Тим Вейнер - ЦРУ. Правдивая история
Дебаты получились весьма формальными, но в итоге свелись к единственному вопросу: что задумали Советы, что у них на уме? «Команда B» изображала Советский Союз посреди гигантского процесса наращивания вооружений, хотя фактически СССР урезал собственные военные расходы. Эти американские «эксперты» чересчур завышали точность советских межконтинентальных баллистических ракет. Они удвоили количество бомбардировщиков ответного удара, которые строил Советский Союз. Они неоднократно предупреждали об опасностях, которых так ни разу и не воплотились в реальность, о несуществующих угрозах, о технологии, которые никогда не были созданы, – и, что самое ужасное, – о советской секретной стратегии непременно выиграть войну с применением ядерного оружия. Затем, в декабре 1976 года, они выборочно поделились своими «открытиями» с сочувствующими репортерами и ведущими постоянных рубрик. «Команду B» никто не контролировал, – сказал Леман, – поэтому они стали источником постоянных утечек».
Шум, который подняла «Команда B», продолжался еще в течение нескольких лет. Он подпитывался огромным увеличением военных расходов Пентагона, что непосредственно и привело к выдвижению Рональда Рейгана кандидатом на пост очередного президента США от Республиканской партии в 1980 году. После того как холодная война была закончена, ЦРУ решило проверить результаты работы «Команды В». Все они оказались ошибочными. И снова речь шла о кардинальных расхождениях с действительностью в количестве бомбардировщиков и ядерных ракет.
«Такое чувство, что мной воспользовались», – заявил Буш Форду, Киссинджеру и Рамсфельду на последнем совещании Совета национальной безопасности уходящего в отставку правительства.
Искаженная разведаналитика превратилась еще в один инструмент извлечения политической выгоды, и с тех пор ей уже не суждено было возвратить былую честность. Оценки ЦРУ были явно политизированы с 1969 года, когда президент Никсон вынудил агентство изменить свои взгляды относительно способностей Советов нанести первый ядерный удар. «Я рассматриваю это как почти поворотный момент, с которого все и началось, – заявил в интервью для историков ЦРУ Эббот Смит, который при Никсоне руководил Управлением национальных оценок. – Администрация Никсона действительно стала первой, в которой разведка являлась лишь иной формой политики. Такой подход был пагубным, и в этом я твердо убежден». Джон Хейзинг, который сменил Смита на его посту в 1971 году, сделал еще более резкое заявление историкам ЦРУ, и его мысли звонко отозвались десятилетия спустя, уже в XXI столетии: «Видите ли, в ретроспективе я на самом деле не верю, чтобы организация разведки в этом правительстве была в состоянии дать честный и достоверный аналитический продукт, без риска политических разногласий. Вообще-то говоря, я считаю, что тенденция рассматривать разведку в политическом аспекте за эти годы усилилась. И все это главным образом из-за событий в Юго-Восточной Азии и роста советских стратегических сил, которые вызывали чрезвычайно интенсивные политические распри. Думаю, что в ретроспективе было бы наивно полагать, что большинство из нас когда-либо верили… что можно предложить честный аналитический продукт и принимать его за чистую монету… Думаю, разведка оказала относительно небольшое влияние на нашу политику за эти годы. Можно даже сказать, почти никакого. При определенных специфических обстоятельствах некоторые сведения и факты, которые были предоставлены, оказали влияние на то, что делали мы. Но это только в очень узком спектре обстоятельств. Вообще-то говоря, усилия, предпринимаемые в разведке, не изменяли тех предпосылок, с которыми пришло к власти нынешнее политическое руководство. Они принесли свой багаж и хорошо ли, плохо ли, но продвигали его вперед. В идеале предполагалось, конечно… что серьезная аналитика… поможет политикам пересмотреть свои предпосылки и формировать политику более тонко и изощренно, ближе к мировым реалиям. Но это были лишь амбиции, которые, я думаю, так и не были реализованы».
Эти мысли совершенно не обеспокоили директора Центральной разведки и будущего президента Соединенных Штатов.
«Величие и мощь ЦРУ…»
При прощании с сотрудниками в штабе ЦРУ Буш по привычке оставил благодарственное письмо. «Надеюсь, что в будущем я смогу найти способ заставить американский народ более полно осознать величие и мощь ЦРУ», – написал он. Он стал последним директором Центральной разведки, который обрел что-то близкое к единодушной поддержке со стороны своих коллег в штабе. В их глазах именно он предпринял массу усилий, чтобы спасти тайную службу. Но, к своему стыду, он в конце концов позволил политикам окончательно затоптать ЦРУ.
«Я не нахожу ухудшения в качестве проводимого разведкой анализа, – заявил Киссинджер на их последней встрече перед инаугурацией Джимми Картера. – Однако совсем наоборот обстоит дело в области тайных операций. Мы больше не в силах это скрывать».
«Вы правы, Генри, – ответил Джордж Герберт Уокер Буш, один из самых ярых сторонников ЦРУ за всю историю. – Мы малоэффективны и напуганы».
Часть пятая
Безрадостная победа
ЦРУ при Картере, Рейгане и Джордже Буше-старшем, 1977 – 1993
Глава 36
«Он стремился свергнуть их систему»
Баллотируясь на пост президента, Джимми Картер подверг ЦРУ общенациональному осуждению. Оказавшись у власти, он свернул почти столько же секретных операций, сколько Никсон и Форд. Различие состояло только в том, что он делал это во имя прав человека. Проблема заключалась в том, чтобы приспособить атрофированные полномочия агентства к этой новой миссии.
Поиски нового директора Центральной разведки шли неважно. Томас Л. Хьюз, бывший руководитель Управления разведки и исследований Госдепартамента, отклонил предложение президента. Тогда оно было сделано спичрайтеру Кеннеди Теду Соренсену. «К моему немалому удивлению, Картер позвонил мне и попросил приехать к нему на Равнины, – вспоминал Соренсен. – У меня был брат, который тайно работал на ЦРУ в течение многих лет. Я поехал, у меня состоялась краткая беседа с Картером, и уже на следующий день он предложил мне новую работу». Но оказалось, что Соренсен сознательно отказывался от военной службы во Второй мировой войне, и его назначение, естественно, сорвалось. Такое в истории ЦРУ случилось впервые. «Картер так и не смог оказать мне хоть какую-то поддержку в тот нелегкий для меня момент», – с горечью вспоминал Соренсен.
С третьей попытки новый президент выбрал-таки нового кандидата из ближайшего окружения: им оказался адмирал Стэнсфилд Тернер, командующий южным флангом НАТО со штаб-квартирой в итальянском Неаполе. Тернеру предстояло стать третьим адмиралом в истории агентства, которому ЦРУ покажется кораблем, не поддающимся эффективному управлению. Он первым признал отсутствие «близости» с агентством. Но весьма быстро отстоял свои права.
«Не самый правильный способ игры»
«Многие думают, что президент Картер вызвал меня и попросил: «Расчистите место и наведите здесь порядок». Он никогда этого не делал, – сказал Тернер. – С самого начала он заинтересовался наличием хорошей разведки. Ему хотелось разбираться во всем – от наших спутников до иностранных шпионов и аналитических методов. Он проявлял чрезвычайную благосклонность к разведывательным операциям. В то же самое время я очень хорошо понимал, зная его характер, что нам придется действовать в рамках законов Соединенных Штатов Америки. Я знал также, что существуют этические пределы того, что захочет от нас президент Картер, и всякий раз, когда я задавался вопросом о том, близко ли мы подошли к этим пределам, я отправлялся к нему и получал от него соответствующие решения. Почти всегда эти решения состояли в том, чтобы не останавливаться и двигаться вперед».
«У администрации Картера не было особого предубеждения против секретных операций, – также рассказал Тернер. – У ЦРУ возникли проблемы с секретными операциями, потому что в результате обрушившейся на ведомство бури критики оно пребывало в шоковом состоянии».
С самого начала тайная служба поставила перед Тернером жизненно важную дилемму. «Ко мне пришли и сказали: «У нас есть агент внутри этой террористической организации, но его попросили сделать еще кое-что, чтобы доказать свою добросовестность. Он должен пойти и убить одного из членов правительства. Разрешим ли мы ему это сделать?» И я сказал: «Нет, мы уберем его». Вы знаете, это – вариант. Возможно, он спас несколько жизней. Но я не собирался занимать сторону Соединенных Штатов, чтобы пойти на риск. Это была реальная жизнь, и на кону была репутация нашей страны. И я подумал, что это не самый правильный способ игры».
