Константин Станюкович - Берег и море
- И черт с ней!.. Пусть ко мне придирается!
- Ко всем, и главное - ко мне... Одни неприятности пойдут... И тому подобное. А то и законопатит нас куда-нибудь в трущобное плавание. И чего вам стоило, голубчик, подойти к ней - все-таки супруга адмирала и в некотором роде, хоть и сапог, а дама! - и приложиться к ее свиным лапам? Потешили бы ее... Мало ли какие подлые руки приходится пожимать. И тому подобное. Пожал и отошел. Так к чему из-за какой-нибудь подлой бабы наживать только беспокойство... Вы не будьте в претензии, Александр Петрович, что я позволил... И тому подобное...
И, протянув руку, капитан крепко пожал руку Артемьеву, просто и искренно сказав:
- Я - пугливая ворона, Александр Петрович. Всего боюсь. Мне бы только протянуть год - и к семье... Потом опять по летам буду отстаиваться где-нибудь в Финском заливе... А семья на даче около. Приедешь - и хорошо... Жизнь - разве беспокойство, передряги да ссоры? Ну, да, верно, уйдем и донны Стервозы не увидим!.. Как-нибудь пролетит эта история с ней!
Артемьев сказал, что он не в претензии. Ему жаль было сказать Алексею Ивановичу, что так бояться всего - ужасно.
А чем лучше его жизнь? - невольно спросил он себя, когда заперся в своей каюте и вспомнил свою службу. Он всегда "умывал руки", оставаясь "чистеньким", и боялся заступиться за "правду", чтобы не рискнуть благополучием и счастьем семейной жизни.
И разве не трус он перед женой?
XIII
Артемьев написал письмо "великолепной Варваре".
Это был крик страсти, злобы, негодования и обиды влюбленного, ревнивого и самолюбивого животного, которого так неожиданно и скоро обмануло другое лживое, красивое и очаровательное животное, - строки, достаточно глупые для человека в том возрасте, когда отрава и слепота в любви так же обычны, как и в старые годы.
Как обыкновенно бывает, письмо вдруг оканчивалось требованием "всей правды" (да еще по телеграфу), приезда в Нагасаки, как она обещала, клятвами в любви и уверениями, что несчастная и оклеветанная Вава - прелестная женщина и, выйдя за него замуж, станет еще прелестнее.
Артемьев прочитал свое посланье, и ему стало стыдно.
"Разве есть доказательства, что она лжет? Разве слухи, подлые намеки адмиральши и гнусное хвастовство Нельмина непременно правдивы? И наконец какое у меня право - и где такое право? - оскорблять женщину, которая все-таки любила?"
Артемьев разорвал письмо свое на мелкие клочки. Он решил завтра написать, а сегодня ответить жене.
Но после нескольких строк продолжать письма Артемьев не мог. Не мог написать правды. Стыдно было и лгать.
Но он избежал того и другого, - совесть сговорчива, - написал телеграмму. Напишет "бедной Соне" всю правду потом.
Несколько успокоенный, Артемьев вышел наверх, велел собрать команду во фронт, представился команде и произвел на матросов хорошее впечатление, особенно тем, что очень громко и внятно сказал, что закон не разрешает бить и употреблять какие-нибудь наказания, в законе не указанные.
Еще большее впечатление произвел новый старший офицер на жадно слушавших его матросов тем, что разрешил обращаться к нему с жалобами, если кто-нибудь будет беззаконно наказан.
Распустив команду, Артемьев вместе с боцманами осмотрел крейсер и нашел, что старшему офицеру придется много поработать, чтобы крейсер был в порядке.
- Грязновато там, где не на виду! - говорил он боцманам.
- Это точно, ваше благородие! - соглашались оба.
- Так отчего же эта грязь?..
- Не требовал прежний старший офицер!
- А я буду требовать!
В тот же вечер "новый" нечаянно услыхал, что оба боцмана посмеивались над ним, уверенные, что он только сначала "хорохорится", и заметил, что в кают-компании с ним все были сдержанны и сухи.
А Непобедный рассказывал о каких-то новых порядках, которые завел на каком-то острове какой-то Дон-Кихот.
"Пробуют", - подумал Артемьев и не обратил ни малейшего внимания.
Часов в девять он съехал на берег. Отправил телеграмму и зашел в ресторан одного из лучших отелей.
Он сел за столик, лениво отхлебывал портер и, мрачный, посматривал на публику, как вдруг к нему подошел в статском платье Кауров. Он был несколько красен, но не пьян.
- Позволите на минуту подсесть, Александр Петрович?
- Пожалуйста, Иван Николаич!
И Артемьев как-то виновато и ласково улыбнулся. А Кауров, посмеиваясь, рассказывал:
- За обедом Марфа Посадница жаловалась адмиралу на вас. Еще бы! Не прикладывались к ручке... Не титуловали... За ее пакостные намеки назвали сплетницей. Хвалю... Она и насчет этого прошлась... да и обо всех ваших поступках "вообще". Гости... А, верно, уж было накаливание a part*... Так вы имейте в виду и завтра подтяните крейсер... Приедет адмирал и будет придираться. Ну, а вам, Александр Петрович, "пофартило". Послезавтра уйдете от адмиральши в крейсерство на Север. Это не наш адмирал придумал... Берендеев приказал из Петербурга.
______________
* Усиленное (франц.).
- Очень вам благодарен, Иван Николаич... Не угодно ли стакан портера?
- Стакан... я уже порядочно выпил этих стаканов... а впрочем...
Кауров пригубил стакан и сказал:
- А я ведь, Александр Петрович, собственно говоря, не для этого предупреждения подсел к вам...
У Артемьева екнуло сердце.
- Моя Вавочка вас того... приоболванила? Втемяшились?
- Да, Иван Николаич!
- И шлем без козырей?
- Вроде этого...
- Вавочка умеет. Без этого скучно... Особенно если сама увлечется... А вы, слава богу... чего лучше мужчина! Разумеется, для вас первого она пожертвовала супружеским долгом и познала настоящую любовь... и, верно, развода хочет с постылым Иваном Николаичем и с вашею Софией Николаевной... одним словом, роман... Но только вы этому не верьте... Когда она вам говорила или писала - она верила. А затем... Много было этих первых жертв... знаете ли, по привычке, как боцмана прежде ругались... Ну, и интереснее каждому любовнику быть первым... Но... на кой черт ей бросать мужа?.. Содержание ничего себе... Вернется, и ему хватит. И не приедет она в Нагасаки. И вы, милый человек, не впадайте в меланхолию... Я вот давно привык... Ничего не поделаешь... Есть же такие женщины... большого сердца... Верьте, не приедет сюда... И знаете ли почему?
- Почему?
- Вавочка теперь подковывает Нельмина... Того и гляди, еще женит на себе... Ну, будьте здоровы, Александр Петрович.
С этими словами Кауров ушел.
XIV
- Здорово, молодцы!
Адмирал крикнул свое приветствие громко, отрывисто и щеголевато весело, видимо уверенный, что одно появление его обрадует команду крейсера "Воин", выстроенную во фронт, в это погожее солнечное утро на рейде Нагасаки. Даже и немногие немолодцы немедленно станут молодцами после этого подбадривающего оклика во всю силу густого, зычного голоса.
Он обходил фронт решительной походкой и взглядывал на матросов орлом, приподняв голову в белой фуражке с большим козырьком, к которому по временам прикладывал три пальца своей громадной белой руки.
Огромного роста, атлетического сложения, с крупными чертами моложавого и еще очень красивого, свежего и румяного лица, с большой окладистой русой бородой, Пармен Степанович Трилистников имел необыкновенно мужественный, молодецкий вид энергичного, властного адмирала.
При виде его никто и не подумал бы, что он находится в позорном повиновении адмиральше, трусит ее и с большим апломбом повторяет ее слова, считая их собственными.
Матросы рявкнули, словно оглашенные, как один: "Здравия желаем, ваше превосходительство", но в энергическом и отрывистом вскрике ста шестидесяти человек только слышалось: "рааар, двааа, ство!"
И напряженно выпученные глаза их так впились в адмиральское лицо, точно действительно хотели съесть его от радости - до того хорошо были выучены матросы "Воина" встречать и провожать начальника эскадры.
Адмирал был доволен от произведенного им впечатления. Недаром же, здороваясь с матросами, он называет их молодцами. Но не на всех судах его эскадры так восторженно вскрикивают.
Адмирал даже забыл в эту минуту, о чем наказывала ему адмиральша; он не хмурил бровей и не делал глубокомысленно-глупых глаз. И, словно бы желая осчастливить и капитана, который как шарик катался за величественной фигурой его превосходительства, адмирал, полуотвернувшись, сказал капитану на ходу:
- Молодцы у вас, Алексей Иваныч...
- Точно так, ваше превосходительство. Молодцы!
- Главное: дух, Алексей Иваныч!.. Дух-с!
Сопровождаемый капитаном, старшим офицером и молодым мичманом, адмиральским флаг-офицером, адмирал спустился вниз осматривать крейсер.
Матросам скомандовали разойтись.
Все молодые, приодетые в чистые рубахи и штаны, с новыми фуражками на головах и более тщательно вымытые, подстриженные и побритые по случаю "внезапного" посещения адмирала, обыкновенно узнаваемого на судах эскадры накануне, матросы разбились по кучкам на баке.
По обыкновению, разговоры начали с адмирала, которого уже давно не видали на крейсере и которого матросы на эскадре прозвали фамильярной и, казалось, совсем несоответственной здоровенному и мужественному виду адмирала, кличкой "Пармешеньки".
