Любовь Воробьёва - Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
Чтобы продвигаться с максимально возможной скоростью, генерал Юденич отказался от обозов. Хотя из-за взорванных красными мостов под Лугой застряли бронепоезда и стали отставать танки, операция «Белый меч» успешно развивалась. 13 октября белые заняли узловую станцию Лугу.
Чтобы повысить боевой дух эстонских солдат, Учредительное собрание приняло 14 октября земельный закон, предусматривавший отчуждение крупной земельной собственности и наделение землёй в первую очередь солдат эстонской действующей армии.
В тот же день Центральный Комитет и коммунистическая организация в эстонской армии выпустили листовку «К трудовому народу Эстонии». В ней содержался призыв к солдатам отказываться от участия в контрреволюционном походе на Петроград.
Во второй половине октября красные оставили Гатчину, Красное Село, Детское Село (Пушкин), Павловск, Ямбург (Кингисепп), Лигово. В те дни газета «Свободная Россия» (орган Северо-Западного правительства) писала: «Мелькают названия разных городов и селений, а напряжённый слух ловит каждый звук, каждый шорох, ища в них заветные слова: Петроград взят»{379}.
При первых же успехах армии Юденич особым приказом объявил всю белую территорию, включая Нарву (здесь располагался штаб Главнокомандующего), театром военных действий и назначил военным генерал-губернатором генерал-майора П.В. Глазенаппа, а находившемуся в Гельсингфорсе генералу Гулевичу поручил по телеграфу быть его представителем по всем гражданским и военным делам. Эти приказы означали фактическое упразднение Северо-Западного правительства и произвели на эстонцев ошеломляющее впечатление, ведь Северо-Западное правительство признавало независимость Эстонии и рассматривалось как гарант эстонской независимости при взятии Петрограда. В правительственных кругах Эстонии нарастала враждебность к генералу Юденичу. Шансы РСФСР на заключение мира увеличивались.
20 октября армия Юденича, поддержанная эстонскими частями, вышла на подступы к Петрограду. В этот период «крылатки» стали принимать в магазинах Ревеля и Нарвы напрямую, не требуя обмена на эстонские марки. Их курс быстро пошёл на повышение не только в Эстонии, но и в Норвегии, Дании, Финляндии и Швеции{380}. После захвата Гатчины Юденич заявил журналистам: «Вот сначала возьмём Петроград, а потом повернём штыки на Ревель»{381}. Западноевропейская печать ликовала, предвкушая падение города в ближайшие дни. Казалось, что «сумасшедшая политика» Эстонии приближается к трагическому концу для поборников её независимости.
Но вот 20 октября 1919 г., в день освобождения Орла от белых, Красная Армия, получив свежие подкрепления, переходит в контрнаступление под Петроградом, чтобы путём нанесения двух ударов из Тосно и Луги соединиться в Ямбурге и полностью окружить Северо-Западную армию, ведущую бои на Пулковских высотах. 23 октября красные заняли Павловск и Детское Село, 26-го уже были в Красном Селе, 31 октября — в Луге и стали продвигаться к Ямбургу. Оказавшись под угрозой глубокого охвата с юга, Северо-Западная армия начинает отходить, и вскоре этот отход превращается в бесцельное, стихийное отступление.
По мнению Б. Соколова[111], общим для большинства белых фронтов было то, что их командование не находило нужным считаться с законами гражданской войны, которые требовали от армий особой внутренней спайки, цемента, который не позволял бы разваливаться зданию от первого же ничтожного дождя. У большевиков, как считает Соколов, таким цементом были комячейки, благодаря которым они держали в своих ежовых рукавицах солдатскую массу, и держали её не только наружной спайкой, но и внутренней. Внутренняя спайка белых армий, согласно наблюдениям Соколова, редко где имела место и ещё реже культивировалась как необходимая для победы. Исключение составляли добровольческие части, но армия не могла состоять только из них, тем более что им большевики противопоставляли сотни тысяч регулярных войск Красной армии.
Если обычно на фронтах не гражданской войны неудача деморализовала войска, порой весьма надолго, то на гражданской войне малейшее, иногда само по себе несущественное поражение влекло за собой тяжёлые, уже непоправимые последствия. «Психология — вот что царило, господствовало на гражданских фронтах», — делает вывод Б. Соколов и иллюстрирует это положение типичным примером. Народная армия наступает. Успех ей сопутствует. Сотни разбивают тысячи, десятки тысяч. Как результат победы, отовсюду текут добровольцы. Подвозятся припасы. Но вот неудача. Небольшое отступление — и всё кончено. Армия перестаёт существовать. Белые солдаты массами переходят к красным. Население, напуганное грядущим приходом большевиков, перестаёт давать подводы, прячет провиант, получается картина полного разгрома{382}.
Всё это пережила армия Юденича. Контрудар, нанесённый ей усилиями красного Петрограда без всякого ослабления других фронтов Гражданской войны, оказался, если судить по последствиям, сокрушительным. Недоумевая, армия пятилась назад. Аза ней тянулись многочисленные беженцы, зачастую с детьми, на измученных лошадях, в товарных вагонах без печей. Спрос на «крылатки» в Эстонии полностью прекратился. Имея на руках только эти новые деньги, беженцы и военные оказались в бедственном положении. Многие умирали, обессиленные голодом, холодом, болезнями. Их муки и смерть ухудшали и без того тяжёлое нравственное состояние армии, страдавшей из-за развала хозяйственной части от недоедания и лишений. Эстонские правительственные части также были деморализованы и в беспорядке отступали.
К середине ноября Красная Армия овладела Ямбургом. В связи с провалом планов захвата Петрограда и Ингерманландии с повестки дня была снята и программа создания финляндско-эстонской унии. Ввиду крайне неустойчивого международного положения Эстонии эта идея и раньше не находила особенно широкой поддержки в политических кругах Финляндии. Даже один из идеологов «Великой Финляндии» генерал Маннергейм считал, что Финляндию никак нельзя ставить в один ряд с возникшими после Первой мировой войны прибалтийскими государствами{383}.
Но и после потери Ямбурга 2-я и 3-я дивизии продолжали вместе с эстонскими частями упорно обороняться на позициях перед Нарвой в условиях яростных атак отборных частей большевиков, которые устраивали в день до 17 лобовых атак. 4-я и 5-я дивизии держали оборону у деревни Криуши. Остальные части отошли в глубокий тыл и были разоружены эстонцами.
Успешное контрнаступление Красной Армии резко изменило отношение эстонского правительства к пребыванию Северо--Западной армии на эстонской территории. На фоне смены побед поражениями (конец октября 1919 г.) среди эстонского населения нарастает враждебность к отступавшей русской белой армии и тянувшимся за нею многочисленным беженцам. Сказывалась и не прекращавшаяся тайная большевистская агитация: мол, во всём виноваты «северо-западники», из-за их присутствия в Эстонии и упорства откладывается мир с Советской Россией, а эстонский солдат вынужден проливать кровь. Эстонцы начинают враждебно коситься на русских солдат. Бранное слово «куррат» (по-эстонски — чёрт) в их адрес звучит на каждом шагу. В условиях нараставшей враждебности эстонцев русский воин переставал понимать, зачем помогать эстонцам при обороне Нарвы. Борьба бок о бок с ними теряла для него всякий смысл. Бывали случаи, когда, прижатые красноармейцами к эстонской границе, «белые» натыкались на эстонские пулемёты, оказываясь буквально между двух огней.
При переходе линии фронта солдаты и офицеры армии Юденича были полностью разоружены и лишены знаков отличия. Кроме того, эстонцы грабили без всякого зазрения совести отступавшие на эстонскую территорию русские белогвардейские части, совершенно открыто «изымали» личное имущество, отнимали обозы, растаскивали снаряжение. Захвачено было также всё вооружение, все склады военного имущества Северо-Западной армии, множество вагонов и паровозов{384}.
Но ещё хуже было положение беженцев и их детей, замерзавших в снегу перед проволочными заграждениями Нарвы, куда им не давали доступа. Документом того времени может служить статья в газете «Свободная Россия» от 25 ноября 1919 г. под названием «Побольше сердца». В ней корреспондент выражает прямую укоризну в адрес эстонцев и взывает к чувству простой человечности: «…Люди мёрзнут за проволочными заграждениями, а невдалеке поблёскивает весёлыми огоньками город, дымятся трубы… Да, обидно и тяжело наблюдать за страданиями несчастных людей, лишённых крова, превратившихся в бездомных скитальцев. И то бесчувственное отношение, какое наблюдается со стороны людей, находящихся в тепле и уюте, служит отнюдь не к единению, а к созданию дальнейшей розни и затаённой обиды. Остановитесь, подумайте — ведь все мы люди, никто из нас не застрахован от несчастий в гражданской войне. Побольше сердца, побольше человечности — ведь там, за проволочными заграждениями, мрут дети, гибнут молодые жизни. Вам неприятен наплыв чужестранцев… — верю, но бывают моменты, когда простая человечность требует от нас небольших лишений. Помогите, граждане свободной Эстонии, русским страдальцам — будущая Россия оценит вашу помощь и не забудет её…» Позже и беженцев пустили за проволоку, но и тогда, как с горечью восклицает бывший министр бывшего Северо-Западного правительства Василий Горн, сколько было пережито страданий, сколько пролито слёз!{385}
