Владимир Бешанов - Год 1942 - «учебный». Издание второе
Две танковые армии — это сила, это около 40 000 бойцов, почти 1000 орудий и минометов и более 700 единиц бронетехники. Правда, маршал Еременко кручинится о том, что они «почти не были укомплектованы танками», но это он просто бьет на жалость. В состав 1-й танковой армии под командованием уже «многому научившегося» генерала К.С. Москаленко входили 13-й и 28-й танковые корпуса, 158-я тяжелая танковая бригада, 79-й полк гвардейских минометов, 131-я стрелковая дивизия, два артполка ПВО и один полк противотанковой артиллерии. В корпусах имелся ровно 301 танк (общий недокомплект 31 машина), в том числе 162 «тридцатьчетверки». Тяжелая бригада получила эшелон новеньких КВ. В 4-ю танковую армию генерала В.Д. Крюченкина входили 22-й и 23-й танковые корпуса, 51-й полк «катюш», 133-я танковая бригада, 18-я стрелковая дивизия, артиллерийские полки ПТО и ПВО.
Загвоздка была в другом — в организации. Самих армий, как единого боевого организма, на практике не существовало. Так, генерал Москаленко приказ о формировании 1-й танковой получил 22 июля, утром следующего дня его штаб приступил к исполнению обязанностей, в этот же день последовало указание о готовности к нанесению контрудара утром 25-го числа. К этому времени соединения и части нового объединения были разбросаны на значительном пространстве, а 13-й танковый корпус уже готовился вступить в бой в составе 62-й армии. Все эти корпуса, бригады, дивизии не имели связи между собой, не были готовы к слаженным боевым действиям, у вновь испеченных командармов не было времени даже познакомиться с собственными войсками, не говоря об отработке взаимодействия и управления.
Согласно плану операции, 1-й танковой армии предписывалось переправиться через Дон в районе Калача и наступать в направлении населенного пункта Майоров-ского. Ближайшая задача — уничтожить прорвавшегося врага и к исходу дня овладеть рубежом Верхне–Бузиновская–Манойлин. В дальнейшем предстояло развивать наступление на Перелазовский и там соединиться с 4-й танковой армией. Войска Крюченкина не успевали сосредоточиться на исходных позициях в указанный срок, поэтому они должны были начать боевые действия 27 июля, продвигаясь из района Трехостровской на Перелазовский. Сказанное означает, что контрудар наносился неодновременно, причем силами армий, не закончивших формирование и не получивших всех положенных средств усиления. На подготовку фронтовой наступательной операции отводились одни сутки! Маршал Москаленко уверяет, что «неготовность к контрудару была хорошо известна и принимавшим решение, и выполнявшим его», но, мол, другого выхода просто не было — «обстановка требовала быстрого нанесения удара».
Так ли, нет ли, но в ночь на 25 июля назначенные войска в основном сосредоточились на восточном берегу Дона. 28-му танковому корпусу (178 танков) полковника Г.С. Родина предписывалось с утра перейти в решительное наступление, разгромить противника, а затем преследовать его до Ново–Григорьевской и Логовского. 13-му танковому корпусу предстояло наступать в направлении Верхне–Бузиновская, Клетская. Во втором эшелоне армии за корпусом Родина следовали 158-я танковая бригада и 131-я стрелковая дивизия. Левее корпуса Танасчишина частью своих сил должна была нанести удар 62-я армия.
С рассветом 1-я танковая армия приступила к нанесению контрудара по противнику, который тоже возобновил наступление с целью захватить переправы у Калача. Завязалось встречное сражение 14-го танкового корпуса Виттерсгейма с бригадами Москаленко. Несмотря на превосходство в силах, советские войска с самого начала оказались в крайне невыгодных условиях. В первую очередь в результате нерешительных действий танковых бригад, отсутствия данных о противнике и абсолютного германского господства в воздухе.
«Вражеская авиация, — вспоминает маршал, — действовала группами по два-три десятка самолетов, появлявшихся над нами каждые 20–25 минут. Им, к сожалению, ничего не противопоставила наша 8-я воздушная армия, занятая, видимо, на других (?) направлениях… Войска 28-го танкового корпуса отбросили в упорных боях неприятеля на 6–8 км от Калача. Ночью мы произвели перегруппировку и пополнили боеприпасы. Утром 26 июля 28-й танковый корпус возобновил наступление. Атака началась на рассвете, в 3 часа, до появления авиации противника (на свою надежды нет никакой. — Авт.). Мы рассчитывали, что удар будет не только стремительным, но и внезапным.
Однако оказалось (!), что к его отражению вражеские войска готовились всю ночь. Они заняли выгодные рубежи, зарыли в землю танки, подтянули противотанковую артиллерию. Применили против наших танков 88-мм зенитные пушки (поскольку никакая германская противотанковая артиллерия наши средние и тяжелые танки не брала. — Авт.).
Атака, проведенная на рассвете частями 28-го танкового корпуса, успеха не имела. Вторая атака, предпринятая в 15 часов, также была отражена противником. Мы понесли чувствительные потери. Например, в 1-м батальоне 55-й танковой бригады на ходу осталось 9 танков… Наша атака территориальной цели не достигла. Однако противник был остановлен, почувствовал силу нашего удара…»
Вот вам разница в организации боевого управления и, в конечном счете, профессионализме. Немцы, вступив в бой с ходу, за каких-нибудь шесть часов ночного времени успели и закопаться в землю, и создать опорные пункты, и «напрячь все силы для удержания достигнутого рубежа». Словом, в кратчайший срок создать оборону, непреодолимую для наших ударных соединений, которые, кстати, бездумно пытаются пробить ее лобовыми атаками в одном и том же направлении. А советскую оборону германские танки легко прорывают в тот же день, когда получают горючее для своих топливных баков.
Эти бои только утвердили немцев во мнении, что «самым слабым местом Красной Армии по-прежнему оставалась ее убогая тактика. Русские танкисты совершенно не использовали преимущества рельефа местности и, похоже, не знали принципов стрельбы и маневра». По признанию Москаленко, в ходе боевых действий «все время давали себя знать и пробелы в обучении войск», поэтому после ожесточенных дневных боев, длившихся по 17–18 часов, приходилось проводить ночные учебные сборы выживших механиков-водителей танков, чтобы с рассветом бросить их в новую атаку.
Если все знали о неготовности к контрудару, то, может, не стоило его затевать? Может, надо было самим занять выгодные рубежи, использовать водную преграду, закопаться в землю, создать опорные пункты и прочее? А если контрудар был так необходим, как уверяет маршал Василевский, то, может быть, стоило хотя бы по-хозяйски распорядиться имеющимися немалыми силами. Складывается впечатление, что вся реальная подготовка состояла из написания боевых распоряжений. Например, поражает тот факт, что под Калачом решается судьба фронта, а никто не в курсе, чем занимается 8-я воздушная армия, или сама она не знает, чем ей заниматься.
Рядовой 389-й пехотной дивизии генерала Магнуса писал домой: «Ей-богу, мы в полной безопасности, ведь в небе наши асы. Кстати, русских самолетов я вообще не видел». (Правда, наши авиаторы утверждают, что они «всеми имеющимися силами днем и ночью… уничтожали танки и моторизованные войска противника».)
В эти же дни левее наступал 13-й танковый корпус. Но, оказавшись в двойном подчинении, он продолжал выполнять прежнюю задачу: наносил удар на Манойлин вместо того, чтобы повернуть на Верхне–Бузиновку и Клетскую. Связи с полковником Танасчишиным генерал Москаленко не имел. В результате ударные группировки 1-й танковой армии били по расходящимся направлениям. Пришлось специально послать в 13-й корпус генерала Е.Г. Пушкина, который лишь 28 июля поставил ему новые задачи и повернул бригады с северо-западного и западного направления на север.
Воспользовавшись тем, что 1-я танковая армия в течение первых дней наступления сражалась, по существу, одна, противник сосредоточил против нее большую часть огневой мощи своей артиллерии и крупные силы авиации. Штаб генерала Москаленко с нетерпением ждал, когда сможет включиться в операцию 4-я танковая армия Крюченкина, чтобы совместными с ней действиями сломить сопротивление врага. Но ожидания не оправдались. Даже к 16 часам 27 июля из состава 4-й танковой на западный берег Дона переправились только 17 танков одной из бригад 22-го корпуса.
4-я танковая армия запаздывала с началом наступления, а 13-й танковый корпус по-прежнему вел бои в районе Манойлина. Поэтому удар на Верхне–Бузиновку 1-я танковая армия наносила лишь силами 28-го танкового корпуса. 131-я стрелковая дивизия наступала на север вдоль правого берега Днепра, а 158-й тяжелой танковой бригаде было приказано очистить от противника высоты западного берега Дона. Армия «ехала» в разные стороны и ни на одном направлении не могла прорвать немецкую оборону.
Лишь 13-му танковому корпусу удалось к 28 июля соединиться в районе Майоровского с частями 184-й и 192-й стрелковых дивизий и 40-й танковой бригады, объединенных под общим командованием полковника К.А. Журавлева. Однако это не было разгромом противника. Немцы просто пропустили танки и вновь замкнули кольцо окружения. Танковые бригады были отрезаны от штаба корпуса и от своих тылов без достаточных запасов горючего и боеприпасов, длительного боя они вести не могли. Командир корпуса, находившийся вместе с бригадами, оказался отрезан от штаба и не имел средств управления.
