Николай Николаев - 100 великих загадок истории Франции
Он создан для домашнего очага, с достойной подругой он забудет весь мир; но, брошенный в общественную жизнь, признает только правила суровой справедливости; их он защищает любой ценой. Друг всего человечества, способный на нежную привязанность, на возвышенные порывы и самые великодушные поступки, он бережно хранит свои убеждения и полностью отдает себя Республике».
Конечно, Манон не могла обманывать своего «почтенного старца», которого почитала «как отца». И она его предупреждала о своей любви, так как «Новая Элоиза» по-прежнему была ее настольной книгой. Ролан был так глубоко потрясен, что уже не имел сил сопротивляться врагам в Конвенте, и 22 января 1793 г. отправил прошение об отставке – письмо переписанное рукой Манон. Они покинули дворец и устроились в маленькой квартирке на улице Арфы. Ролан страдал и вздыхал. А тридцатидевятилетняя Манон жила мыслями о Бюзо. Но судьба разлучила всех их троих и навсегда.
Крах жиронды заставил Ролана и Бюзо бежать из Парижа. Манон осталась, была арестовала и заключена в тюрьму.
Ролан укрылся в Руане. Проскитавшись двадцать дней, Бюзо нашел убежище в Каене. Манон писала ему туда письма:
«Тираны могут меня заточить, но сломить – никогда. Даже в темнице я посвящаю свою жизнь супругу и берегу себя для друга, я обязана моим палачам сохранением верности долгу и любви. Не жалейте меня! Многие восхищаются моим мужеством, но они не знают о моем счастье…
Мы не можем стать недостойными наших взаимных чувств, это делает нас счастливыми. Прощай, мой друг, мой возлюбленный. Прощай».
Ей удалось переслать портрет любимого, который из суеверия она не хотела оставлять в тюрьме.
«Почему я отказалась от утешения смотреть на твой портрет? Он всегда со мной, спрятанный в моем сердце от нескромных взглядов, я чувствую его каждую минуту, часто омываю слезами. Те, кто способен любить как мы, несут в себе способность к великим поступкам – цена самых тяжелых жертв, компенсация за боль. Прощай! Прощай, мой любимый!»
В своем убежище, Бюзо читал эти письма, обливаясь слезами. «Будь счастлив по крайней мере от мысли, что столь горячо любим самым нежным сердцем… Прощай, мужчина, бесконечно любимый самой любящей женщиной! Живи, я могу тебе сказать, что с таким сердцем не все еще потеряно. Вопреки судьбе, мое сердце принадлежит тебе навсегда… Прощай! О, как ты любим!»
Восьмого ноября мадам Ролан предстала перед революционным Трибуналом. «Манон оделась во все белое. Ее черные тяжелые, распущенные волосы свободно ниспадали до пояса. Такая красота тронула бы самое черствое сердце, – рассказывал один свидетель. – Но она не хотела, чтобы ее жалели. Она выбрала белые одежды как символ чистоты своей души».
Через час «она вбежала в камеру столь легко и стремительно, как будто радуясь. Но жестом дала понять друзьям по несчастью, что приговорена к смертной казни». Прежде, чем сесть в повозку приговоренных, она успела написать Бюзо еще одно письмо: «Прощай, солнце, чьи светлые лучи принесли спокойствие в мою душу; прощай, единственный друг, чье лицо меня так волновало. Прощай! Нет, я расстаюсь, но только не с тобою: покинув землю, я стану ближе к тебе».
Огромная статуя Свободы стояла рядом с гильотиной. Манон смотрела на нее с повозки и прежде, чем шагнуть к небытию, прошептала:
– О Свобода, сколько преступлений совершается твоим именем!..
Через два дня, десятого ноября, трагическая новость достигла Руана. Месье Ролан не мог смириться со смертью Манон и принял решение последовать за ней. Он сжег бумаги и письма, взял свою трость-шпагу, закутался в широкий плащ, попрощался с двумя старыми девами, которые с риском для жизни прятали его у себя и вышел на дорогу, ведущую в Париж. Шел дождь. В семь часов вечера он шел через холмы в трех лье от Руана. Он шел к смерти без слез, потому что он шел к любимой… Ветер, дождь хлестали его. Пройдя через маленькую деревушку, он увидел аллею, которая вела к замку Радпон через невысокий кустарник. Он пошел по этой аллее…
На следующее утро, примерно в сорока шагах от дороги, нашли тело месье Ролана. Он убил себя двумя ударами шпаги-трости. При нем была записка:
«Кто бы ты ни был, нашедший меня здесь, отнесись с уважением к моим останкам; они принадлежат человеку, который умер как жил – добродетельно и честно».
Бюзо узнал о гибели Манон только в июне 1794 г. Он скрывался в это время в местечке Сен-Эмильон. Бюзо рыдал:
– Ее больше нет… Злодеи убили ее!.. Зачем мне жить, когда от нее осталось только тело без головы?..
Преследуемый жандармами, Бюзо вынужден был опять бежать. В тот же день, как он покинул свое последнее убежище, Бюзо застрелился в небольшой сосновой роще недалеко от местечка Кастийон. Его тело, сильно погрызенное собаками, нашли только через неделю.
Никогда еще «платоническая возлюбленная» не была столь сильно любима, как Манон Ролан!
Аксель Ферсен и Мария-Антуанетта – благородное сердце
Вечером 16 мая 1770 г., в Версале, двое детей, девочка четырнадцати и толстячок пятнадцати лет, лежали в постели за тяжелыми занавесями. Месье дофин и мадам дофина – будущий Луи XVI и будущая королева Мария-Антуанетта – были уложены в постель в соответствии с дворцовыми правилами.
Луи XV принял рубашку своего внука, а графиня де Шартр, которая станет в один прекрасный день гражданкой «Эгалите» (Равенство), помогла зардевшейся девушке снять ее рубашку. Внезапно занавеси вокруг королевского ложа были раздвинуты, как требовали правила церемониала, и молодые супруги предстали перед всем двором. Придворные приветствовали их низким поклоном.
Наконец они остались одни. Луи-Август едва взглянул на юную блондинку, бледную как полотно… и громко захрапел.
За королевской трапезой Луи-Август так много ел, что дед зашептал ему на ухо:
– Молодому супругу не следует так наедаться на ночь.
Аксель Ферсен
Дофин в ответ засмеялся:
– Почему, я, наоборот, лучше сплю, когда сытно поем.
И он действительно прекрасно спал все ночи, к недоумению супруги. В своем личном дневнике он записал: «Опять ничего». Это «ничего» продолжалось семь лет. Молодая принцесса не нашла ничего лучшего, как погрузиться в вихрь удовольствий и развлечений, правда, сохраняя верность супругу.
В воскресенье, 30 января 1774 г., около полуночи, она возвратилась с бала в Опере. Больше всего ей нравились эти балы – можно было не соблюдать этикет, скрывшись под маской, и веселиться от души. В толпе она заметила молодого иностранца, которого ей представили несколько недель назад.
Она уже встречала его на «балах по понедельникам». Ах, эти карнавалы! Мария подошла к нему и долго разговаривала, он так и не узнал ее. Молодой человек был высок, красив, любезен и не обладал манерами «куртуазного ловеласа». Они беседовали, смеялись, пока Марию-Антуанетту не стали узнавать окружающие, и ей пришлось исчезнуть.
Молодой иностранец, привлекший внимание Марии-Антуанетты, был сыном знатного шведского дворянина и путешествовал по Европе в целях повышения образования. Он был старше дофины только на два месяца, и его звали Аксель Ферсен. Она ему показалась красивой, он ей – привлекательным и только.
Они вновь увиделись через четыре года. Королева узнала его, как только он вошел в салон.
– А, вот и мой старый знакомый!
Аксель увидел Марию-Антуанетту другими глазами. Перед ним была не девочка, а красивая женщина. Луи XVI наконец согласился на операцию, которая прошла успешно, и он стал полноценным супругом – королева ждала первого ребенка. Ее красота расцвела, и Мария-Антуанетта, бесспорно, была самой красивой женщиной двора. Королеве нравилось, когда ей об этом говорили.
Молодую королеву окружали светские щеголи, ветреники, забавные остряки и сплетники. Может, поэтому ее привлекла спокойная грация и достоинство красивого шведа. Однажды она попросила его показать ей военную форму шведского драгуна. Молодой человек подчинился и был принят по этому поводу в личных апартаментах королевы. Как рассказывал один из участников этого приема, королева очень внимательно рассматривала голубой камзол, поверх которого одевалась белая туника, замшевые лосины, черный кивер с желто-голубым султаном. Она разглядывала и восхищалась. Может, Мария-Антуанетта еще и не любила его, но проявляла явный интерес. Что до Акселя, то он был влюблен, и так сильно, что предпочел сбежать, записавшись в экспедицию в Америку.
Окружение королевы, привыкшее к легким нравам придворной жизни, было удивлено:
– Как, месье, вы уезжаете, не насладившись вполне своей победой?
– Я не одерживал никаких побед и никого не бросаю, – возмущался честный юноша, – я уезжаю, не совершив ничего, о чем бы сожалел впоследствии.
Только узнав о его возможном отъезде, Мария-Антуанетта поняла, что имеет «склонность» к этому молодому человеку. И когда он явился просить отставки, она не могла отвести от него полных слез глаз.
