История евреев от древнейших времен до настоящего. Том 10 - Генрих Грец
Блестящее положение евреев в Турции вызывало в них стремление отыскать в прошлой их истории аналогичные блестящие эпохи. Для выполнения этой задачи всего более подходил хромой странник, Исаак Акриии, который проживал во многих странах и занимаясь собиранием редких сочинений. После долгих скитаний и лишений, он, наконец, причалил к тихой пристани; его поддерживала еврейская меценатка, Эсфирь Киера; позже он сделался домашним ученым герцога Наксосского и имел много времени для удовлетворения своей страсти. Он выбрал из своей коллекции два сочинения, содержание коих во многом напоминало положение турецких евреев в то время, и издал их под заглавием: «Голос радостного вестника». Это были: исторические рассказы об экзилархе Бостанае, родом будто из дома Давидова, находившемся в милости у первого калифа, Омара, и женившемся на дочери персидского короля, и переписка еврейского государственного мужа, Хасдая ибн-Шапрут, в Испании, с еврейским королем хазаров, Иосифом.
Даже еврейская поэзия принесла некоторые цветы, хотя осенние, на которых лежал отпечаток холодного солнца и сырого тумана, все же благотворно выделявшиеся на фоне безотрадной зимней пустоты других местностей и последующего времени. Но более самих произведений интересен их вдохновитель, Ибн-Яхия, один из отпрысков турецкой линии этой широко разветвленной семьи, которая в целом ряде поколений сохранила аристократизм ума и сердца её племени. Родоначальник Яков Там, сын Гедалия ибн Яхия, внук Моисей и правнук Гедалия ибн-Яхия II все с большой талмудической ученостью соединяли любовь к науке. Во время чумы Моисей ибн Яхия не только жертвовал тысячи дукатов в пользу пострадавших, но и бесстрашно ухаживал за больными, подвергая свою жизнь большой опасности. Его гостеприимство не делало никакого различия между приверженцами различных вероисповеданий. Его сын, Гедалия, мудрец и красноречивый оратор, подражал отцу в его добродетелях, присоединяя к ним еще любовь к поэзии. Он образовал поэтическую школу или поэтический кружок. От времени до времени он приглашал к себе молодых еврейских поэтов для прочтения своих стихов, а также обращался к тем из них, которые жили в отдаленных странах, с просьбой присылать ему их произведения, возбуждал таким образом их рвение и интерес к осиротевшей еврейской поэзии. Из многочисленных поэтов кружка Ибн-Яхии выделялись двое, Иегуда Зарко и Саадия Лонго. К ним можно, пожалуй, еще причислить жившего в Дамаске плодовитого стихотворца, Израиля Нагару. Правда, их стихи не блещут поэзией. В них нет ни возвышенных настроений, ни пафоса, ни вообще каких-либо чувств. Религиозные оды и нравственные размышления этих трех лучших поэтов школы Ибн Яхии полны банальных мест и вечно повторяющихся вариаций на одну и ту же истасканную тему. Более сносными были их эпиграммы, особенно написанные Зарко. Вообще же эти стихотворцы заслуживают названия поэта только из-за звучных и гладких стихов. Само собою понятно, что эта плеяда поэтов в своих стихах воспевала своего покровителя и вдохновителя, Гедалию ибн-Яхия. Израиль Нагара написал в своей юности много стихотворений общего содержания; его религиозные стихотворения (что весьма замечательно) построены по образцу его первых произведений и даже турецких испанских и новогреческих любовных песен. Израиля Нагару упрекали в том, что опьянение порождало его поэтические излияния и что в минуты веселья он вел себя не совсем пристойно.
Турецкие евреи принялись и за латинские стихотворения. Конечно, авторами их были бывшие мараны, которые, пребывая в той огромной тюрьме, какою для них была Испания и Португалия, научились языку своих притеснителей. Когда добросовестный врач, Аматус Лузитанус, популярный целитель и королей, и нищих, который, спасаясь от нетерпимости реакционной партии в Испании (см. выше, стр. 287), переселился в Салоники и там приобрел себе новых друзей и поклонников, но вскоре пал жертвой исполнения своего врачебного долга, погибнув от чумы, его друг, маран Флавио Якобо де Эвора, увековечил его память в прекрасных латинских стихах. «Он, который так часто возрождал угасавшую жизнь в больном теле страждущих и потому был так любим народами и королями, лежит ныне вдали от родины в македонской земле».
Удовлетворенные своим положением в настоящем, турецкие евреи стали подумывать о независимости. В то время, как евреи в христианских странах и не мечтали об этом, издавна привыкнув к покорности и к сгибанию спины пред своими притеснителями, турецкие евреи, напротив, чувствовали потребность в самоуправлении и независимости. Сообщения авантюриста Давида Реубени о воинственных еврейских племенах и коронованных еврейских властелинах в Аравии и Нубии серьезно занимали турецких евреев. Они жадно прислушивались к вестям из тех стран, стараясь найти в слухах и толках подтверждение своих догадок. К этому примешивались и мессианские мечтания: если, в самом деле, имеются еще независимые еврейские племена, то слова пророков о будущем блеске еврейского народа не были бреднями и непременно придут в исполнение. Поэт и историк, Самуил Уске, который, спасаясь от яростных преследований против
