Николай Малишевский - Польша против Российской империи: история противостояния

Морочит вам голову москаль, толкуя, что это паны поднялись, чтоб возвратить снова барщину, — он хочет воду замутить, чтобы в мутной воде по-старому рыбу ловить. Но дело наше — не дело панское, а справедливой свободы, которой ваши деды и отцы издавна ждали и которую москаль с кровопийцами вашими задержать хочет! Дело наше — это дело такой свободы, которую сам бог, придя на этот свет, хотел установить и за которую пролил свою кровь святую и терпел крестные муки!

Но миновала уже барщина, миновала ваша обида, и никакая сила ее не вернет- ни московская, ни дьявольская! Теперь настало такое время, что каждому будет отмерено так, как он сам себе отмерит. Пан будет плохой — пана повесим, как собаку! Мужик будет нехороший — и мужика повесим, а усадьбы их и села обратятся в дым, и будет справедливая свобода, потому что этого сам бог уже хочет и пресвятая богородица!

За вашу долю кровь проливают справедливые люди, а вы, как те Каины и Иуды Искариотские, добрых братьев продавали врагам вашим!

Но польское правительство спрашивает вас, по какому вы праву смели помогать москалю в нечистом деле?! Где у вас был разум, где у вас была правда? Разве вспомнили вы о страшном суде божьем? Вы скажете, что делали это поневоле, но мы люди вольные, нет у нас неволи, а кто хочет неволи московской — тому мы дадим виселицу на суку.

Однако справедливое польское правительство на Литве и Беларуси, принимая во внимание:

что москаль, господствуя над вами и грабя вас сам да позволяя каждому грабить, не учил вас ни читать, ни писать;

что вы сегодня глупые, как овцы;

что над вами нет еще милосердия божьего, потому что вы отступились от его истинной веры, -

поэтому справедливое польское правительство, прощая вам людские обиды, приказывает только вам:

не помогать уже больше москалю ни в чем, потому что он, должно быть, уже не силен, если просит вашей помощи. А если где москаль был глуп и дал вам ружья, то вы, заколов ночью солдат московских, в лес убегайте, потому что это будет лучше всего.

Милиции и караулов по селам чтоб никаких нигде не было, потому что если поймают кого в карауле или в милиции, то раньше или позже без лишних слов повесят.

Чиншей, оброков и податей в казну московскую, а также панам никаких больше не платить, потому что эта земля уже ваша, а вы подчиняетесь польскому правительству и подати должны платить только в польскую казну.

Этот приказ должен быть прочитан в каждой церкви и в каждом костеле, по всем деревням и имениям для сведения всего народа. А кто этому приказу сопротивляться будет, поп ли это или ксендз, мужик или пан — о любом сообщать польскому правительству, чтоб можно было его потом повесить, или, созвав сельский сход и свершив справедливый суд, без лишних слов вести на виселицу! Потому что кто хочет обиды людской, тот пускай лучше сам ни за грош пропадает!

Дан в гор. Вильно, в день св. Варфоломея лета господня 1863.

КОНЕЦ НОЯБРЯ — НАЧАЛО ДЕКАБРЯ 1863 г.

ПИСЬМО К. КАЛИНОВСКОГО Б. Ф. ДЛУСКОМУ[193]

Дорогой Болеслав!

Не знаю, благополучно ли доехала твоя сестра, я очень беспокоюсь. Поручено было ей по дороге в Ковно отдать очень компрометирующие бумаги. В это время в Ковно произошли страшные аресты, поэтому не знаю, что с нашими бумагами. Если можешь сообщить нам об этом, постарайся это сделать сразу по получении этого письма.

С расходами будь очень расчетлив, потому что Жировицы и Острая брама[194] официально заявили, что только в том случае все пожертвуют, если ты со ста тысячами французов, а Итальянец [Итальянец — сподвижник К. Калиновского — Ахиллес Бонольди — прим.] со ста тысячами своих побратимов заглянете к ним в гости.

Др. и Эдмунд[195] отправились к сибирским снегам на 8 лет искать золото и серебро, может, они оттуда захотят пополнить нашу убогую кассу. Тебя третьего там не хватает, а Москва очень хотела объединить вас узлом братского союза.

Деньги наши из кассы вооружения забирай и тут же обменивай на винтовки.

Предатель, который повыдавал в Ковне, — поневежский помещик Кушелевский, мне кажется, твой поветовый начальник.

Всех интриганов и склочников присылай сюда к нам, потому что здесь будут иметь основательное поле, для того чтоб показать себя не только в интригах, но смогут даже драться с врагом.

Посербский деморализовал отряд, бросил его, а сам драпанул.

Полк[овник] Духинский (назначенный Высоцким) выехал, хотя и с позволения Отдела, однако своим отъездом не Отдел ему, а он Отделу, а особенно Гродненскому воеводству, сделал большую милость.

Звеждовский[196] после неудачи на Могилевщине с большей легкостью попал за границу, чем в отряд, например в Минском, Гродненском воеводствах или на Жмуди.

Сообщаю тебе об этом, с тем чтобы знал, если понадобится, кого как использовать.

Царские власти точат зубы на меня. Под разными фамилиями ищут меня в Вильнс. Только ради потехи Итальянца должен прибавить, а именно: Chamet напишите какое-нибудь письмо из Парижа с настоящей моей подписью и отошлите postc restante на какое-нибудь имя, может, это отвлечет их усиленное внимание. Не смотрю ни на что, то через окно на крышу, то другими способами всегда счастливо ускользаю из их рук. Бог мне покровительствует, а коль придется повиснуть, то пусть это будет на радость всем литовским панам и пре-светлой Москве.

Ваш Ха[мович].

ИЮНЬ 1863 г. «МУЖИЦКАЯ ПРАВДА». № 7

(Текст публикуется на языке оригинала)[197].

Dziaciuki!

Douho mouczau ja, niekazau warn niczoho, bo chocieu rozhledziecsa dobre da rozobrac, szto heto dziejecsia na swieci, sztob uze spowiescic was po sprawiedliwosci da skazac jak nakazuje Boh da sumlenje, szto nam ciepier treba robici. Zdac mouczki bolsz uze nie zmoha! Pomirkujmo tolki szto dumajuc ciepier zrabic z nami. Obiecau nam car ziemlu, — czynouniki, popy da moskali, usi u odzin hotos duryli nas, szto car nam szczyro dumaje, da dasc wolu, Sprawiedli-wuju Wolu. I stuchali my cara. Kazau jon nam jeszcze dwa hody stuzyc panszczynu i panszczynu my adbywali. Nakazau car niekruta dali my jemu i niekruta, a sami mouczki hledzieli, jak naszych synkou da bratou na kraj swieta pahnali. Nakinuu nam podusznoho — ptacili my podusznie za zywych i umiertych, za dzieciej da za starcou nieduzych, placili my ziemsku powinnosc, da usielakije zbory, ptacili na pasiarednika, na praulenje, starszynam, pisaram okruznym, asesoram — da Boh wiedaje kamu nie ptacili — da usio niepytalis kudy jduc naszy hroszy. Usi nas kryudzili da usi obdzirali i biu nas silniejszyj, kryudziu bohatszyj — a na toje nidze niebyto sprawiedliwosci. My usio mouczali, da stuchali, usim ktanialis, za usio ptacili, usio cierpieli zduczy kanca, bo spodziejalis sprawiedliwoj wolnosci, spodziejalis, szto daduc wolnuju ziemielku da u podusznom sprawiedliwy pobor budzie. Zamist toho sztob oddac naszu ziemielku, da jakujus ziemlu?! hetu szto z dziedou pradziedou, krounoju pracej dziesiac raz uze jeje zarabili da zaptacili. Za hetu ziemlu car nakazuje nam czynszy ptacic u kaznaczejstwo. Da jakijez czynszy? Jakije uzdumajecca postanowic czynounikam, da sudowym krowopijcam, da jeszcze z koznym hodom usio bolszyje da bolszyje. Так woli nam uze i nie budzie: wiek cety ptaci, da na wiek niesi astatki, sztob odptacicsa Palatam da Prauwleniam. Padmanuu ze nas car, a jeho stuzki popy, czynouniki da moskali podwieli nas jak czort dobru duszu.

Mato toho: bieruczy niekruta na wiesni kazau car, szto bolsz brae nie budzie:- my jak taja dziecina i powieryli, szto nie budzie, a ciepier bacz! i znou car nakazuje z kaznoje wotosci postanowic po sto chtopcou szto pojduc u moskali po achwocie, a jak achotnikou nie budzie tak hramada prysudzic komu jsci u niekruty. Skruciusia chiba! sztob to chto jszou u moskali po achwocie. Так os uze u drugie podmanuu nas car z niekrutom. Uziau piacioch z tysiaczy, a ciepier dawaj sto z wotosci, a u osieni jeszcze moze dwiesci abo trysta zachocze, bo car so swoimi moskalami nie poduzaje muzykou szto podnialisia u Polszczy i nie podoleje prancuza, szto za Polszczu ustupiusia. U Polszczy muzyki tak samo jak i my spodziewalis na cara, da zdali woli od nieho, — da jak pobaczyli, szto car tolki lostoczkami duszu wyjmaje, a nowymi podatkami, niekrutom da czynszami ostatniu soroczku z nich zdzierci chocze, — ot usi ra-zom z witami da z kosami pojszli dobiwacca ziemli da praudy, a inszy i swiatoj unijackoj wiery. Ot i dobilis. Wyjszou uze Polski Manichwest. Ziemia wolno dajecca usim muzykam; bo heto ichnia ziemia z dziedou pradziedou, za hetu ziemlu nichto nie maje odroblac panszczyzny i czynszou nijakich nikomu placic; podusznoho bolsz nie budzie, a tolki podymne, jak kolis placili; niekruta bolsz nie budzie, a usi muzyki i pany i mieszczanie, usiak odstuzyc 3 hody u swojej ziemli i znou sobie wolnyj. Unijackije koscioty, szto moskali zabrali, addajucca nazad unijatam i chto chocze, maje prawo chrescic dziecej po unijacku da do unijackich ksiendzou isci do spowiedzi i po staromu Bohu molicca, jak jeszcze backi naszy molilis.

No ciepier sami razbirajcie: dzie bolsz prauda, ci u polskom manichwesci, ci u carskom? Car obiecau dac wolnosc — da niedau. Obiecau nie brae niekruta, a ciepier uze druhoho nakazuje. Polski Manichwest dau ziemlu, nie biere niekruta, skinuu podusznie, powiernuu uniju. No, skazycie, bratki! chto nam lepsz dumaje? Pomoh by prancuz i nam, jak pomohaje muzykam u Polszczy, -dyk sztoz — car adkazuje szto u nas muzyki usim dowolny, inszoje woli niechoczuc, szto jeny lubiac cara da duszy, szto szluc jemu listy, da znosiac podatki, da achwotno ptociac czynszy, a niekruta postanowiac kolki cam za-uhodno, a unii nichto nie chocze. I tut nas car podmanywaje, skrywic chocze praudu, sztob nas sousim pohubic. A prancuz na nas tolki zdzie: da komuz jon pomohac stanie, kali u nas budzie cicho. A my choc nam carskije stuzki zniewierylis nadto, robim usio szto jeny nam niskazuc. Takim sposobom nie zaznac nam woli, da sprawiedliwosci. Nie tak dumali muzyki u Polszczy. Stuzyli jeny jemu wierno, jak i my, da pobaczyuszy, szto nie wystuzac niczoho, stali dobiwacca i dobilis woli. A ich carskije sluzki duryli, jak nas ciepier durac -podmoulali sztob stac listy do cara piereproszajuczy, da po staromu niesci podatki, da dawac niekruta, — uczyli ich jak donosic odzin na odnoho, jak iowic da moskalam odstanoulac, da mato znojsztosia takich, sztob to niebajuczys Boha ni soromu ludzkoho sluzyc moskalam, bo uze spoznali muzyki carskuju dumku. A takich, szto za hroszy nie pobojalis sluzyc woroham naszym, szto nie chacieli muzykam ziemli, da praudy na swieci, da spreczny byli nowoj wolnosci, da nowomu polskomu manichwestu, hetakich wieszajuc, jak podlych sobak, sieliszcza ich opuscieli, poszli z dymom ich chaty, propala mamo chudoba.

Podumajcie dobre, da pomoliuszysia Bohu stanmo druzno razom za naszuju wolnosc! Nas car uze nie podmanie — nie podwieduc moskali! nie-ma dla nich u naszych siolach ni wody, ni chleba — dla nich my gluchi i nie-my _ niczoha — nie baczyli i nie czuli. Apokul jeszcze pora, treba naszym chtopcam spieszyc z witami da z kosami tarn, dzie dobiwajucca woli da praudy — a my ich backi da zonki naszy, scierehci budziem da uwiedomlac odkul na nich ciahnie nieczysta maskouska sita da od duszy pomohac usie-lakimi sposobami dzieciukam naszym, szto za nas pojduc bicsa. A budzie u nas wolnosc jakoj nie byto naszym dziedam da backam.