Николай Коняев - Гибель красных моисеев. Начало террора. 1918 год
Лев Давидович вообще воспринимал Россию лишь как хворост для мирового пожара, а ее историю — лишь как постамент для возвеличения себя…
И поэтому-то, отстаивая свое авторство в неслыханных преступлениях, он совершенно искренне не понимал, что хотя Сталин и приказал переписать историю Гражданской войны, но сделал это не ради собственного возвеличения, а для пользы всей страны. Разумеется, в том смысле, как эту пользу понимал сам Иосиф Виссарионович.
И в этом и заключается различие между Троцким и Сталиным, между международным авантюристом и государственным деятелем.
Ни в 17-м году, когда был совершен переворот, ни в 18-м, И.В. Сталин не способен был противостоять шайке крикливых, повизгивающих от восторга, что они безнаказанно могут глумиться над Россией, терзать и мучить ее, компании Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина…
Но когда пришло время, Сталин воспользовался их методами.
Размышляя над документами, чудом сохранившимися в архивах ВЧК и ПЧК, невольно по-иному начинаешь оценивать значение той еврейско-кавказской войны в политбюро, которую вел И.В. Сталин все 30-е годы.
На месте Сталина не могло оказаться никого другого.
Любой русский человек, вознамерившийся приблизиться в то время к высшим эшелонам власти, или уничтожался, или вынужден был для успешного продвижения породниться с евреями.
Как известно, Молотов, Рыков, Ворошилов, Андреев, Киров, Калинин, Ежов и многие другие имели жен евреек, и дети их, согласно Библии, были евреями.
Сталину родниться с евреями не требовалось, поскольку он сам не был русским.
И Троцкий, и Каменев, и Зиновьев унижали Сталина, смеялись над ним, всячески подчеркивали свое превосходство, прежде всего потому, что он не был евреем. Но, унижая и высмеивая, они терпели Сталина, потому что он все-таки не был русским.
Сталин терпеливо сносил все насмешки и унижения, и, на голову превосходя интеллектом большевистскую мразь, сумел занять такое положение, которое позволило ему начать свою кавказско-еврейскую войну в политбюро и — главное! — почти выиграть ее.
Нелепость и даже некая фарсовость процессов 1930-х годов смущает многих исследователей, но, с другой стороны, нельзя не признать, что эти процессы вполне в духе той морали, которую насаждали участники их, еще будучи судьями и обвинителями…
Эти процессы — приносим извинение за каламбур! — результат того процесса, который начался в сентябрьские дни 1918 года, когда за убийство евреем еврея были расстреляны десятки тысяч русских людей.
Конечно, Сталин был жесток…
Но вот вопрос: мог ли менее жестокий человек справиться с миссией — очистить страну от большевистской нечисти, которая проникла буквально повсюду?
Нельзя забывать и того, что люди, которые сидели тогда в НКВД, были прямыми родственниками тех, кого предстояло уничтожить по указанию И.В. Сталина.
И саботаж, который они вели, был изуверски-изощренным.
Не отказываясь от проведения чисток, работники НКВД зачастую доводили до нелепости сам масштаб репрессий, чтобы, потопив ее в крови, остановить эту необходимую для страны чистку.
Это, разумеется, не снимает ответственности с самого Сталина, но все-таки будем помнить о том, что Сталину почти удалось подавить заразу большевизма, удалось освободить от него страну.
И если Сталин не довел этого дела до конца, то только потому, что его убили…
С планом освобождения страны от большевизма и связаны те обиды, которые нанес Иосиф Виссарионович Льву Давидовичу.
Это касается и знакомства последнего с альпенштоком, это касается и притеснения его в истории ВКП(б) и истории СССР.
Хотя Сталин и уничтожал ленинскую гвардию, он понимал, что назад для страны пути нет, невозможно развернуть государственный аппарат. Требовалось продолжать движение, чтобы постепенно, уклоняясь в сторону от гибельного пути, выйти из сенгилейского тумана на возвратную дорогу.
И по мере этого уклонения-разворота и необходимо было переосмыслить и саму революцию, и Гражданскую войну.
Ведь если говорить о том, чтобы декларированные большевизмом принципы были уроднены страной, чтобы из программы разрушения они стали программой государственного созидания, необходимо было вместе с уничтожением большевиков, всей этой так называемой ленинской гвардии, уничтожить и саму память о ней или деформировать ее до полнейшей неузнаваемости.
Гибель страны, уничтожение ее надо было сделать частью истории страны.
И поэтому И.В. Сталин считал, что история большевизма, и вместе с Троцким и без Троцкого, вообще не нужна стране.
И вычеркивал Сталин Троцкого из истории не для себя (или не только для себя!), но для всей страны, которую он возглавляет.
И в этом и заключалось главное, что отличало Сталина от его сотоварищей.
Ну а Троцкий, как и другие творцы Гражданской войны и красного террора, и не способен был понять, что можно думать не только о собственной карьере, о собственном месте в истории, но и о чем-либо другом…
6 Нелегкое это дело — громить иностранные посольства… А если еще прибавить сюда расстрелы заложников? А если вспомнить о пытках, которые кому-то ведь надобно было проводить в ВЧК?
Совсем измотался Феликс Эдмундович за этот сентябрь-Яков Михайлович Свердлов так и сказал ему, что надо отдохнуть.
Когда отдыхать? Дел столько!!! Ну что ж… Дела делами, а отдыхать тоже требуется… «Однажды в начале октября меня вызвал к себе в кабинет советский посол Берзин и под большим секретом сообщил, что Феликс уже находится в пути к нам… — вспоминала потом Софья Сигизмундовна Дзержинская. — На следующий день или через день после 10 часов вечера, когда двери подъезда были уже заперты, а мы с Братманами сидели за ужином, вдруг под нашими окнами мы услышали посвистывание нескольких тактов мелодии из оперы Гуно “Фауст“»…{355}
Чрезвычайно трогательно эта сцена описана в очерке «Лед и пламень» писателя Юрия Германа, известного своими душещипательными романами «Дорогой мой человек» и «Россия молодая»:
«Какова же была радость Софьи Сигизмундовны, когда в Цюрихе поздним вечером она услышала под окном такты из «Фауста» Гуно! Это был старый условный сигнал, которым Дзержинский давал знать о себе.
Несколько дней отдыха…
Председатель ВЧК приехал в Швейцарию инкогнито — под именем Феликса Даманского. Здесь он впервые увидел сына. А Яцек отца не знал. Феликс Эдмундович на фотографии, которая всегда стояла на столе у матери, был с бородкой, с усами. Сейчас перед Яцеком стоял гладко выбритый человек»{356}.
Читаешь такое и не знаешь, чему больше удивляться — запредельному цинизму палача, с «горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками», отправившегося голодной, страшно-кровавой осенью 1918 года «оттягиваться» на курорте в Швейцарии, или нравственной глухоте писателя, который, кажется, и не замечает, насколько омерзительно это…
Хотя, конечно, омерзительный цинизм большевиков и породил эпидемию нравственной глухоты, которая поразила потом работников идеологического фронта…
…Предо мной,на мгновенье короткоетакой,с какимпортретами сжились, —в шинели измятой,с острой бородкой,прошелчеловек,железен и жилист.Юноше,обдумывающемужитье,решающему —сделать бы жизнь с кого,скажу,не задумываясь:— Делай еес товарищаДзержинского… —
писал в 1927 году Владимир Маяковский.
Пройдет еще десятилетие, и в декабре 1937 года, на XX годовщину органов ВЧК—ГПУ—НКВД, Ф.Э. Дзержинского назовут уже «неутомимым большевиком, несгибаемым рыцарем революции, под руководством которого ЧК не раз отводила смертельную угрозу, нависавшую над молодой Советской республикой»…
А ветераны органов со слезами на глазах будут рассказывать про пожилого солдата, который всегда пытался добыть Дзержинскому чего-нибудь повкуснее, чем ужин из столовой для сотрудников ЧК… И всегда Феликс Эдмундович бросал на дядьку-ординарца испытующий взгляд и спрашивал: «Вы имеете в виду, что это сегодня подавали на ужин всем?» — «Всем, всем, товарищ Дзержинский», — поспешно отвечал пожилой солдат, пытаясь скрыть смущение. И только тогда Феликс Эдмундович начинал кушать принесенные деликатесы…
Вот подлинное меню товарища Дзержинского:
«Понедельник. Консомэ из дичи, лососина свежая, цветная капуста по-польски.
Вторник. Солянка грибная, котлеты телячьи, шпинат с яйцом.
Среда. Суп-пюре из спаржи, говядина булли, брюссельская капуста.
Четверг. Похлебка боярская, стерлядка паровая, зелень, горошек.
