Джон Норвич - История Византии
Но и христианский мир также изменился. Давно уже разделенный, теперь он поляризовался. На протяжении столетий до и после церковного раскола расхождения между Римом и Константинополем были в основном теологическими. После разграбления византийской столицы суть дела изменилась. По мнению греков, варвары, осквернявшие их алтари, грабившие их дома и насиловавшие их женщин, не могли уже считаться христианами в каком бы то ни было смысле. Последующие попытки принудить византийцев к союзу с Западом являлись совершенно безнадежными просто потому, что любой альтернативный вариант представлялся грекам более предпочтительным, нежели подчинение Риму. «Лучше султанский тюрбан, чем кардинальская шляпа», — обычно говорили они, и ничуть не кривили при этом душой.
24
Анжуйская угроза (1261–1282)
Василевс вернулся в свою столицу. Городские колокола возвестили об этом торжественном событии, и во всех церквях был отслужен благодарственный молебен. Однако Михаил Палеолог не принимал участия в этих празднествах. Когда он по возвращении увидел город, зрелище глубоко поразило его. Повсюду царила разруха: церкви находились в руинах, от дворцов остались одни остовы, целые кварталы являли собой груду почерневшей древесины. Значительная часть развалин и обломков пребывала в неизменном виде на протяжении более полувека, с того времени, когда город был разрушен крестоносцами. После коронации Михаил уединился в старом дворце — Влахернский, по его мнению, был осквернен пребыванием латинян, — чтобы хорошенько обдумать проблемы, стоявшие перед ним.
Наиболее важной из них являлась проблема государственной безопасности. Большая часть Греции все еще находилась под властью франков; Эпир и Фессалия, хотя и управлялись греками, были враждебно настроены по отношению к константинопольской власти — так же как Сербия и Болгария. Венеция и Генуя контролировали византийское морское пространство и значительную часть Восточного Средиземноморья. Папа Урбан IV, бывший латинский патриарх Иерусалима, отказывался смириться с крушением крестоносной империи, а Манфред, к тому времени вернувшийся на Сицилию, был готов использовать любой предлог для нового наступления на Константинополь. Союз нескольких этих врагов — а то и всех сразу — мог уничтожить только что восстановленную, еще не окрепшую империю.
Оценив со всех сторон ситуацию и посчитав, что на Западе можно рассчитывать только на поддержку генуэзцев, василевс решил в первую очередь восстановить сухопутные и приморские стены, а также огромную железную цепь, перегораживавшую ранее Золотой Рог. Далее Михаил приступил к строительству, но не забывал и о разрушенных монастырях и церквях, сознавая их жизненную важность для укрепления народного духа. Пробуждение религиозной жизни его подданных одновременно приводило к укреплению их чувства патриотизма и национальной гордости; в то же время все это обеспечивало поддержку политики Михаила со стороны церковных кругов. Венцом усилий василевса стало возведение перед церковью Св. Апостолов колонны, которую увенчивала статуя его покровителя, св. Михаила, а у подножия колонны стояла еще одна статуя, изображавшая самого правителя с макетом Константинополя в руках.
Что касается папы Урбана, то Михаил оказался прав в своих оценках. К Святому престолу были отправлены два посланца с извещением о восшествии Михаила на трон; с одного из них — согласно имеющимся источникам, которые, возможно, несколько преувеличивают, — заживо содрали кожу, второму же едва удалось спастись. Урбан, поощряемый Балдуином, настойчиво призывал к организации нового Крестового похода с целью отвоевания Константинополя для Запада. Венецианцы полностью поддержали его, но, к разочарованию Урбана, никто более не проявил особого энтузиазма. Во Франции король Людовик Святой рассудительно заявил, что целью Крестовых походов является борьба с неверными, а не с собратьями-христианами. Германия пребывала в состоянии смятения после произошедшей в 1250 г. смерти Фридриха II. Сын Фридриха, Манфред Сицилийский, мог бы откликнуться на призыв Урбана — союз с Римом, почти несомненно, позволил бы ему получить давно уже чаемое признание со стороны папы, — но Урбану такой альянс казался немыслимым. Он знал о непомерных амбициях короля Сицилии, и, даже если бы с его помощью удалось восстановить на константинопольском троне Балдуина, перспектива последующего возвращения долгов Манфреду представлялась папе слишком ужасной.
Ничего не приходилось ждать от генуэзцев, которых понтифик некоторое время назад отлучил от церкви за поддержку Восточной империи. Однако их сближение с Константинополем оказалось весьма непродолжительным. Летом 1263 г. недалеко от острова Спеце совместная византийско-генуэзская флотилия числом в 48 кораблей дала бой венецианской, насчитывавшей 32 боевых судна. Сражение закончилось унизительным поражением союзников. Не скоро генуэзцам удалось оправиться от этого разгрома и восстановить свои позиции в Восточном Средиземноморье, но еще важнее то, что они утратили доверие и уважение Михаила Палеолога, который платил генуэзцам за защиту византийских территориальных вод и ожидал более значимой отдачи от вложенных денег. Несколько недель спустя Михаил вообще отказался от услуг генуэзской флотилии и предложил ей возвращаться домой.
У Михаила имелись и другие причины для недовольства Генуей. Число хлынувших в Константинополь генуэзцев было столь велико — и торговые отношения они выстраивали столь агрессивно, — что это стало представлять угрозу местной купеческой общине. А в следующем году был раскрыт заговор, организованный генуэзским подеста[87] в Константинополе Гульельмо Гверчи, который имел намерения поспособствовать королю Сицилии Манфреду захватить город. Когда император представил Гверчи неопровержимые улики, тот во всем сознался, и генуэзцы были изгнаны из Константинополя. Уже через три года после заключения Нимфейского договора альянс с Генуей распался.
Ныне, более чем когда-либо, Михаил Палеолог нуждался в друзьях. От Манфреда ничего хорошего ожидать не приходилось. Король Людовик был всецело занят своими военными кампаниями. Оставался еще папа, чья враждебность к василевсу проистекала не из личного нерасположения, но из естественного желания добиться подчинения Константинополя Риму. С другой стороны, Урбан предпочитал, чтобы на берегах Босфора властвовал греческий император-еретик — как меньшее из зол, — а не король Сицилии, и Михаил хорошо осознавал это. Весной 1263 г. латинский епископ калабрийского города Кротоне, грек по имени Николай, отправился с берегов Босфора в Рим с посланием василевса к папе, в котором давалось понять, что Константинополь готов выказывать преданность и повиновение папской власти; в подобных обстоятельствах Манфреду пришлось бы отказаться от своих планов завоевания Константинополя. Урбан попался на удочку. Папский ответ, адресованный «Палеологу, прославленному императору греков», содержал почти елейные выражения и обороты речи. Это письмо также было передано с епископом Николаем. Но когда он вернулся в Константинополь, ему разъяснили, что все проблемные вопросы могут быть решены только на Вселенском соборе. Епископу ничего иного не оставалось, кроме как согласиться. Но проведению подобного собора — если бы его все же решили созвать — помешала кончина Урбана. Это случилось в Перудже 2 октября 1264 г.
Наибольшее беспокойство у папы Урбана в последний год его жизни вызывала персона Манфреда Сицилийского. Их ссора носила не только личный характер: к этому времени вековечное соперничество между папством и Западной империей — которую в период затянувшегося междуцарствия фактически представлял Манфред — привело к серьезному расколу на итальянской политической сцене, в результате чего возникло два противоположных лагеря: гвельфы, грубо говоря, являли собой папскую партию; гибеллины поддерживали и в свою очередь получали поддержку со стороны императоров Гогенштауфенов. Урбан испытывал особое негодование по поводу того, что Манфред в 1258 г. отобрал Сицилийское королевство (так называемое Regno (Реньо)[88], которое включало в себя значительную часть Южной Италии со столицей Неаполь) у своего шестилетнего племянника Конрадина, в результате чего владения Манфреда теперь доходили до южной границы Папского государства. По традиции понтифик выступал сюзереном Реньо, и с того момента как Манфред осуществил государственный переворот, папская власть занялась поиском нового, более лояльного к ней принца, которым можно было бы заменить узурпатора. В итоге выбор пал на Карла, графа Анжуйского и Провансальского, младшего брата французского короля Людовика.
Карл представлял собой архетипическую фигуру младшего сына, который не может простить судьбе проклятой случайности своего рождения. Холодный и жестокий, амбициозный и своекорыстный, он был совсем не прочь отобрать у Манфреда королевство именем папы. Новый папа Климент IV — еще один француз на папском престоле — пришел с ним к договоренности.
