Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - Игорь Владимирович Курукин
А пока правительство признало необходимым привести законы и нормативные акты, регулирующие оборот алкоголя и этилового спирта, в соответствие с Налоговым кодексом и прочими законодательными актами.
В принятом правительством законопроекте о государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции предусмотрены отмена всех акцизных марок, кроме федеральной и региональной, и стандартизация емкостей для розлива напитков. Кроме того, будут сняты ограничения на выдачу экспортных лицензий и частично — на рекламу алкоголя. А это означает, что реклама алкоголя может в скором времени в массовом порядке вернуться на полосы журналов, рекламные щиты и телеэкраны. Остается надежда на новый проект закона «Об основах антиалкогольной политики Российской Федерации», который должен пройти обсуждение в Государственной Думе, здравый смысл законодателей и, прежде всего, самостоятельные усилия общества, если оно действительно осознает проблему и предложит цивилизованные способы ее решения.
Послесловие
Многовековая история противодействия алкогольной зависимости не знает единственно верного средства ее искоренения — так же, как нет у пьянства одной-единственной причины. Во всем мире его рассматривают как биопсихосоциальное явление, и нас интересует именно последний фактор: социокультурные причины и последствия феномена русского пьянства с точки зрения не только современника, но прежде всего — историка.
Поэтому на этих последних страницах не будет очередного вывода о необходимости противостояния пьянству и алкоголизму — это в нашей стране вроде бы было впервые понято уже 300 лет назад. Предлагать новые пути и методы такой борьбы — дело профессионалов социальных служб; мы же вполне осознаем свою некомпетентность в вопросе ее практической организации, а также приносим извинения за возможные (и даже неизбежные) погрешности, особенно при оценке из вторых рук алкогольной ситуации в стране за последние годы. Иные исследования, очевидно, могут привести к более оптимистичным — или наоборот, совсем печальным — выводам.
Но несомненно, что даже в нынешних нелегких условиях в России уже накоплен необходимый опыт и есть реальные, а не казенно-отчетные результаты утверждения того самого трезвого образа жизни, о котором сейчас принято отзываться с некоторой иронией, и все это заслуживает внимательного изучения.
Мы же стремились показать, что представления об исконной предрасположенности русской нации к пьянству — это миф, ибо исторически у разных этносов складывались различные типы потребления спиртного; но «изначально пьющих» народов не было, как не было и непьющих. Прогресс породил не только великие географические открытия, книгопечатание и искусство Высокого Возрождения; переход от патриархально-средневековой регламентации быта к Новому времени сопровождался и иными вехами, в том числе и качественным сдвигом в массовом производстве и потреблении крепких спиртных напитков. За успехи европейской цивилизации было заплачено и катастрофическими взлетами пьянства то в одной, то в другой стране. Россия в этом смысле отнюдь не была исключением, да и водка далеко не сразу стала «белой магией» русского крестьянина или горожанина. Так, немцы — современники Ивана Грозного и Михаила Романова едва ли являли собой образец трезвости для подражания своим восточным соседям, которые только к середине XVI века стали в массовом порядке приобщаться к «водочной культуре».
Но постепенно за 200–300 лет миф о неумеренности русского пьянства приближался к реальности: оно не регламентировалось (как это рано или поздно происходило в других европейских странах) постепенно нараставшими, утверждавшимися в повседневности нормами, традициями, естественными ограничениями.
На Западе в течение 400 последних лет на смену грозным указам об отрезании ушей у пьяниц пришла достаточно гибкая система мер — и в том числе, что важно, финансовых, позволяющая сдерживать алкогольный поток в приемлемых рамках. Устоявшиеся за это время формы общественного быта также способствовали и утверждению более цивилизованных форм пития, и появлению общественных инициатив в деле ограничения пьянства, имеющих сейчас уже 150-летний опыт. В итоге, например, немецкое питейное поведение стало более умеренным и при этом совместило культуру тонких вин и традиционное пивное застолье.
Важнейшими факторами иного развития событий в России стали условия ее исторического развития, связанные с периодически повторяющимися «скачками». Само возникновение восточноевропейской державы было связано с быстрым формированием государственности при отсутствии развитой сословно-классовой структуры западноевропейского образца и после 200-летнего татарского ига, способствовавшего экономическому торможению и деформации общественного устройства Руси. Опережающим «прорывом» стало создание Московского царства в XV–XVI столетиях путем утверждения специфически «служилого» государства и неограниченной царской власти. И раз за разом для преодоления накапливавшейся отсталости предпринимались новые рывки с максимальным напряжением сил и средств: петровские реформы, «первая индустриализация» конца XIX — начала XX века, сталинские пятилетки, — каждый из которых приводил к резкому социокультурному сдвигу, ломке привычных типов и норм поведения. При этом характерной чертой было не органичное включение в новую реальность накопленного культурного наследия, а отрицание его как косного и даже прямо враждебного пережитка.
Другой издержкой подобного типа развития стало наличие социального напряжения в обществе, которое так и не сумело построить целостную, прочную систему институтов, связей и коммуналистских структур, обеспечивавших его внутреннюю устойчивость и определенную независимость по отношению к государству.
«Россия — страна казенная», — этот печальный афоризм великого историка В. О. Ключевского помогает понять вековую практику «государева кабацкого дела», систематически внедрявшегося в повседневную жизнь. Постоянные войны, необходимость содержания государственной машины и ее преобразования делали его незаменимым источником доходов в относительно неразвитой стране. Менялись формы и методы, но акциз или монополия исправно служили мощнейшим финансовым рычагом, обеспечивавшим те самые успехи петровских преобразований или первых советских пятилеток, которыми справедливо принято было гордиться.
В условиях многовековой российской несвободы алкоголь неизбежно утверждался в качестве доступного, легального, социально значимого средства социализации личности, компенсации ее приниженности — и формы протеста против нее; наконец, естественного «всеобщего эквивалента» в ситуации хронического дефицита.
Ускорение темпа современной жизни (особенно после второй мировой войны) с ее урбанизацией, миграциями, научно-технической и прочими «революциями» стимулировало использование этого средства отнюдь не только в России: в 70—80-х гг. быстро растущее потребление алкоголя стало национальной проблемой и в устойчиво развивающихся богатых странах, что заставило их власти принимать серьезные государственные меры вроде законов 1971–1974 и 1984 гг. в США. Но именно в России питейное «наследство» в сочетании с традиционной (хотя и прикрываемой словесно) финансовой политикой в «застойной» общественно-политической атмосфере создало наилучшие условия для ускоренной алкоголизации общества, не выработавшего
