессий вносить не имело смысла. Их и не вносили. Десять дней истекли, затем еще десять и еще, но никаких новых установок так и не появилось.
15 ноября 1938 г. в своем рабочем кабинете в Кремле вождь проводил очередную встречу с соратниками. Заседание началось в шесть часов вечера и продолжалось три с половиной часа. Помимо Сталина в нем принимали участие сначала только Молотов и Ежов, затем были приглашены и некоторые другие лица. О характере состоявшегося обсуждения можно судить по тем решениям, которые методом опроса принимало в тот день Политбюро. Всего за 15 ноября Политбюро рассмотрело 15 вопросов, первый из которых, поскольку нумерация была сквозной, шел под номером 97, последний — под номером 111.
Под пунктом 99 значилось утверждение состава особых судебных «троек» по Хабаровскому и Приморскому краям. Оба они были образованы месяц назад взамен упраздненного Дальневосточного края, и теперь в каждом из них нужно было создать орган, рассматривающий следственные дела по национальным контингентом в рамках заканчивающейся «массовой операции».
В 18 часов 25 минут в кабинет Сталина был приглашен бывший начальник Отдела водного транспорта, шоссейных дорог и связи ГУГБ НКВД В. В. Ярцев. Направленный весной 1938 г. в качестве правительственного комиссара в Сахалинскую область, он попал там в авиакатастрофу, долго лечился и теперь, выздоровев, получил аудиенцию у вождя по случаю нового назначения. В кабинете у Сталина Ярцев пробыл полчаса, и результатом этого визита стало решение Политбюро под номером 104 о назначении Ярцева первым заместителем наркома связи СССР.
В 19 часов 30 минут прибыл Берия, после чего на свет появляется решение Политбюро номер 108, упрощающее применение пограничниками оружия при обнаружении нарушителей границы.
Наконец, в 19 часов 55 минут порог кабинета Сталина переступает Прокурор СССР А. Я. Вышинский, и происходит главное событие не только этого дня, но и всего 1938 года. Итогом 55-минутного общения Вышинского со Сталиным, происходившего в присутствии находящихся в кабинете вождя Молотова, Ежова, Берии и Маленкова, становится решение Политбюро под номером 110, гласящее:
«Утвердить следующий проект директивы СНК СССР и ЦК ВКП(б) наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам областных, краевых управлений НКВД, прокурорам храев, областей, автономных и союзных республик, прокурорам военных округов, железнодорожного и водного транспорта, председателям Верховного Суда СССР, верховных судов союзных и автономных республик, Военной коллегии Верховного Суда СССР, председателям трибуналов военных округов. Секретарям ЦК нацкомпартий, обкомов, крайкомов.
«Строжайше приказывается:
1. Приостановить с 16 ноября сего года впредь до распоряжения рассмотрение всех дел на тройках, в военных трибуналах и в Военной коллегии Верховного Суда СССР, направленных на их рассмотрение в порядке особых приказов или в ином упрощенном порядке.
2. Обязать прокуроров военных округов, краев и областей, автономных и союзных республик проследить за точным и немедленным исполнением. Об исполнении донести НКВД СССР и Прокурору Союза ССР.
Пред. СНК СССР
В. Молотов
Секр. ЦК ВКП(б)
И. Сталин»{428}.
На первый взгляд, принятое Сталиным решение производит впечатление спонтанного. Несмотря на то, что именно 15 ноября истекал двухмесячный срок, отведенный для завершения операции по национальным линиям (о чем уже говорилось выше), утверждение в тот день персонального состава особых судебных «троек» по Хабаровскому и Приморскому краям, казалось бы, свидетельствовало о намерении продолжать эту работу и дальше. Во всяком случае, трудно было ожидать, что спустя каких-нибудь три часа деятельность всех «троек» в стране приказано будет приостановить.
Основанием для такого решения могли стать только какие-то серьезные факты злоупотребления властью при проведении «массовой операции», о которых главный прокурор страны сообщил в ходе состоявшейся встречи. Однако трудно представить, чтобы Вышинский отважился беседовать со Сталиным на такие щекотливые темы в присутствии третьих лиц, не согласовав с ним предварительно хотя бы основные положения своего доклада. Да и сам Сталин не был человеком, готовым, поддавшись эмоциям, принимать решения по принципиальным вопросам, которые не входили в его первоначальные планы. Скорее всего, вождь был в курсе того, о чем прокурор намеревался ему доложить, но предпочел, чтобы в глазах присутствующих на заседании Молотова, Ежова, Берии и Маленкова принятое им решение выглядело как естественная реакция на те неприглядные факты, о которых поведал Вышинский.
