Лев Вершинин - «Русские идут!» Почему боятся России?
И это был перебор. Аресты арестами, высылки высылками, грабежи грабежами, но разделка заживо людей, которым едва ли не половина населения считала себя обязанной жизнью, взорвала котел. Уже в конце января в труднодоступной горной глубинке начались стихийные мятежи, пока еще легко подавляемые, но пугающе частые. К началу февраля отдельные очаги начали сливаться в повстанческие зоны. Тогда же агентура ЧК донесла Ревкому о существовании в столице межпартийного подпольного штаба, готовящего массовое восстание. Пытаясь взять ситуацию под контроль, Ревком объявил, что «классовый враг будет беспощадно уничтожен», и 9—12 февраля провел массовые аресты всех хоть сколько-то заметных лидеров дашнаков, в основном не имевших к подполью никакого отношения. Что стало очередной, последней ошибкой. За оружие взялись все, кто до тех пор еще сомневался. Всего за четыре дня под контролем «контрреволюционных» отрядов, быстро (практически все имели военный стаж) слившихся в армию, возглавленную опытнейшими командирами, оказалась большая часть республики, а утром 18 февраля повстанцы без боя вступили в Ереван. Торопливо сматывая удочки, Ревком успел только отдать приказ об уничтожении политических заключенных, однако в спешке палачи не слишком старались. В тот же день был сформирован временный Комитет Спасения Родины, состоящий, понятное дело, в основном из дашнаков, и контролировавший около 95 % бывшей Араратской Республики.
Дело принципа
Об этой войне большевики, любившие вообще-то похвастать успехами непобедимой и легендарной, постарались забыть. И я их понимаю. Никогда не сталкивавшиеся с серьезным сопротивлением на национальных окраинах (Украина – играючи – за три недели, Грузия – за полторы, регулярная армия эмира бухарского – и вовсе за два дня), с Арменией они возились два с половиной месяца. Более того, по ходу дела практически перестали существовать войска Советского Азербайджана, так что Кавбюро пришлось оттягивать части 11-й Армии с грузинского фронта, тем самым подарив Грузии еще пару недель независимости. Самым же неприятным, хотя и вполне предсказуемым побочным эффектом стала новая вспышка партизанской войны за пределами АрмССР, на территориях, уже не считавшихся «спорными», куда после падения в начале апреля Еревана отошла и дашнакская армия. Уладить вопрос окончательно большевики не могли аж до июля. В конце концов, уладили, конечно, сила солому ломит, но лишь тогда, когда Кремль, убедившись, что кнут не помогает, извлек из заначки редко применяемый пряник и «попросил» Кавбюро пересмотреть решение о передаче Зангезура Азербайджану. А дальше все пошло по известным сценариям. Были расстрелы, и много, но в целом режим смягчился, по крайней мере, топорами уже не рубили, а вакансии старались заполнять местными кадрами. Дальнейшая же судьба границ Армении была определена в феврале-марте следующего года на Московской конференции, куда делегацию Армянской ССР по требованию турок даже не пустили. Республика осталась жить примерно в границах, очерченных на карте поныне, потеряв не девять десятых территории, как предполагалось по договору с Карабекиром, а вдвое меньше, всего 40 % в пользу Турции и еще от 5 % в пользу братского Азербайджана.