Андрей Буровский - Крах империи (Курс неизвестной истории)
Опыт Соединенных Штатов Америки свидетельствует: первые два поколения переселенцев ощущают себя еще эмигрантами. А вот третье поколение — оно уже считает себя «местными», «тутэйшими». Есть и опыт того, как становятся необратимыми процессы формирования новых народов: для этого должно вымереть или совершенно одряхлеть поколение, помнящее другую жизнь.
Попробуйте доказать русскому киевлянину, осколку булгаковского Киева, что Киев — не русская земля! Даже люди нашего поколения с трудом воспринимают независимость Украины. Мы жили на Украине, как в части общей державы. В наших домах пелись украинские песни, часть семейной истории протекала на Украине, а родные могилки есть не только на Серафимовском кладбище Петербурга, но и на Байковом в Киеве.
Но рано или поздно придет поколение, для которого все будет привычно, что Украина независима, что говорят там по–украински, что Киев — украинский город и столица Украины. В конце концов, и русский Харбин ушел, исчез с географической карты. Сейчас Харбин — это типичный китайский город.
Так же и здесь. То, что мы наблюдаем сегодня, — это еще не рождение нового народа. Это даже не рождение субэтноса. Мы — свидетели появления первого поколения «местных русских». «Поезд пошел в Россию», — так говорили в Сибири и раньше, при советской власти. Так говорят и теперь, но с гораздо большим значением.
Поколение, родившееся в начале 1980–х, еще помнит о единстве России. Спустя два–три поколения, в середине ХХI века, появятся на свет те, у кого родственные связи с остальной Россией разорваны, кто никогда не бывал в Москве, а если и бывал — то так же, как он бывал в Пекине, великом городе на правом берегу Енисея. Или в Берлине, большом городе на левом берегу Енисея.
Так формировались и украинцы: всегда был слой, который получал образование в России или в Польше, путешествовал, знал языки. Но низовая интеллигенция; а тем более народные массы, варились в собственном соку, по обоим берегам Днепра.
Судя по многим признакам, нынешнее правительство Российской Федерации, правительство В. В. Путина, осознает грозную опасность. Но что оно реально может сделать? Кардинально решить вопрос можно только одним способом — перемешивая население. Теоретически это можно делать беспрерывно долго, не давая массе принимать региональные формы и застывать в них в виде новых субэтносов, а потом — этносов. Но где взять необходимые на это миллиарды и миллиарды долларов?! А увещеваниями и пропагандой проблемы никак не решишь, потому что пока власть болтает, новые этносы знай себе формируются.
Вне Сибири, в Европейской России, происходит совершенно то же самое. Расстояния там поменьше, но ведь и народ победнее. Белорусские и украинские этносы уже не осмысливаются в Российской Федерации как части русского народа, но и другие районы исторической России вполне могут порождать новые субэтносы, а в перспективе — и новые этносы.
Сейчас не только Дальний Восток, Восточная Сибирь, Алтай, Западная Сибирь, но и многие территории Европейской России, похоже, вполне готовы к самостоятельному государственному строительству. При ослаблении пресловутого «центра», чисто экономическим ослаблением связей между частями империи и разрывом личных и общественных связей местные проблемы, местная экономика и даже местные диалекты становятся гораздо важнее для большинства людей, чем поддержание все более иллюзорной общероссийской общности.
На юге России, в Новороссии, тоже уже давно говорили: «Поезд пошел в Россию». Сегодня образ жизни, поведение жителя Кубани сильно отличается от образа жизни русского в Сибири. Изменяется и язык. Существование в русском языке «акающих» наречий и «окающих» наречий — не ново. Но раньше, в имперскую эпоху, эти полудиалекты не развивались. Они и влияли на литературный язык, но очень слабо; важнее было растворение местных простонародных говорков в русском литературном языке. Не то сегодня… Многие слова в Новороссии стали произноситься по–другому, С другим ударением или акцентом. Порой странно звучит речь «тутэйшего» — особенно для приехавшего из другой части страны.
Сибиряку дико наблюдать, как живут люди в станицах и городках? Частная застройка, но притом много асфальта, кирпичные дома в два этажа, огороды и скотина у всех, но городской образ жизни. Ни город, ни село. Вечерами они садятся в «чистых» садиках под виноградными беседками, пьют чай и сухое вино (не водку). Дико потому, что это какой–то особый образ жизни, не сельский и не городской, и потому, что в Сибири нет ничего подобного.
Не только донские, но и кубанские казаки в годы пере стройки все активнее заявляли о себе как о нерусских народностях или в лучшем случае как об «особых этносах российского суперэтноса». Серьезные ученые смеются, когда в их присутствии рассказывают байки о тюркском племени касс–саки, давших, якобы, начало казакам на Дону. Но что поделать! Массовое народное сознание весьма мало формируют монографии и материалы конференций и конгрессов. А вот пришедшиеся «в жилу» исторические байки — очень даже формируют.
Большая часть тех, кто называет себя казаками сегодня, не имеет никакого отношения к историческим казакам, но ведь и это не очень важно.
Точно так же и русские Приднестровья часто заявляют о себе как об особом этносе, который должен иметь собственную государственность.
На Северо–Западе о санкт–петербургском субэтносе русского этноса говорят вполне серьезно. В Великом Новгороде восстановлены исторические названия улиц (и улица Гагарина, например, названа теперь Федоровский ручий, с ударением на первом слоге слова «ручий»), а самосознание исторической преемственности от Древнего Новгорода немало помогает в сплочении общества для решения общих проблем — там может возникнуть новый узел этногенеза. Не устрой еще Иван III погрома Древнему Новгороду, и уже сегодня Северо–Запад был бы населен особым этносом, отличающимся от москалей не меньше, чем украинцы и белорусы. Судя по всему, теперь этот процесс начинается опять (а может быть, в Санкт–Петербурге шел уже давно и только не был отслежен).
Если появляются «тутэйшие», а уж тем более субэтносы — появляется и требование политического отделения. Народ творит свое государство.
Перспектива разделения русского народа — это перспектива распада русских территорий Российской Федерации. Такая перспектива кажется россиянину дикостью, фантасмагорией, абсурдом …
Большинство русских при одних только попытках обсуждать это явление буквально обхватывает голову руками или затыкает уши: «Об этом нельзя даже говорить… Даже думать!» Это как раз тот самый случай, когда явление воспринимается настолько болезненно, что сама попытка рационально обсуждать его вызывает страдание и как следствие — желание немедленно сменить тему.
РАСПАД СОБСТВЕННО РОССИИ
Но независимо от желаний или эмоций людей, процесс последние годы идет полным ходом. История уже доказала:
вполне возможны жизнеспособные русские государства и вне огромной традиционной империи. В 1918 году Войско Донское отделилось от рушившейся империи и совсем неплохо существовало как самостоятельное государство. Так же, совсем не испытывая особенных проблем, существовала три года Дальневосточная республика, а Русская Маньчжурия дожила до 1945 года. Характерно, что окончивших Политехнический институт в Харбине англосаксы считали очень квалифицированными людьми, и многие из них принимали участие в создании СВЧ–печей, ЭВМ и прочей электроники; а русские археологи из Маньчжурии сделали несколько интересных открытий. Уже эти факты свидетельствуют, насколько жизнеспособна была Русская Маньчжурия — осколок русской провинции, оказавшийся за пределами СССР.
Новые этносы требуют для себя новых государств — это естественно. Но и государства порождают новые этносы. Русские в Великом княжестве Литовском стали белорусами. Русские на землях, отошедших под Польшу, стали украинцами. А главное — новые государства могут возникать и до того, как появятся новые народы.
К сожалению, в России очень мало известны работы санкт–петербургского ученого С. Б. Чебанова: увлекаясь самим процессом исследования, он практически не публикует своих результатов. Он предполагает ведение «московско–петербургских войн» за территорию между 2030 и 2040 годами. Американские футурологи предполагают, что между 2030 и 2040 годами может вспыхнуть война между Китаем и Москвой за Сибирь. Если правы и они, и Чебанов, это десятилетие окажется для России куда как жарким.
Если основная территория России окажется разорвана на два враждующих государства, между этими центрами начнется и формирование разных этносов. Тем более, очень вероятно, что и политический строй этих двух государств — Московской России, Московии, И Петербургской России, Петербургии, — окажется очень различным.