Тайные безумцы Российской империи XVIII века - Александр Борисович Каменский
Слово «тюрьма», неразрывно связанное с историей Спасо-Евфимиева монастыря, конечно же, не вызывает сколько-нибудь положительных эмоций. К. Ингерфлом, полагающий, что монастырские тюрьмы «отличались особенно суровыми условиями», называет тюрьму Спасо-Евфимиева монастыря «одной из самых зловещих монастырских тюрем в России»[79]. Конечно, условия содержания в монастырской тюрьме XVIII столетия с точки зрения человека XXI века выглядят ужасающими и бесчеловечными. Это, впрочем, не означает, что так же воспринимали их сами обитатели, чьи условия жизни на воле зачастую были тоже далеки от современных представлений об удобстве и комфорте. Документы, связанные с проведением в 1776 году ревизии в Спасо-Евфимиевом монастыре, содержат не так много деталей монастырского быта, но демонстрируют отношение к нему верховной власти[80].
Ил. 1. И. Голышев. Вид Спасо-Евфимиева монастыря, 1861 год. Общий вид Суздальскаго Спасо-Евфимиева мужского монастыря с северо-восточной стороны. Гравюра. Мстера: Лит. Голышева, 1861. РГБ
После получения в Тайной экспедиции сообщения о бегстве из монастыря капрала Леонтовича генерал-прокурор Сената князь А. А. Вяземский составил письмо-выговор на имя настоятеля монастыря архимандрита Соломона. В письме, в частности, говорилось:
Сии посылаемые в тот монастырь люди, как в уме помешанные, требуют не только по должности смотрения такого, чтоб они уйтить оттуда не могли, но и человеколюбнаго призрения и попечения о приведении их в совершенной разум, чем самым и исполняемо будет звание христианское и должность ближняго, а инаково, естьли б одно только нужно было тюремное заключение с оными нещастными людьми употреблять, то б и в монастырь, где люди обитают посвятившияся на службу богу и ближнему, посылать нужды не было, ибо сия посылка в монастырь тех нещастных людей по безмерному в роде человеческом Ея Императорскаго Величества матернему милосердию учреждена на такой конец, чтоб сколько возможно подать помощь таким нещастным людям[81].
На черновике письма императрица начертала «быть по сему», и, как мы увидим далее, риторика этого послания и содержащееся в нем объяснение помещения сумасшедших в монастыри — характерны для екатерининского времени, когда идеи Просвещения начинают оказывать влияние на восприятие безумия и, соответственно, отношение к безумным. Тюрьма в письме Вяземского прямо противопоставляется монастырю, и заключение в нем в глазах власти является не наказанием, а актом милосердия.
Однако, как уже было сказано, одним выговором архимандриту дело не кончилось. 17 октября 1776 года Вяземский написал новое письмо, на сей раз главнокомандующему Москвы князю М. Н. Волконскому:
Милостивый государь мой князь Михайло Никитич!
Ее Императорское Величество высочайше указать соизволила к вашему сиятельству отписать, что в Спасо-Евфимиев монастырь посылаются для содержания колодники не инаково как люди, в уме поврежденные. И, хотя по соизволению Ее Императорскаго Величества Суздальской правинциальной канцелярии и дано наставление, каким образом оных безумных в том монастыре содержать, где между прочаго не упущено и того, чтоб над оными чинено было по долгу христианскому человеколюбное призрение, а не жестокость, так как и того накрепко смотреть велено, дабы оные колодники не могли чинить из монастыря побегов. Но пред сим известно Ее Императорскому Величеству учинилось, что из онаго монастыря один безумной отставной гвардии капрал бежал. А сие самое по природному Ее Императорскаго Величества о роде человеческом матернему попечению и побудило: во-первых, осмотреть ныне тамо содержащихся колодников, есть ли за ними желаемое человеколюбивое христианское призрение; второе, не утеснены ли оные содержанием более строгим; третие, каковы покои, в коих оные безумные содержатся; четвертое, есть ли возможность конечно пресечь, дабы никак бегать они из монастыря не могли; пятое, довольно ли каждому определяемая порция и могут ли они иметь из той положенной порции нужную одежду; шестое, какой тамо караул. Чего ради ваше сиятельство как сей монастырь поблизости Москвы состоит, изволите для полнейшаго и вернейшаго разведания о вышеписанном послать секретаря Федорова, которому приказать, чтоб он всех колодников порознь осмотрел и кого в каком состоянии найдет, а равно и о всем повеленном, так как буде он какую неудобность в содержании и в прочем, что нужно для жизни и успокоения тех можно сказать нещастных людей найдет, вашему сиятельству донес. А как нужно иметь всему тому монастырю план, то ваше сиятельство изволит со оным секретарем послать надежнаго геодезиста, которой может снять окуратной всему строению план, и потому ж бы представил к вашему сиятельству. А как оное все получить изволите, то для донесения Ее Императорскому Величеству покорно прошу прислать ко мне. Каково ж дано Суздальской канцелярии о содержании безумных наставление для сведения вашего сиятельства при сем прилагаю копию.
В прочем пребываю с истинным почтением навсегда, вашего сиятельства, милостиваго государя моего покорнейший слуга.
Октября 17 дня 1776 года. Санкт-Петербург[82].
Упомянутый в письме Вяземского Сергей Федорович Федоров служил секретарем московской конторы Тайной экспедиции. В тот же день, что и Волконский, он получил письмо от своего непосредственного начальника С. И. Шешковского, рекомендовавшего Федорову «как моему другу, съездить и постараться поприлежнее», а также «наведаться под рукою о тамошнем архимандрите, какой он жизни и поведения»[83]. Секретарь немедленно написал ответ, в котором обещал выполнить данное ему поручение со всем старанием, поскольку, не получая давно от Шешковского писем, опасался, что тот на него гневается.
Мы ничего не знаем о С. Ф. Федорове, кроме некоторых дат: служить он начал в 1747 году, в 1750‑м поступил в Тайную канцелярию и к 1756 году дослужился до канцеляриста, в коем чине пребывал в 1762 году, когда канцелярия и ее московская контора были ликвидированы[84]. Но его дальнейшее продвижение по службе было явно не случайным, ибо, судя по тому, как он исполнил возложенную на него миссию, этот уже немолодой человек был толковым и опытным чиновником. При этом по крайней мере первый этап его миссии лишний раз свидетельствует о том, как хорошо знал русскую жизнь Николай Васильевич Гоголь.
В воскресенье 30 октября 1776 года Федоров в сопровождении полицейского архитекторского помощника титулярного советника Бортникова (геодезиста в Москве не нашлось) прибыл в Суздаль и, расположившись на квартире недалеко от монастыря, послал сопровождавшего их унтер-офицера оповестить о своем приезде суздальского воеводу. Воевода, на которого неожиданное появление офицера, по-видимому, подействовало также, как впоследствии появление жандарма на городничего в
