Иван Папанин - Лед и пламень
К осени 1959 года от железнодорожного поселка протянулось асфальтированное шоссе до самого Борка. Теперь путь от Шести-хина до института занимал 20 минут.
Постепенно наш институт превратился в солидный научный центр. В Борок стали приезжать на стажировку, на симпозиумы и для ведения исследований научные работники из различных городов России, из союзных республик, а затем мы приняли и первых иностранных ученых. То, что институт располагался в непосредственной близости к изучаемым объектам, давало ему неоспоримые преимущества. Возникали новые научные задачи, строились и вступали в число действующих новые лаборатории, но по-прежнему одной из главных оставалась проблема рыбохозяйственного освоения водохранилищ.
Принято думать, что сущность этой проблемы состоит в рационализации лова рыбы и в разработке методов рыборазведения. Эти вопросы очень важны, но ими занимаются рыбохозяйственные институты. Наш же институт вел более общие и одновременно более глубокие исследования, которые имели своей целью дать теоретические обоснования для разумного ведения рыбного хозяйства.
Чтобы правильно вести рыбный промысел на водохранилищах, нужно прежде всего иметь представление о размерах их рыбных запасов. Но для этого необходимо знать плодовитость рыб, скорость их размножения, роста, потребность в пище, условия среды и т. п.
При организации рыбного промысла нужно не только стремиться к тому, чтобы вылавливать больше рыбы. Непременно следует заботиться и о том, чтобы не подорвать рыбные запасы., Всем известны случаи, когда в результате бездумного лова рыбы богатейшие водоемы истощались. Так было, например, на Азовском море, где пришлось на несколько лет вообще прекратить лов рыбы.
В 1961 году я выступил с отчетом о работе института в Ярославском обкоме партии. От имени коллектива я мог с чистой совестью сказать, что исследования, проведенные в "Борке", имеют немаловажное практическое значение для рыбного хозяйства, по крайней мере для волжских водохранилищ. Я рассказал о завершенном комплексе многолетних изучений процесса формирования фауны водохранилищ. Этот труд имел важное значение для планирования мероприятий по рыбохозяйственному освоению водохранилищ как при их проектировании, так и при эксплуатации.
Вокруг "Борка" были идеальные условия для охоты и для рыбалки. В поймах Волги и ее притоках гнездилась масса водоплавающей птицы, а весною и осенью во время перелета птиц здесь отдыхали несметные стаи. И рыбы кругом было в изобилии: судак, лещ, щука, множество всякой мелочи. И хотя я был заядлым охотником и рыболовом, когда я стал директором "Борка", сразу дал себе зарок не брать здесь в руки ни ружья, ни рыболовных снастей, чтобы не подавать примера другим. Больше того, мы добились, что Ярославский облисполком объявил территорию "Борка" и прилегающих к нему лесных и водных угодий заказником, где круглый год запрещалась охота и лов рыбы. Коллектив института взял на себя охрану заповедника.
С начала сезона охоты воздух кругом гремел от выстрелов, а в заказнике преспокойно плавали утки и гуси и совсем близко подпускали к себе лодки с людьми, словно зная, что здесь человек не тронет их.
Но "Борок" наш был островок в море. С болью в сердце смотрел я, как жестоко, как неразумно уничтожаются рыбные запасы не только браконьерами, но и колхозами. Чаша терпения переполнилась, когда браконьеры оказали вооруженное сопротивление нашим сотрудникам, которые совершали на малом судне экспедиционный рейс и попытались помешать им ловить рыбу во время нереста.
Надо было бить во все колокола, поднять общественность в защиту рыбы.
Мы организовали в "Борке" в 1960 году большое совещание, пригласили ученых из Москвы, Ленинграда и других городов, руководителей рыбохозяйственных организаций, председателей и бригадиров рыболовецких колхозов Ярославской, Вологодской и близлежащих областей. Я был рад, что приехал в "Борок" Александр Акимович Ишков.
Наши ихтиологи тщательно подготовились к этому заседанию. На повестке дня был только один вопрос; о запрещении лова рыбы в период нереста на Волге и в водохранилищах. Разговор шел откровенный и не для всех прия!ный. Наши ученые оперировали фактами, и только фактами. Весной рыба идет на нерест, идет густыми косяками, не замечая опасностей, словно очумелая. В эту пору браконьеры и ставили сети, а крупную рыбу били ост-рошми с лодок В это же время и многие рыболовецкие колхозы, работавшие с прохладцей весь год, выходили на промысел и за две недели давали годовой план улова рыбы Ученые говорили и о юм, что колхозы используют рыболовные сети с очень мелкой ячеёй, через них даже головастик не проскочит. Так уничтожались рыбные богатства.
Рыбаки сидели притихшие. Действительно, с фактами не поспоришь.
Совещание приняло ряд конкретных рекомендаций: полностью запретить рыбный промысел в период весеннего нереста, объявить беспощадную борьбу с браконьерством, запретить лов рыбы сетями с мелкой ячеёй.
Свои рекомендации мы разослали руководителям рыбной промышленности и в областные исполкомы городов Поволжья. Очень скоро мы получили ответ. Ярославский, Куйбышевспий, Ульяновский и Волгоградский облисполкомы вынесли постановления, узаконившие наши рекомендации. Всюду была усилена служба рыбнадзора. Борьба за сохранение рыбных богатств Волги встала на практические рельсы Коллектив института активно включился в эту борьбу. Как только начинался нерест, на ноги поднимался весь наш коллектив Все суда института высылались на охрану рыбы, а река была разделена на охранные зоны. Каждый наш начальник экспедиции был одновременно и инспектором рыбоохраны.
Почин института был подхвачен широкой общественностью. Вместе с работниками рыбнадзора и милицией выходили на реку на катерах и лодках бригады коммунистов и комсомольцев из городов и сел.
Фронт работ института из года в год расширялся, возникали все новые проблемы. Такой, например, была проблема защиты гидросооружений от обрастаний различными организмами. На некоторых ГЭС это обрастание приняло размеры стихийного бедствия, и к нам посыпались запросы от руководителей гидроэлектростанций и городского водоснабжения, проектных организаций. Признаться, я раньше и не слышал о дрейссене, а тут этот моллюск стал главной забоюй нашего коллектива, и какое-то время все разговоры велись только вокруг него.
Дрейгоена - небольшой моллюск. Оседая на подводных предметах, образует колонии, подчас огромные. Когда дрейссена проникает в трубы, подающие воду к турбинам ГЭС, или в трубы водозаборных станций, то не только уменьшает их площадь, но порой полностью их закупоривает. Известны случаи и у нас и за рубежом, когда дрейссена выводила из строя ГЭС и водопроводы.
Была очевидна необходимость изыскать надежные способы борьбы с дрейссеной.
Когда началось строительство Куйбышевской ГЭС и создание водохранилища, жизнь поставила нас перед необходимостью организовать там филиал Института биологии водохранилищ. Директором Куйбышевской биостанции был назначен кандидат биологических наук Н. А. Дзюбан. Он развернул экспериментальные работы, и уже через год были получены первые практические рекомендации борьбы с дрейссеной. Разумеется, эти эксперименты базировались на основе глубокого изучения биологии и физиологии моллюска, которое велось в "Борке".
И еще одна проблема занимает коллектив института с момента его организации и до наших дней. Это борьба с загрязнением водоемов промышленными и бытовыми стоками.
В наше время загрязнение вод стало глобальной проблемой. Отрадно отметить, что коллектив ученых "Борка" одним из первых включился в борьбу за охрану природы и ведет ее уже третье десятилетие.
Шли годы, коллектив института рос и количественно и качественно. Если в январе 1952 года на биостанции работало всего 8 научных работников, то десять лет спустя уже свыше 30 докторов и кандидатов наук, а всего в штате института трудилось 450 человек. Действовала крепкая партийная организация. В ней было 70 членов и кандидатов партии. Комсомольская организация насчитывала 96 человек. Коммунисты задавали тон всему коллективу, были душой всех наших начинаний. Нам много помогали Ярославский обком КПСС, Некоузский райком партии. Коммунисты института активно участвовали во всех политических кампаниях, проводимых обкомом и райкомом партии, считали культурно-воспитательную работу на селе своим долгом.
Атмосфера в институте - или, как теперь говорят, моральный климат во многом зависела от прекрасного человека и болыпо! о ученого Бориса Сергеевича Кузина. Кузин был моим заместителем по научной части почти 15 лет. Талантливый воспитанник Московского университета, он обладал блестящим умом, широким кругозором. Кроме своей основной научной профессии - энтомологии - Кузин знал очень многое, был энциклопедически образованным человеком. Борис Сергеевич свободно разбирался в тех сложных проблемах, которые нам приходилось решать, и пользовался в коллективе непререкаемым авторитетом. Мы работали с ним в полном контакте.
