Василий Ключевский - Афоризмы и мысли об истории
Разница между историками и юристами только в точках зрения: историки видят причины, не замечая следствия; юристы замечают только следствия, не видя причин.
Страшно за этого писателя: в нем гениальность борется на два фронта — с сумасшествием и глупостью.
Вся молодежь хочет жениться и выходить замуж, у всех истосковалась шея по веревке.
Он весь пропах вонью своего неассенизированного сердца.
На женщин надо смотреть их глазами, принимать за то, чем сами себя они считают, но поступать с ними по степени их соответствия своему о себе мнению. Женщина, колеблющаяся между долгом и чувством, — надо осудить ее за нарушение долга и уважить ее чувство. Она сама себя накажет за первое, другие д[олжны] ее наградить за второе. Не только догадлив, но и откровенен. «Что же делать?» — «Что велит сердце и позволяет совесть». — «А если второе отменяет волю первого, что тогда?» — «Тогда распустить несогласное министерство и составить новый кабинет». — «Из кого?» — «Из инстинкта, минутного самозабвения и вечного раскаяния. Монарху лучше кабинет — interim, чем одиночество». — «Я одна возьму грех на себя». — «Физически невозможно и юрид[ически] несправедливо, потому что не можете сделать его без меня: я необходимый пайщик в барышах и ответственный плательщик в обязательствах».
Жалкое общество широких аппетитов, преждевременных геморроев, самоуверенных бездарностей, больных жен, неудавшихся карьер, обманутых надежд, потерянных голов и без толку израсходованных совестей.
Европа цивилизованная доцивилизовалась до четверенек, и ей остается взорвать самоё себя ею же изобретенным динамитом, венцом научного знания, если ее вторично не спасет от безбожной мефистофелевщины верующая ирония — разбойничий крест с распятой на нем вечной истиной и любовью.
Игровые бумаги — игровые профессора.
Тактика благоразумной жены: всю жизнь мучить, терзать мужа, пачкать и пакостить ему, а овдовев, кудахтать о несравненных и небывалых качествах его ума и сердца, считать оставшиеся после него деньги и лить романтические слезы над его могилой, с умилением и благодарностью вспоминать день и час его кончины.
Любительские спектакли тем отличаются от настоящих профессиональных, что в последних актеры представляют живые лица, не будучи ими, и в первых живые лица представляют актеров, тоже не будучи ими.
На удивительно радостном нравственном основании он ухитрился построить крайне печальное миросозерцание (виз[антийская] икона на золоте).
Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.
[…]
Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья.
Их аукционная совесть знает таксы, не правила.
Античный политеизм — религия чувственности без любви; христианство — религия любви без чувственности; безбожие — религия без того и другого.
Писатель — не сочинитель: первый пишет, чтобы изложить свои мысли; второй сочиняет мысли, чтобы что-нибудь написать.
Говоря публично, не обращайтесь ни к слуху, ни к уму слушателей, а говорите так, чтобы они, слушая Вас, не слышали Ваших слов, а видели Ваш предмет и чувствовали Ваш момент; воображение и сердце слушателей без Вас и лучше Вас сладят с их умом.
Каждое его печатное слово — частица расплавленного его мозга. Потому оно жгло умы слушателей.
Часто бранят сочинение писателя только потому, что сами не умеют написать так.
Эти люди сами под себя ходят.
Наше общежитие — игра в кошку-мышку.
Он преподает не науку, а свои собственные мысли, т.е. свои научные недоразумения.
Ссыльнокаторжная беллетристика, зачатая Достоевским и вынашиваемая Короленком.
У них нет никаких доблестей ни умственных, ни нравственных, но много житейских, скорее гостиных удобств, и в этом отношении они похожи на свою мебель, купленную по случаю, но мягкую. То, на чем они сидят, не лучше того, что на этом сидит, а то, чем они мыслят, не лучше того, чем они сидят на этом (на своей мебели).
Холопство перед своим собственным величием, притом совершенно призрачным, болезненным продуктом своего же воспаленного воображения.
Раздушенный кавалер православия об руку с Гретхен, пишущей сантим[ентальные] передовые о самодержавии и народности.
От их постно-масленого благочестия пахнет нигилистическим керосином. Они пока очень стоят за православный катехизис, который только что начали учить и уже дочитывают веру, мечтают о надежде и перестанут верить в Бога прежде, чем доберутся до любви.
Глупость — это их недостаток, развившийся от излишества.
Народы, воспитанные на религиозных обрядах, наиболее дают театральных талантов — евреи.
Хр[истиан]ство — религия любви; здесь сказано все — и сущность, и история.
Глупые люди любят самые умные игры.
Надобно упорно всматриваться в … жизни, чтобы заставить жизнь раскрыть свои карты.
Мужчина только тогда может любить женщину, когда [она] из самки пересоздается в любимую женщину.
В его глазах светится не столько ума, сколько сумасшествия.
Театр более всего полезен для молодежи: житейские пассажи, наиболее для нее соблазнительные и гибельные, здесь являются пошлыми и надоедают ей прежде, чем она их испытает.
Рассказ Ч-на, как его диссертация, как антицентрализационная, не была пропущена в Москве Орнатским и Баршевым, но принята в Петербурге Никитенком. Исторические явления [надо] не только изобразить, но и оценить. Россия — огромное дерево, растущее по своей внутренней силе независимо от внешних содействий и облепленное козявками.
Вот Ф[илипп] Ф[илиппыч] ВигельТо особая статья:По-немецки он Schweinigel,А по-русски он свинья
К-ши — богаделенная семья. Старик — вечный стипендиат своих друзей. За него вклады для издания «Р[усского] в[естни]ка». К. и Л. возвратили деньги, но вытолкнули стипендиата. Павлова начинял ориентализмом тот же К-ш. 8 ноябр[я] 1892.
Как Ундина, она задушила его той самой душой, которую от него же получила.
Наблюдая жизнь людей, думаю, что за того, кого любят, вовсе не страшно умереть.
Их спокойствие и философское самообладание есть не что иное, как окаменевшее и заделавшееся в монументальные рамки самообожание. Пахнет не только изо рта, но и из сердца.
Пролог XX века — пороховой завод. Эпилог — барак Красного Креста.
Люди, отсидевшие себе задницу, часто принимают возбуждение отсиженной слепой кишки за талант.
Добрые только потому, что нет сил или охоты быть злыми, т.е. делать зло.
Юрид[ическая] нравственность — долг, обязат[ельная] повинность, а не потребность нрав[ственного] чувства.
Не наступайте на их разгоряченное парное величие, не марайте ног.
Женятся на надеждах, выходят за обещания, плоды — обманы и слезы, если не измены.
Непогрешимость пищеварения.
Из 100 остроумных 1 умный.
Холера больше предупредила смертей, чем причинила их.
От многих народов и сословий веет могилой и архивом.
Правительство ли тянет общество или общество толкает вперед правительство? Слабость и сила г[осу]д[ар]ства.
Талант духа — талант золота или точнее проц[ентных] бумаг.
Он сам себя поставил в угол, отступив к печке, и принялся любоваться этим своим прекрасным двойником. Очень обыкновенная психическая галлюцинация.
Не то чудотворный, не то просто артезианский колодец дамских и генеральских слез.
Речь — расплавленное золото.
М. — самая красивая карикатура, мною виденная. Он глуп оттого, что так красив, и не был бы так красив, если бы был менее глуп.
Они эксплуатировали все свои права и атрофировали все свои обязанности.
Собаки перестают лаять, когда видят человека, плачущего над могилой. Но И.И. не собака и, увидав К. над могилой Л., начал лаять пуще прежнего.
Блестящее перо и светлая мысль — не одно и то же.
Он слишком умен, чтобы быть счастливым, и слишком несчастлив, чтобы быть злым.
Мания порядка.
Они открыли ему его самого.
Они и свои головы поутру отыскивают, только с помощью прислуги вместе с панталонами.
[…]
Великодушное безрассудство.
В людях встревоженных рождается вера в необычайное, подобно болотным огонькам; когда все гибнет, держатся за надежду в чудо, как за соломинку.
Лица вместо принципов.
Два рода неудобных людей: 1) в чужих словах читают свои мысли, 2) в своих словах повторяют чужие мысли.
Не всякий, кто смеется, весел.
Доверие народа к своим вождям есть признак его веры в себя, в свои нравственные силы.
Жизнь учит лишь тех, кто ее изучает.
[…]
Разрозненные афоризмы
1889—1899 гг.1.