Анатолий Уткин - Русско-японская война. В начале всех бед.
Слухи о крупнейшем морском поражении дошел до России не сразу. Это видно хотя бы из царских дневников. В царском письме есть такие строки: «От всего сердца благодарю вас и всех офицеров вашей эскадры, которые честно и беззаветно исполнили свой долг перед Россией и мной. Волей всевышнего успех не был дан завершением ваших усилий, но ваша безграничная смелость всегда будет источником гордости для нашей страны. Я желаю вам быстрейшего выздоровления. Пусть Бог утешит вас всех». Это письмо адресовалось только тем, кто честно исполнил свой долг. Сдавший свои корабли Небогатов сюда включен не был.
Горестное известие о поражении при Цусиме вызвала понятную критику в российском обществе. Напомним, что события имели место в пике революционного движения, требовавшего отчета от самодержавия. Общество требовало: «Пусть он выскажется. У бюрократии был свой шанс и она увенчала свою работу национальным позором и унижением. Нашим единственным утешением в этот горький час является осознание того, что это не народ, правительство потерпело поражение. С нас достаточно». Стоявшая на стороне экс-наместника Алексеева газета «Слово» пришла к выводу, что России достаточно пережитых потрясений, теперь ей нужен мир». В Ясной Поляне Львом Толстым было сказано, что «мир не может быть позором» — и эти слова опубликовала даже лондонская «Таймс».
19 июня мятеж охватил всю Варшаву. Две тысячи социалистов с красными флагами были остановлены казаками. Социалисты начали стрелять, казаки обнажили шашки. Во время штурма баррикад в Лодзи погибли две тысячи человек. Полковник Акаси был весьма удовлетворен.
Линевич
Заняв пост командующего на дальнем Востоке, генерал Линевич попросил своего прежнего начальника занять пост командующего армией. Некоторые наблюдатели увидели «просвет в конце туннеля»; некоторые признаки говорили о том, что даже у неколебимых японцев воля к победе стала ослабевать. Впервые на русскую сторону переходят японские дезертиры. По мнению Куропаткина, первоначальный фанатизм японцев уступил место более трезвому видению мира и обыденной усталости.
Как пишет князь Лобанов-Ростовский, царь Николай не был Петром Великим. Мало кто стал бы опровергать эту мысль. 6 июня (после Цусимы) император Николай созвал военную конференцию, касающуюся возможностей мирных переговоров параллельно с посылкой новых подкреплений генералу Линевичу.
В тот же день император дал аудиенцию американскому послу Джорджу Майеру. «Пока нога иностранца не коснулась русской земли; но я знаю, что японцы в любой момент могут высадиться на Сахалине. Поэтому предварительная встреча должна произойти до того, как это случилось».
Царь Николай явно опасался изменения ситуации — когда японцы посягнут на собственно его владения. И не без основания. Главный японский стратег Кодама выступал за подписание мира, но он хотел подписывать его с позиции силы, а этого можно было добиться только, как минимум, оккупировав часть российской земли. Будучи в Токио, он полностью поддержал план генерала Нагаоки предпринять наступление на остров Сахалин, наименее защищенную часть российской территории, открывающую дорогу в Сибирь, на российский Дальний Восток. Ворота в Россию, Сахалин имел исключительную стратегическую ценность, умноженную предстоящими стратегическими переговорами. Но ведущие военные чины Японии — Ямагата, Тераучи и руководство флота не были пока готовы к такому повороту. Их пугало решительное озлобление большой России. Они удовлетворялись победным статус кво в Китае. Что касается захвата собственно российской территории, то они выступали против, мотивируя свою позицию, как минимум, нехваткой резервов. Зачем слать драгоценные войска на печальный остров тумана и снега, когда у Японии вырисовываются такие завидные перспективы в Маньчжурии.
Но Кодама знал, что этот час — его. Слава стратега-победителя была пока необорима, и нажим Кодамы, решающего судьбу Японии в Китае, был необыкновенно влиятелен. Противостоять стремлению Кодамы завладеть частью собственно российской территории мог едва ли только японский император. 7 июля 1905 г. японский десант высадился на Сахалине, теперь русский царь не мог сказать, что «нога оккупанта не касалась русской земли». Бои за Сахалин продолжались примерно месяц. В конечном счете Россия потеряла остров — ворота на свой Дальний Восток. Эта относительно небольшая военная операция имела грандиозное политическое и дипломатическое значение. Россия потеряла часть своей, собственной земли и теперь даже ее форпост на Дальнем Востоке — Владивосток находился под непосредственным ударом.
Большое значение для укрепления международных позиций Японии имела пролонгация Англо-японского союза на следующий десятилетний период. Теперь Токио мог не опасаться международной изоляции. Лондон согласился на преобладающее положение Японии в Корее. Главное: если подписанный в 1902 г. договор имел сугубо оборонительное значение и для Лондона и для Токио, то теперь, в свете японских побед, к договору добавились новые статьи, гарантирующие военное сотрудничество Англии и Японии в случае нападения на одну из них третьей стороны. Тогда мало кто знал, что почти синхронно было подписано и тайное соглашение с Соединенными Штатами. В обмен на твердый отказ Японии претендовать на Филиппины, США признавали японский сюзеренитет над Кореей «до пределов контролирования ее внешней политики» — так называемое соглашение Тафта — Кацуры.
Все это осложняло позиции русских на Дальнем Востоке в целом и в Маньчжурии в частности. Но были и другие факторы. В конце июля 1905 г. фельдмаршал Ямагата посетил Маньчжурию для согласования позиций с Ойямой и Кодамой. Он возвратился в Токио обеспокоенным состоянием японских войск. Во главе полков теперь, после многих месяцев войны стояли пожилые офицеры резерва (первоначальные командиры были убиты). Фельдмаршал оценил опасную для Японии мощь неустанного военного строительство российской стороны. Он слышал выражения оптимизма, исходящие из штаб-квартиры генерала Линевича. Теперь у него были полмиллиона солдат, более опытных и более обученных, чем прежде. А японская армия не росла, и рассчитывать на резервы ей не приходилось.
Бьерк
Поражение в войне с Японией похоронило идеи русского господства в Азии. Но, если будущее России не в Азии, то оно должно находиться в Европе. Политический кризис 1905 г. вызвал необходимость в переосмыслении связей с Западом. По оценке С. Булгакова, в будущем, “в борьбе за российскую культуру мы должны сражаться также за более глубокое, исторически осознанное западничество”. И Россия не должна замыкаться на один из европейских центров. “Из огромного переплетения ветвей западной цивилизации, — утверждал философ, — мы выбрали лишь одну ветвь, не зная и не желая знать о других ветвях, будучи полностью уверенными в том, что мы имеем дело с наиболее аутентичным проявлением западной цивилизации. Но европейская цивилизация имеет не только множество плодов и много ветвей, но и корни, которые питают дерево”.
Россия после 1905 г., после революционных потрясений (в ходе которых все политические программы и лозунги были сугубо почерпнутыми из западных источников) как бы снова поворачивается на Запад, будучи готовой к сближению не только с романскими, но и с германскими народами. Ориентация на одну Францию не принесла Петербургу ожидаемых геополитических результатов.
Столь быстрое поражение России не входило в планы императора Вильгельма Второго. Стимулирование интересов Росси на Тихом океане не дало долгосрочных результатов. Теперь Россия могла «отвернуться» от Тихого океана и снова сделать Европу центром своих интересов. А здесь ее союзница Франция была уже как бы и не одна: французская дипломатия сблизилась с британской и наметились контуры Антант кордиаль — Сердечного согласия. Союз же «троих» — Франции, России и Британии создавал устрашающий «штальринг» — стальное кольцо стратегического окружения. Поворот в российской политике вовсе не вызвал восторга в Берлине, где хотели видеть Россию занятой если не на Дальнем Востоке, то в приятной для немцев близости к англичанам — в Средней Азии. Один из германских стратегов пишет в это время, что завершение строительства немцами Багдадской железной дороги предполагает изоляцию России от Ближнего Востока и сосредоточение ее на Средней Азии — «ее подлинной сфере влияния». Как явствует из мемуаров Вильгельма Второго, ни Германия, ни Запад не знали, каким будет курс России после поражения от Японии.
Кайзер метался, и не всегда удачно. 31 марта 1905 г. его силы высадились в Тпнжере для того, чтобы предотвратить превращение Марокко во французский протекторат. В тени этого — всеевропейского кризиса германский император вознамерился решить свои проблемы за счет резкого сближения с униженной Россией. Россия испытывала необходимость заручиться более тесными связями с европейскими силами. Только это могло страховать ее от провалов, подобных дальневосточному.
