Марк Азов - Визит Джалиты

- Так оно и есть, - сказала она тихо. - Я долго не могла... стать взрослой, что ли, все мне казалось, кто-то подойдет и ударит, если рядом не будет папы.

- То-то и оно. Я как прочитал в газете в Трапезунде, что вы теперь одна остались, так и понял: самой ей не выехать - затрут. А я возьму да и отвезу голубку к теплым морям. В России ей сейчас не выжить: красные не больно жалуют генеральских дочек. Вот я и нанялся к греку мотористом. Он рассчитывал взять из Крыма пассажира, вот бы и взял пассажирку.

- А что пассажирка не согласится, вы подумали?

- Только об этом и думал, можно сказать, всю жизнь: ни за что не согласитесь. Кто я? Матрос! А сейчас должны согласиться. Революция! Революция всех сравняла. Вы - женщина, я - матрос, матросу нужен кто-то на берегу, и вам надо к кому-то пришвартоваться.

Странно, но даже это словечко, с которым матросы на бульваре знакомились с модистками: "Разрешите к вам пришвартоваться", не показалось Марии ни смешным, ни грубым. А что? И "пришвартовалась" бы. Ведь все так тревожно: все бегут куда-то к морю. И вдруг из-за палисадника выходит Гриша и бросает в ворону палку...

А вслух Мария сказала:

- Так сложилась жизнь, Гриша, что между нами ничего не может быть...

Гриша ожидал это услышать.

- Потому что я матрос, - сказал он. - Ясно!

Марии стало обидно за него.

- Зачем вы так? Что тут стыдного? Меня вынянчил матрос - папин вестовой. Я родилась, когда папа был корабельным доктором, и выросла среди моряков. Вы моряк! Вот вы кто! И не надо унижаться перед генеральскими дочками, Гриша. Когда в мире - мир, а в доме - отец, мы млеем перед интеллектуалами. Пока не очнемся в открытом море на обломках родительского дома. Вот тогда мы предпочитаем моряков. Я говорю о мужчинах, на которых можно опереться.

Гриша не слушал, что она говорит: в конце концов все это слова и слова, а он ее любит. И вся его жизнь была бы, как стоячая вода без соли, если бы не эта, пусть несбыточная, мечта.

- Я бы полюбила моряка, - вдруг дошел до Гриши ее голос, - только моряка и полюбила бы... если бы не полюбила моряка.

- Так вы уже?..

- Да. Он тоже моряк.

Все было кончено.

- "Он" - это совсем другое дело, - сказал Гриша. - При "Нем" мне, конечно, нечего делать. - И направился к двери. Но уйти не мог, никак не мог. - А где же он плавает, этот ваш "Он", что не видит, как вы тут бедствуете?..

- Еще не хватало, чтоб я к нему обращалась с просьбами!

- Ко мне вы тоже не обращались.

- Но он даже не знает, как я к нему отношусь. И ради бога, я вас умоляю, ни словом, ни намеком не проговоритесь ему! Этот человек - просто друг. Он мне только друг, вы понимаете?!

- "Он" здесь?

- В том-то и дело! Вдруг ни с того ни с сего приехал!

Мария Станиславовна раздернула шторы. Окно амбулатории выходило во двор. Во дворе санатория стоял автомобиль Дубцова. Дети, онемев от восторга, разглядывали никелированное чудо.

- Сейчас я вас ему представлю, - сказала Мария. - Где же вы?

Гриша исчез. Мария беспомощно оглядывалась по сторонам: его нигде не было.

МОЖЕТ ЛИ МУЖЧИНА БЫТЬ СЕСТРОЙ?

Старший лейтенант Дубцов в полной форме - фуражка с белым верхом, китель с золотыми шевронами на рукавах и наградной кортик с темлячком на анненской ленте - стаскивал с заднего сиденья автомобиля коробки конфет и корзины с фруктами.

- Помоги-ка, дружок, - подозвал он Колю и подал картонную коробку.

Коля донес коробку до крыльца, швырнул в сердцах на ступеньки и ушел в аллею.

Там его догнала Райка:

- Зачем ты какао бросил?

- Не надо мне вашей какавы.

Коля даже не замедлил шаг.

- Почему нашей? Ну почему?

Коля остановился:

- А ты спроси офицера, кому он эти сласти привез - сыну машиниста или внучке статского советника?

- Ах вот как ты думаешь?

- Как все!

- Значит, когда красные придут, тебя будут шоколадом кормить, а меня отсюда вообще выгонят! Да? Ну, что молчишь? Я буржуйка? А то, что я ноги малышне мою, и горшки за ними выношу, и ем вдвое меньше тебя, не считается. Да?

Коля, насупившись, молча ковырял носком ботинка ракушечник аллеи.

Вдруг что-то зашуршало в кустах. Райка вздрогнула:

- Ой!

- Не бойтесь, пацанята, - прошептал чей-то голос. - Это я. - Из-за кустов вышел Гриша. Он только что благополучно вылез из окна амбулатории, где поначалу спрятался за шторами, и теперь держал путь к забору, чтобы исчезнуть навсегда.

- Куда вы? - спросила Рая. - Обратно в Турцию?

- Может, и в Турцию.

- Да он не турок, - сказал Коля.

- Значит, в Грецию.

- И не грек. Теперь уже ясно - русский, и никуда не поедет.

- Нет уж, пацанята. Отдаю кормовой.

Коля насупился.

- Значит, вы из этих... из буржуев, раз тикаете от революции.

- Это я-то из буржуев?

- Ну уж не из трудящих. Все трудящие себе счастье добывают, а вы тикаете.

Гриша невесело усмехнулся:

- "Трудящие"... А кто знает, что оно такое счастье и с чего его едят?

- У дедушки был толковый словарь, - сказала Рая. - Там написано: "Счастье, счастья, множественного числа нет. Ощущение полноты жизни".

- Как? - Гриша заинтересовался. - Так и написано?

- "Ощущение полноты жизни".

- Нет! Что множественного числа нет - написано?

- Написано.

- Я так и думал: множественного чиссла нет. Больше, чем на двоих, не выдается. Третий - уже лишний. - Гриша посмотрел на Колю. - А говоришь "трудящие". Я, хлопчик, сам по себе, где хочу, там и живу. Могу вообще себе устроить отдельное царство-государство. Назову его, скажем, Гришия. Меня Гришей звать.

- Лучше Гришландия, - посоветовала Рая.

- Так еще красивше, - согласился Гриша. - Островок с банановым садочком посередке океана я уже приглядел. Так что, территория будет. Население? Хотел там одну барышню поселить... - Гриша бросил грустный взгляд в сторону дома, из которого ему пришлось постыдно бежать. - Ну да ладно. Чем нас меньше, тем у нас меньше забот - армии не надо, если населения всего один человек и тот уклоняется от службы в армии. Полиция тоже ни к чему - у нас не воруют, только перекладывают из кармана в карман. И революции устраивать некому: когда человек один, кому он мешает? Никому от него ни холодно, ни жарко, - Гриша безнадежно махнул рукой. - Прощайте, трудящие, дай вам бог счастья.

Он направился к забору санатория, но Рая схватила его за рукав:

- Возьмите меня с собой, - заговорила она сквозь слезы. - Я вам буду еду готовить и белье стирать. Я всему научилась в санатории - мне за няньку приходится быть при малышах. Возьмите, пожалуйста! Все равно он говорит, меня при красных из санатория выгонят, потому что дедушка мои - статский советник. Возьмите, если у вас там не сыро. При сырости мне совсем нельзя жить.

- Ну... ну... Зачем же сырость разводить, если нельзя? Давай вытрем. Гриша руками размазал слезы по ее лицу и сказал грустно: - Нет у меня там сырости. Ничего у меня там нет. - И посмотрел на Колю, ища сочувствия.

- Все равно вы буржуи, - сказал Коля, - и паразиты! Райка первая. Она ему будет готовить и стирать! Слыхали? А у докторши вон сколько ртов голодных! Олюне совсем худо стало. Лежит в изоляторе. Даже бредит и то едой: "Упу надо! Упу надо!" Это она супу просит, - Коля круто развернулся и пошел к дому. Крупу добывать надо, а не с вами разговаривать!

Гриша очень хорошо понял Колю, лучше чем Коля - его, потому что Коля ни разу не был в Гришиной шкуре, а Гриша в Колиной не раз уже побывал.

- Чудак, - сказал он Коле. - Ну где ты крупы достанешь? Украдешь с воза на дороге - так конвойный тебя пристрелит, того и жди!

Коля, не оборачиваясь, уходил по аллее. Гриша поймал его за полу курточки:

- Ну постой... Ну пойми ты, наконец: кто я такой вашей докторше, чтобы в ее доме оставаться?

Коля посмотрел на него с презрением.

- Был бы я взрослый, вот как вы, женился бы на Марии Станиславовне.

- Вообще это мысль. Но пришла не в ту голову.

- Вы думаете, она на вас не позавидует?..

Рая даже испугалась:

- Не слушайте его - он дурак!

- Ну, значит, будете сестрой, - решил, наконец, Коля.

- Может, братом?

- Я вам дело говорю: сестрой-хозяйкой. При больных легких надо досыта есть - это вам каждый скажет. А с такой сестрой-хозяйкой, как вы, мы бы каждый день ели от пуза. Жри - не хочу! Думаете, забыли, как вы сахар принесли?

Гриша в этот момент охотно бы сгреб в охапку и пацана, и дивчину, прижал бы их голова к голове на своей груди и утешил: "Ладно, не горюйте, пацанята. Где нашелся сахар - найдется и крупа". Но вместо этого он схватил Колю за лацканы курточки из чертовой кожи и тряхнул так, что швы затрещали.

- Если ты, сепельдявка, будешь девочек обижать, близко ко мне не подходи никогда больше! Понял?!

Коля был счастлив.

"МЫ С ВАМИ ПРОЩАЕМСЯ НАВСЕГДА"

- Я натуральная свинья, - говорил старший лейтенант Дубцов, сидя в плетеном кресле на веранде санатория. - Уже почти месяц в этом городишке, видел вас мельком, но ни разу не заехал, не поинтересовался, как, на какие средства вы живете.

- Я не обижалась, - успокаивала его Мария Станиславовна, - знала, что вы не можете сюда приезжать. Вам вовсе незачем пятнать свой белый мундир предосудительными связями.