Владимир Николаев - Испытание
Утро белое, сырое. Над морем сплошной стеной стоит молочный туман. Седыми слоями нехотя переползает через остров. Вот и начался еще один тоскливый и холодный день на острове. Алексей собрал с полотнища с четверть кружки воды. Потом пришлось тащить парус на геодезическую треногу сушить. Накрывать им избушку смысла нет. Хорошо бы перекрыть бревнами, как перекрывают землянки. Бревна потом засыпают землей, поверх нее укладывают дерн. Но земли здесь нет, дерна тем более. А что, если засыпать галькой? Это мысль.
Едва развел костер, явилась и Найда. И, как всегда, голодная. Вот островок достался - и собаке поживиться нечем.
После завтрака начал крыть избушку. Круглые бревна сначала разделывал на плахи. Получалось вполне сносно. Если еще засыпать галькой, то тут, пожалуй, и зимовать можно.
Нет, нет, никакой зимовки не будет! Отыщут, спасут. Непременно.
И хотя он гнал от себя мысль о зимовке, но спалось тревожно, сердце всю ночь чуяло неясную беду. Приснился ему с необыкновенной отчетливостью так хорошо знакомый с детства зеленый берег Задвинья. Весь покрыт только что выпавшим - летом-то! - снегом. Лишь по краям выползала узкая полоска зеленой травы. От этого снег казался еще белее. Его белизна до боли резала глаза и почему-то заставляла в жуткой тревоге сжиматься сердце.
Он, тощий, белоголовый мальчишка, только что искупался в реке и, выйдя на берег, ослеплен белым сверканием. Хорошо помнит, где лежит бельишко, укрытое снегом. Придется идти, ступая по жгучей белизне, босыми мокрыми ногами. Надо сделать первый шаг. И это самое трудное. Он стоит и никак не может решиться шагнуть. Щурит глаза от режущего света и дрожит от пробирающего холода.
От этого не только тревожно, но и страшно, мохнатый и жуткий страх ползет по спине, сковывает тело.
Мутный свет, скупо проникающий в приоткрытую дверь, вернул Алексея к действительности. Все стало на свои места, сделалось до обидного ясным и знакомым: он на голом холодном острове. Все как вчера и позавчера.
Новой была тревога и томившая сердце тоска - в этом Алексей пытался и не мог разобраться. Обычно то, что снилось, забывается сразу, как только проснешься. А этот сон помнится во всех деталях, будто только что увиденный кинофильм.
Что бы он мог значить? Мастерицей толковать сны была бабушка, она помнила старинные сонники, помнила передававшиеся из поколения в поколение привычные значения сновидений: лошадь - ложь, жемчуг - слезы, собака друг и т. д. Ее интересно было слушать, похоже на сказки.
Да это и есть сказки. Приснилось и приснилось. И голову ломать незачем. А сердце тревожно сжимается от перенапряжения и усталости. В самом деле, как же он за эти дни измучился, иной раз, вот как сегодня, кажется, и встать не сможешь.
Еще не поднявшись с жесткого ложа, опустил руку погладить лежащую под топчаном Найду, она обычно отвечала радостным постукиванием хвоста, а иной раз и благодарно лизала руку. Но сегодня Алексей не ощутил теплого прикосновения шершавого языка, не услышал и слабых ударов хвоста.
И это заставило его подняться. Собаки не оказалось и возле дома. Да ладно, мало ли куда сбежала. Сыщется, все равно деваться тут некуда.
Ни на дымок костра, ни на запах еды собака не явилась. Походил, посвистал, покликал - все зря.
И снова защемило сердце. Куда же она делась? Неужели медведи? Но объявись они, какой-то след остался бы. А пока нет ничего подозрительного.
Встреча с белым медведем опасна. В отличие от бурого он не питается грибами, ягодами, зеленью, кореньями. Всего этого в Арктике нет. Охотой добывает себе пищу. А охотник вынужден нападать первым, внезапно, по большей части из засады, скрывшись за ропаком* или снежным надувом. И в белую шубу он одет не зря, на снег ляжет, и не заметишь. Выдает черный пятачок носа. Так и это белый медведь знает. Подкрадываясь к добыче, он закрывает нос белой лапой. И нет в полярных просторах противника, который был бы в силах противостоять ему. Белого медведя справедливо зовут хозяином Арктики. Он смел, хитер, коварен и ловок.
_______________
* Р о п а к - льдина, стоящая вертикально.
Внимательно присматриваясь ко всему, Алексей обошел остров по берегу. Прибоем вынесло еще два бревна, а следов собаки не отыскалось. Алексей внушал себе, что она отыщется, не иначе как сослепу заблудилась.
А сердце щемила тоска. Вдруг Алексей услышал странно знакомый, но вроде бы уже и полузабытый звук. Прислушался еще - похоже, самолет. Весь так и застыл, даже дышать перестал. А звук пропал. Уже решил было - опять ослышался, как вдруг гул самолета отчетливо повторился. Алексей запрокинул голову.
И увидел самолет, летевший на сравнительно небольшой высоте. Вот оно, близкое спасение! Он сорвал шапку и стал ею размахивать. Он ясно видел летевший чуть в стороне гидросамолет, вон и поплавки под ним... Алексей даже начал подпрыгивать, стараясь привлечь к себе внимание. Но гидроплан шел восточнее острова, и, когда скрылся совсем в белесых облаках, Алексей, внезапно обессилев, сел и заплакал. Что же творится, его могли спасти уже не раз, и не увидели... Сколько же терпеть?..
* * *
Обходя очередной раз остров, Алексей наткнулся на следы кровавого пиршества: по гальке раскиданы клочки шерсти, кости. Да это же останки Найды!
Значит, все же медведи. Встреча с ними возможна в любой момент. Первой мыслью было бежать и укрыться в избушке. Но сколько же придется отсиживаться за закрытой дверью? Если появилась опасность, то не лучше ли знать, откуда она грозит.
Медведи в эту пору года не так страшны, как на исходе зимы, когда изголодались. Все светлое время они держатся поближе к лежбищам морского зверя. На острове ни тюленей, ни нерпы, поживиться тут нечем, так что и задерживаться нет резона. Скорее всего медведи (или даже один медведь) случайно забрели сюда, слепая собака сдуру попала в лапы, разделавшись с ней, ушли дальше. Делать тут определенно нечего. И бояться некого.
Алексей на всякий случай огляделся по сторонам, остров просматривается от берега до берега. Укрыться можно только за каменными холмами. Он и их оглядел и даже прислушался - ничего подозрительного.
Но едва Алексей обошел первый холм, он увидел у подножия второго холма растянувшуюся во весь огромный рост под скупым осенним солнышком матерую медведицу. Возле нее беззаботно кувыркались два пушистых пестуна.
Алексей замер. Хорошо, что медведица дремала, а малыши так были увлечены игрой, что не заметили присутствия человека. Но оставаться на месте опасно. А куда бежать? До избушки далеко, медведица сразу догонит. Зато геодезическая вышка близко.
У белых медведей великолепные слух и чутье, но неважное зрение. Алексей побежал к вышке. Тяжело поднялась медведица, недовольно рявкнула, пустилась за ним. В какой-то момент он оглянулся, за спиной уже слышалось глухое дыхание... Алексей сорвал с головы шапку и бросил. Пока медведица схватила шапку, пока обнюхивала ее, он уже был наверху. Медведица встала на задние лапы, задрала вверх морду, с жадностью принюхиваясь, силясь подслеповатыми глазами разглядеть ускользнувшую жертву. Качнула опоры, но они, к счастью, выдержали. А медвежата резвились - боролись, кувыркались, носились друг за другом.
На вышке Алексея донимал пронизывающий ветер. Руки коченели, и он боялся, что долго не продержится. Но всему бывает конец. Медвежатам надоело играть, они, должно быть, проголодались и начали теребить мать. Та через некоторое время нехотя направилась к берегу, у самой воды постояла минуту, потопталась, как бы раздумывая, вошла в воду и поплыла. За ней поплыли медвежата.
Когда медведи скрылись, Алексей еще выждал некоторое время. Как это ни покажется странным, после того как он отогрелся и окончательно пришел в себя, только что пережитый страх его оставил, будто ничего и не было.
* * *
Постоянно общаясь с людьми, мы, особенно горожане, порой устаем от многолюдства. Но далеко не каждый может представить себе ужас полного одиночества. На Большой земле знаешь, что одиночество временно, стоит пройти какое-то расстояние и непременно кого-нибудь повстречаешь. Но даже если и не встретишь человека, то непременно попадется живое существо. Растет трава, шепчутся кусты, шумят деревья, летают птицы, жуки, бабочки и ты уже не одинок.
Совсем не то Арктика. Мне не раз приходилось оказываться в километре или чуть дальше - чуть ближе от затерянного во льдах крохотного поселка дрейфующей станции "Северный полюс". Иной раз тянуло передохнуть после аврала или небольшого похода. Некоторое время побыть одному еще ничего. Но вот начинает давить будто колпаком накрывшая тебя мертвая тишина и понимаешь вдруг, как легко тут затеряться и как ты беспомощно одинок. Оглядываешься по сторонам - безжизненная ледяная пустыня. И тогда охватывает панический ужас одиночества, и ты бежишь к людям. Мы не любим признаваться в своих слабостях. Но все же бывают минуты откровенности. И мне доводилось слышать даже от бывалых полярников, что они испытывали в ледовом краю ужас одиночества.
