Леонид Васильев - Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)
Перед нами в данном случае совсем иная модель ведения войны, близкая к той, что имела место при столкновении царства Чжэн с доменом вана. Эта модель феодально-рыцарская, взращенная в условиях аристократических войн Чуньцю (при всем том, что сунский Сян-гун ссылался на древние традиции). Обе модели не только сосуществовали, но и причудливо скрещивались, перемешивались. Отсюда и казус с цзиньским Ци Чжи, который в разгар боя соскакивал с боевой колесницы и галантно приветствовал чуского вана. Но не меньше примеров противоположного характера. Вспомним о пленении цзиньского правителя, оскорбившего своего колесничего Цин Чжэна и попавшего из-за этого в плен к циньскому Му-гуну в 645 г. до н. э., или о чудом избежавшем плена циском правителе в 589 г. до н. э., переодевшемся в платье своего вассала.
Неустоявшиеся формы ведения военных действий никак не противоречат тому, что войны следует характеризовать как феодальные, феодально-рыцарские. Просто свойственные этому типу войн взаимоотношения аристократов еще не были отработаны, не устоялись, не обрели свою четкую и санкционированную традицией форму. На это нужно было время, ряд веков. Это позже, уже в конце Чжоу, в трактатах, посвященных чжоускому Китаю, — будь то «Или», «Лицзи» либо «Чжоули» — все было окончательно и строго упорядочено, причем эта упорядоченная, но явно неживая, искусственная схема стала считаться реально существовавшей. На деле же все было иначе, находилось в процессе становления. А процесс этот был достаточно сложным, ибо на него оказывали свое влияние противоречивые, даже прямо противоположные импульсы. В том, что касается войн, это сводилось к очевидному противоречию между стремлением быть этически безупречным и аристократически достойным и желанием добиться оптимального результата, пусть даже с применением таких недостойных приемов, как неожиданное коварное нападение, интриги, заговоры, убийства из-за угла и т. д.
Можно сказать, что благородные идеи, очевидно, не могли весомо противостоять безудержному стремлению к величию и власти, к успеху любой ценой. Именно это было лейтмотивом и в политике, и в войнах. Процесс становления нормативной традиции — вопреки противостоявшим ему аристократическому достоинству и этическому совершенству — шел в сторону культа грубой силы, не брезговавшей при случае коварством и жестокостью. И именно это обстоятельство играло весьма деструктивную роль и способствовало ослаблению чжоуского Китая. Именно оно в условиях деградации власти и реального авторитета чжоуского вана вызвало к жизни институт гегемонов-ба, призванных спасти Поднебесную от угрожавшего ей развала, от перспективы стать легкой добычей варваров. С этой точки зрения целесообразно обратить внимание на то, как и в какой мере гегемоны противостояли бесчисленным войнам, как они обеспечивали желанный мир.
В конце Чжоу, а также в периоды империй Цинь и Хань взоры многих были обращены в прошлое, где они рассчитывали найти достойный образец для подражания, сложилось мнение, что в самой глубокой древности, когда Поднебесной управляли священные правители (ди), слово правителя было непреложным законом и потому не было нужды применять усилия для наведения порядка, в том числе и для прекращения войн. Примерно таким же образом обстояло дело в Шан или Западном Чжоу, когда у власти стояли легитимные правители-ваны, с чьим словом все считались. Необходимость же в борьбе за прекращение бесконечных войн и в поисках компромиссного мира возникла лишь тогда, когда власть легитимных правителей ослабла и войны оказались неконтролируемыми (см. [214, с. 44–45]).
В принципе такая оценка вполне правомерна. Действительно, ослабление легитимной власти породило эффект неконтролируемых войн, увеличение числа которых грозило Поднебесной катастрофой. Нужно было вмешаться, дабы ее предотвратить. Вмешались сильнейшие из правителей, которые и взяли в свои руки реальную власть. Однако сложность ситуации была в том, что слово нелегитимных гегемонов— даже если оно было подкреплено внушительной военной мощью — не имело той сакральной силы, которой обладали прежде приказы правителей. Поэтому необходим был некий новый сакральный ритуал, который компенсировал бы нелегитимность гегемонов.
И этот ритуал был создан. Более того, в период Чуньцю он реализовывался очень часто и давал о себе знать буквально на каждом шагу. Имеются в виду соглашения-мэн, т. е. клятвы-обязательства, которые в торжественной обстановке брали на себя участники то и дело созывавшихся совещаний чжухоу (позже, в конце Чуньцю, также и враждующих между собой глав кланов или даже линий в рамках одного клана в каждом из царств). В момент подписания соглашения председательствующий на совещании (им, как правило, был тот, кто исполнял функции гегемона) лично закалывал жертвенное животное (чаще всего им бывал баран, но иногда для весомости прибавлялись и капли человеческой крови), после чего все участники обмазывали губы жертвенной кровью или даже пригубляли кровь из чаши. Именно жертвенная кровь придавала соглашению ритуальную торжественность и сакральную силу. После церемонии один из текстов соглашения (в котором фиксировались и все его участники) сжигался — считалось, что тем самым о нем ставили в известность божественные силы. Другие тексты получали участники соглашения, причем документы обычно хранились в архивах, где их подчас (находки в Хоума) обнаруживают археологи [214, с. 46 и 265, примеч. 133].
Первое соглашение подобного типа было подписано под эгидой циского Хуань-гуна в 678 г. до н. э., сразу же после того, как он был официально признан гегемоном-ба. И хотя это было не первое из совещаний чжухоу, созывавшихся циским Хуань-гуном[128], именно оно, формально созванное для умиротворения царства Чжэн, завершилось процедурой подписания соглашения-мэн. Скрепленное жертвенной кровью, оно обязывало его участников действовать совместно под эгидой Ци [114, 16-й год Чжуан-гуна; 212, т. V, с. 94 и 95]. И хотя, несмотря на формальную сакральную обязательность клятвы-мэн, жизнь порой оказывалась сильнее ее, что особенно очевидно на примере царства Чжэн, вынужденного лавировать между гегемонами Чжунго и своим сильным южным соседом Чу, все-таки связывающе-сковывающее значение такого рода соглашения было вне сомнений. Именно благодаря регулярным совещаниям чжухоу и соглашениям-мэн на этих совещаниях циский Хуань-гун мог вести свою политику и сохранять свой статус в Поднебесной.
Лучше всего это видно на примере взаимоотношений Ци с Чу, которое было единственным сильным соперником гегемона Хуань-гуна. Когда в 656 г. до н. э. коалиция чжухоу во главе с Хуань-гуном и Гуань Чжуном направилась на юг против Чу — а поход был долгим и трудным, — от чуского правителя потребовали лишь регулярного приношения дани ко двору чжоуского вана и ответа за то, что один из первых чжоуских ванов триста лет назад не вернулся из южного похода (как мы помним, Чу отказалось нести за это ответственность, поскольку его земель в тех районах в то время еще не было). Совершенно очевидно, что поход чжухоу был просто демонстрацией силы, и именно так это и было понято в Чу. Чуский правитель после первого тура переговоров направил в армию союзников, уже готовую уходить восвояси, посла, который предложил мировую. Тогда и было заключено очередное соглашение-мэн, на сей раз фактически лишь между Чу и Ци [114, 4-й год Си-гуна; 212, т. V, с. 139 и 141].
Словом, практика соглашений-мэн со времен первого циского гегемона Хуань-гуна стала своего рода сдерживающим фактором в условиях постоянных войн периода Чуньцю. Соглашения-мэн играли также важную роль в укреплении коалиций чжухоу. Опираясь на такую коалицию, гегемоны-ба обретали не только ритуально-сакральную санкцию, компенсировавшую, их нелегитимность, но и реальную мощь присоединившихся к соглашению и поклявшихся в верности чжухоу. И это очень хорошо поняли правители царства Чу, которое всегда было основной оппозиционной силой по отношению к Чжунго, где заправляли гегемоны. Уже в 633 г. до н. э., когда первый гегемон циский Хуань-гун умер и новым гегемоном стал цзиньский Вэнь-гун, царство Чу созвало совещание южных правителей (Чэнь, Цай, Чжэн, Сюй), к которым примкнуло и царство Лу, и повело их походом на Сун. Именно здесь, в момент осады Сун, чуский Чэн-ван заключил со своими союзниками соглашение-мэн. Реальной силы оно почти не имело, ибо после сражения при Чэнпу соотношение сил вновь изменилось, а царства Лу, Цай, Чэнь и Чжэн вновь стали союзниками Цзинь, что опять-таки было подкреплено соглашением-мэн, однако сам факт интересен. Чусцы пытаются связать своих союзников клятвенными обещаниями. Союзники вынуждены это сделать, но при первом удобном случае отказываются от своих обещаний и вновь связывают себя обязательствами с гегемоном Вэнь-гуном.
