Борис Соколов - Иосиф Сталин – беспощадный созидатель
Неизвестно, в каком состоянии были штаны самого Ежова после того, как его посадили. Особенно когда Николай Иванович понял, что меньше расстрела ему ничего не грозит. Ведь любовный треугольник Ежов – Хаютина – Бабель чудесным образом трансформировался в террористический заговор с целью убийства Сталина и других руководителей партии и государства. Ежов на следствии утверждал (или повторял то, что диктовали следователи): «Близость Ежовой к этим людям (Бабелю, Гладуну и Урицкому. – Б. С.) была подозрительной… Особая дружба у Ежовой была с Бабелем… Я подозреваю, правда, на основании моих личных наблюдений, что дело не обошлось без шпионской связи моей жены…
Я знаю со слов моей жены, что с Бабелем она знакома примерно с 1925 года. Всегда она уверяла, что никаких интимных связей с Бабелем не имела. Связь ограничивалась ее желанием поддерживать знакомство с талантливым и своеобразным писателем…
Во взаимоотношениях с моей женой Бабель проявлял требовательность и грубость. Я видел, что жена его просто побаивается. Я понимал, что дело не в литературном интересе моей жены, а в чем-то более серьезном. Интимную их связь я исключал по той причине, что вряд ли Бабель стал бы проявлять к моей жене такую грубость, зная о том, какое общественное положение я занимал.
На мои вопросы жене, нет ли у нее с Бабелем такого же рода отношений, как с Кольцовым (М.Е. Кольцов был арестован 14 декабря 1938 года, и Ежов знал о его аресте. – Б. С.), она отмалчивалась либо слабо отрицала. Я всегда предполагал, что этим неопределенным ответом она просто хотела от меня скрыть свою шпионскую связь с Бабелем…»
Николаю Ивановичу не хотелось выглядеть рогоносцем. Поэтому он с готовностью пошел навстречу пожеланиям следствия и представил связь Бабеля и Евгении Соломоновны не интимной, а заговорщической. Заодно можно было погубить и любовника жены, к которому Ежов ее сильно ревновал и которого теперь можно было смело взять с собой в могилу.
О своих отношениях с супругой Ежова Бабель на следствии показал: «С Евгенией Ежовой, которая тогда называлась Гладун, я познакомился в 1927 году в Берлине, где останавливался проездом в Париж. Гладун работала машинисткой в торгпредстве СССР в Германии. В первый же день приезда я зашел в торгпредство, где посетил Ионова, знакомого мне еще по Москве. Ионов пригласил меня вечером зайти к нему на квартиру. Там я познакомился с Гладун, которая… встретила меня словами: «Вы меня не знаете, но вас я хорошо знаю. Видела вас как-то раз на встрече Нового года в московском ресторане» (выходит, Евгения Соломоновна давно положила глаз на Исаака Эммануиловича как молодого и перспективного писателя. – Б. С.).
Вечеринка у Ионова сопровождалась изрядной выпивкой, после которой я пригласил Гладун покататься по городу в такси. Гладун охотно согласилась. В машине я убедил ее зайти ко мне в гостиницу. В этих меблированных комнатах произошло мое сближение с Гладун, после чего я продолжал с ней интимную связь вплоть до дня своего отъезда из Берлина». Наличие мужа, Александра Федоровича Гладуна, дипломата, чья карьера прервалась после налета на советско-английское торговое общество «Аркос» в 1927 году, Евгению Соломоновну нисколько не стесняло в ее любовных похождениях. Тем более, что он был тогда в Москве, где работал уже по хозяйственной части. Потом, вплоть до исключения из партии в октябре 1938 года, Гладун возглавлял Харьковский инструментальный завод.
Бабель продолжал: «В конце 1928 года Гладун уже жила в Москве, где поступила на работу в качестве машинистки в «Крестьянскую газету», редактируемую С. Урицким. По приезде в Москву я возобновил интимные отношения с Гладун, которая устроила мне комнату за городом, в Кусково…
Мне ничего не известно о шпионской связи Гладун-Ежовой… В смысле политическом Гладун была в то время типичной «душечкой», говорила с чужих слов и щеголяла всей троцкистской терминологией… Во второй половине 1929 года наша интимная связь прекратилась, я потерял Гладун из виду. Через некоторое время я узнал, что она вышла замуж за ответственного работника наркомата земледелия Ежова и поселилась с ним на квартире по Страстному бульвару.
Познакомился я с Ежовым не то в 1932-м, не то в 1933 году, когда он являлся уже заместителем заведующего орграспредотделом ЦК ВКП(б). Часто ходить к ним я избегал, так как замечал неприязненное к себе отношение со стороны Ежова. Мне казалось, что он знает о моей связи с его женой и что моя излишняя навязчивость покажется ему подозрительной. Виделся я с Ежовым в моей жизни раз пять или шесть, а последний раз летом 1936 года у него на даче, куда я привез своего приятеля, артиста Утесова. Никаких разговоров на политические темы при встречах с Ежовым у меня не было, точно так же, как и с его женой, которая по мере продвижения своего мужа внешне усваивала манеры на все сто процентов выдержанной советской женщины (памятуя о документально зафиксированной связи Ежовой с Шолоховым, слова о «выдержанной советской женщине» могут вызвать только улыбку. Да и отношения с Бабелем наверняка не прекращались. – Б. С.)…
К сотрудничеству в журнале «СССР на стройке» меня действительно привлекла Ежова, являвшаяся фактически редактором этого издания. С перерывами я проработал в этом издании с 1936 года по день своего ареста. С Ежовой я встречался главным образом в официальной обстановке в редакции, с лета 1936 года на дом к себе она меня больше не приглашала… Помню лишь, что однажды я передавал Ежовой письмо вдовы поэта Багрицкого с просьбой похлопотать об арестованном муже ее сестры Владимире Нарбуте, однако на эту просьбу Ежова ответила отказом, сказав, что муж ее якобы не разговаривает с ней по делам Наркомата внутренних дел.
Должен добавить, что за последние годы я дважды виделся с Ежовой у ее подруги Зинаиды Гликиной. Один раз была устроена шуточная «свадьба» Гликиной с писателем Леонидом Соболевым. На этой вечеринке, помнится, присутствовали Калмыков и Урицкий. Второй раз я был приглашен Ежовой на квартиру Гликиной, где в присутствии артиста театра Вахтангова Горюнова и того же Урицкого артист Журавлев читал отрывки из Толстого и Тургенева (подозреваю, что встречи Бабеля и Ежовой на квартире Гликиной происходили гораздо чаще, причем в отсутствие хозяйки и ее гостей, и что на самом деле интимная связь Исаака Эммануиловича и Евгении Соломоновны не прерывалась вплоть до самоубийства последней. – Б. С.).
Вот все, что я могу сообщить о своих отношениях с семьей Ежовой».
Бабель уже прекрасно понял, откуда ему грозит смертельная опасность, и старался всячески приуменьшить степень своей близости с семьей бывшего «железного наркома», ныне томящегося в одной из соседних камер. Прямо Бабелю еще не сказали, что Ежов арестован, но он об этом наверняка догадался по характеру вопросов, задаваемых следователями. Если Сталин убедится, что он, Бабель, был знаком с Ежовым лишь шапочно, никаких особых тайн насчет него не знает, а наоборот, испытывал на себе стойкую неприязнь со стороны Николая Ивановича, тогда, глядишь, смилостивится и сохранит жизнь. В этом случае и признание в шпионских связях с Мальро и некоторыми другими иностранцами не так страшны. Если Сталин решит, что Бабеля стоит сохранить, то могут просто дать несколько лет тюрьмы или лагерей по обвинению в шпионаже, если не найдут ничего более подходящего. Но оставлять Бабеля в живых никто не собирался…
Исаака Эммануиловича вынудили подписать уже совершенную ахинею – плод следовательской фантазии – о террористическом заговоре Ежова, Ежовой и Бабеля с целью уничтожить Сталина, Ворошилова и других членов Политбюро. Без писателя Бабеля в этом деле шеф органов госбезопасности обойтись ну никак не мог!
В собственноручно написанных бабелевских показаниях об этом «терроризме» ничего нет. «Признания» сохранились лишь в написанном следователем протоколе допроса от 15 июня 1939 года. Бабель в ходе этого допроса заявил: «Со слов Ежовой мне известно, что в ее антисоветскую группу входили писатель Иван Катаев (арестован в 1937 году), работник Комиссии Партийного Контроля Евгения Цехер и ее муж Цехер, сотрудничающий в одном из московских издательств, видные комсомольские работники братья Бобрышевы (арестованы), два брата Урицких, один из них Семен – бывший редактор «Крестьянской газеты» и второй Владимир – заместитель заведующего издательством «Искусство» (оба арестованы).
Ближайшими помощниками Ежовой по антисоветской группе были: ее подруга Фаина Школьникова и Гликина Зинаида. В близких отношениях с Ежовой находился также писатель Леонид Соболев (интересно, остался ли среди видных советских писателей хоть один, кто не состоял в интимной связи с любвеобильной Евгенией? – Б. С.), однако о его причастности к антисоветской организации мне ничего не известно. Все названные мною лица были связаны с Ежовой по ее прежней троцкистской работе. Должен добавить, что Ежова была связана по заговорщической работе с бывшим секретарем ЦК ВЛКСМ Косаревым и бывшим секретарем Кабардино-Балкарского обкома ЦУ ВКП(б) Беталом Калмыковым, о чем мне сообщила сама Ежова в середине 1937 года…
