На шумных улицах градских - Леонид Васильевич Беловинский
XIX в. – век обращения к национальному культурному наследию, его собирания и изучения. Сначала это было инициативой отдельных лиц: канцлера Н. П. Румянцева, собравшего вокруг себя когорту ученых, занимавшихся собиранием и публикацией российских древностей (А. Х. Востоков, К. Ф. Калайдович, П. М. Строев), адмирала и министра народного просвещения А. С. Шишкова и некоторых других. В 30-х гг. правительство, опираясь на подъем национального самосознания после 1812 г. и стремясь противостоять проникновению в Россию западных учений, впервые в более или менее четком виде сформулировало идеологическую программу – так называемую «теорию официальной народности», сразу же нашедшую большое число сторонников среди образованной публики. Немаловажную роль в обращении к национальному прошлому сыграли и в чем-то сходившиеся со сторонниками официальной народности славянофилы. В 30-х гг. академик Ф. Г. Солнцев на деньги царя, соперничая с членами Румянцевского кружка, объехал старые русские города и монастыри, повсюду исследуя древлехранилища и делая зарисовки и копии. Итоги этого многолетнего труда публиковались в виде фундаментальных многотомных «Древностей Российского государства». Одновременно при губернских правлениях создали статистические комитеты, которые должны были заниматься и изучением, и публикацией в «Губернских ведомостях» местных достопримечательностей. Под нажимом правительства должны были оживить работу и церковные, и монастырские древлехранилища. Так стало зарождаться родиноведение, привлекшее немало адептов из местных образованных чиновников, учителей и даже помещиков, на своих землях принявшихся раскапывать древние курганы и городища. Разумеется, это была хищническая «археология», но другой археологии, как науки, еще не существовало. Вся эта внешне малозаметная, но весьма распространенная работа, резко усилившаяся во второй половине XIX в., привела к появлению множества небольших местных частных, земских, школьных, церковных или даже казенных музейных собраний, пусть и бедных, ненаучных, несистематизированных, но привлекавших публику, прежде всего школьников, и знакомивших людей с отечественным историческим и художественным наследием. Земства, особенно в тех губерниях, где было мало помещиков и состав гласных в собраниях был демократическим и где кустарные промыслы играли важную роль в крестьянском хозяйстве, взялись за работу по возрождению и активизации этих промыслов, чтобы дать заработок крестьянам. Кое-где за это взялись отдельные либеральные помещики, предприниматели или интеллигенция; так, видную роль сыграли художественные кружки в с. Талашкино Смоленской губ., имении княгини М. К. Тенишевой, и в с. Абрамцево, дачной усадьбе видного дельца и мецената С. И. Мамонтова. В губерниях создавались ремесленно-художественные школы для крестьянских детей, проводились выставки изделий, а на их основе возникали небольшие или даже крупные музеи: тенишевская «Скрыня» в Смоленске, Кустарный музей Мамонтова в Москве. При кустарно-ремесленных школах и музеях открывались магазины для продажи изделий народных мастеров. Таким образом, народное декоративно-прикладное искусство, национальное художественное наследие и национальное прошлое стало входить в той или иной форме в повседневную жизнь широких масс населения.
Однако на этом пути приходилось преодолевать значительные препятствия в виде общественного мнения (разумеется, исключительно дворянского), Считалось, что яркие исторические события, памятники старины, блестящая литература – удел исключительно Западной Европы, в России же ничего этого не было. То, что у многих писателей и критиков, например, у известного романиста М. Н. Загоскина («Москва и москвичи. Записки Богдана Ильича Бельского») или у В. А. Соллогуба («Тарантас») такие взгляды постоянно подвергаются осмеянию – свидетельство их распространенности.
Сентиментализм и романтизм начала XIX в. с его интересом к «детям природы» открыл для русского общества не только шотландцев Вальтера Скотта, индейцев Фенимора Купера и испанцев, корсиканцев и черногорцев Проспера Мериме, но и русский народ, его историю, искусство и язык. Труды И. И. Срезневского и В. И. Даля, авторов первых словарей русского языка, открыли читающей публике все его богатство, а многочисленные работы А. Н. Афанасьева и Ф. И. Буслаева развернули перед нею красочную картину русского фольклора. Уже при Николае I закон запрещал самовольную перестройку древних храмов и требовал при ремонте не отклоняться от первоначального облика. Буслаев в 1860 г. познакомил русское общество с древнерусской иконописью (пока – с сюжетами; все богатство ее было открыто только в начале ХХ в., когда научились расчищать почерневшие древние доски). Во второй половине XIX в. увлечение древнерусским и народным искусством стало настолько распространенным, что, по слухам, даже нижегородский губернатор генерал Н. М. Баранов записывал русские песни (первый сборник русского фольклора, «Древние русские стихотворения» Кирши Данилова, был издан в 1804 г., а крупнейшим собирателем народных песен стал славянофил П. И. Киреевский). Созданное в 1842 г. Императорское Русское географическое общество, находившееся под покровительством Императорской Фамилии при непосредственном председательстве видных сановников, проводило не только географические исследования: постоянно рассылая анкеты на места, оно собирало и публиковало (в т. ч. с 1890 г. в журнале «Живая старина») богатейшие материалы по фольклору и народным обычаям и обрядам.
Так национальное духовное наследие вошло в повседневную жизнь русского общества – не только ученых и любителей, но и читающей публики.
В духовной, и, уже, – в художественной жизни общества значительное место занимал театр. Вопреки довольно распространенному мнению, русский театр возник не как помещичий крепостной, а как театр придворный и государственный, хотя, разумеется, роль любителей театра (и актрис) из числа крупных помещиков тоже была значительна. Еще во второй половине XVII в. появился первый мистериальный театр при дворе царя Алексея Михайловича. Петр I превратил придворный театр в общедоступный, переведя его в «театральную хоромину» на Красной площади. Правда, после смерти Петра и особенно его сестры Натальи Алексеевны, большой любительницы и покровительницы театра, он пришел в упадок. При Анне Иоанновне возобновились придворные спектакли с пьесами преимущественно грубо-комического содержания. В них принимали участие придворная знать и кадеты Шляхетского корпуса, исполнявшие женские роли (женщины стали играть на сцене лишь с 1757 г.). Выписывались также итальянская опера и немецкая труппа. Для театра было приспособлено помещение в Зимнем дворце. Активизировалась театральная жизнь при любившей развлечения веселой Императрице Елизавете Петровне. Кроме иностранных трупп, появился русский театр при Шляхетском корпусе в Ярославле, вытребованный в 1752 г. в Петербург. Во второй половине XVIII в. было уже 3 придворных труппы: итальянская оперная, балетная и русская драматическая, а в качестве вольной имела разрешение на представления немецкая труппа; в 1762 г. появилась французская драматическая труппа. Довольно часто давались придворные любительские спектакли в Эрмитажном театре. В 1756 г. было положено начало системе Императорских театров, сначала в Петербурге; в конце столетия Императорский театр появился в Москве. В состав придворного театра, кроме упомянутых русской, французской,
