Владимир Шигин - Кораблекрушения Тихого океана
Трудно сейчас судить, поверил Баранов этой версии или нет. Но во всяком случае, уцелевший экс-командир Подушкин ни к каким расследованиям по этому поводу не привлекался, а вскоре и получил под свою команду очередное компанейское судно. Хотя вряд ли такой незаурядный и умудренный жизнью человек, как главный правитель Александр Баранов, не заметил многих «странностей» в делах и несуразных писаниях своего верного слуги. Но об этом он и впоследствии почему-то молчал».
Думается, что Норченко не вполне объективен, выгораживая штурмана Калинина, (по безответственности которого в общем-то и произошла гибель судна и людей, и при этом всячески понося Подушкина, который в свое время проявил завидную принципиальность и вследствие отсутствия взаимопонимания официально отказался от командования судном, что и было утверждено вышестоящим начальником. Не совсем основательны и обвинения Подушкина в трусости. И до крушения «Невы» и после он наоборот отличался хладнокровием и бесстрашием! Тот факт, что Подушкин по счастливой случайности остался в живых тоже не может служить обвинением ему. За невиновность Подушкина говорит и отношение к нему властителя Аляски Баранова, который вновь доверил ему судно и Подушкин это доверие оправдал полностью!
Трагедия «Невы» давным-давно стала достоянием истории и все же безмерно жаль, что именно так бесславно закончил свою жизнь легендарный шлюп, чье имя навечно вошло в историю России.
Глава третья
Во власти цунами
Существует выражение: «форс-мажорные обстоятельства», то есть обстоятельства, которые представляют собой непреодолимое препятствие, избежать которое нельзя. В старых российских морских документах их еще именуют, как «неизбежную в море случайность». И в самом деле, великая и чуждая всей человеческой природе океанская стихия, порой сама единолично решает судьбу мореплавателей и их кораблей. Во власти человека лишь как-то уменьшить удар великой стихии.
Именно при таких «форс-мажорных» обстоятельствах и произошла трагедия фрегата «Диана».
Один из дореволюционных историков нашего флота А.Соколов так весьма образно охарактеризовал ситуацию кораблекрушения фрегата «Диана»: «Единственное в своем роде, крушение это, настолько же поучительно в морском отношении, насколько замечательно как знакомящее нас с поражающим действием подземных сил. Кипящие жизнью города и селения поглощаются и уносятся громадной волной так же бесследно и незаметно для нас, как каждая волна обыкновенного прибоя увлекает за собою песчинки и раковины с берега морского. Силы эти не отличают вопли и рыдания человека от шелеста каменьев при всплеске волны. Повинуясь известным громадным и всеобъемлющим законам, они, безразлично, одинаково неумолимы как для человека, так и для песчинки. Фрегату «Диана» пришлось испытать на себе и быть свидетелем всех тех ужасов, какие можно вообразить себе только при действии этих громадных сил.»
На рубеже 50-х годов девятнадцатого века резко обострились отношения между Россией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой. Возможное противостояние двум крупнейшим державам, предполагало весьма активные боевые действия на морях. В этом отношении русский Дальний Восток был практически беззащитен. Несколько шхун и вооруженных транспортов не могли быть серьезной помехой для крейсерских эскадр потенциального противника. Именно поэтому было принято решение о срочной отправке на Дальний Восток нескольких больших 52-пушечных фрегатов, которые могли не только защищать наше побережье, но, в случае необходимости, действовать в качестве рейдеров на морских торговых коммуникациях. Этими фрегатами были «Аврора», «Паллада» и «Диана».
Для удобства снаряжения и скрытности плавания, все они уходили на Тихий океан в одиночку. Плавание фрегата «Паллада», благодаря присутствию на ее борту писателя И.А.Гончарова, послужило основой для цикла путевых очерков под общим названием «Фрегат «Паллада». Как показали последующие события, посылка фрегатов в дальневосточные воды оказалась весьма своевременной. И «Аврора» и «Паллада» внесли свой достойный вклад в оборону Дальнего Востока в период начавшейся вскоре Крымской войны. На долю «Дианы» выпала совсем иная судьба…
22 ноября 1851 года «Диана» под командованием капитан-лейтенанта Степана Лесовского (имевшего кличку «дядька Степан») прибыла в японский порт Симода. “Дядька” отличался весьма крутым нравом, что во время океанского перехода едва не привело к бунту команды. Ситуацию тогда спасла лишь находчивость старшего офицера Ивана Бутакова, срочно пославшего матросов на мачты менять паруса.
К моменту прибытия к японским берегам старшим на борту «Дианы» был генерал-адъютант вице-адмирал Путятин, имевший поручение от Николая Первого на ведение переговоров с японским правительством по вопросам уточнения границ между государствами и подписания мирного договора. Первый тур переговоров остался уже позади и теперь же требовалось лишь удачно их закончить. В Симоде Путятин предполагал дождаться прибытия полномочных японских чиновников из Иедо, чтобы завершить порученное ему императором дело и подписать все межгосударственные документы.
Из воспоминаний корабельного священника Василия Махова: “… Японцы сообщили нашему командиру довольно неприятную весть, что состоящий из четырех военных судов английский отряд, преследуя фрегат наш, имеет положительное намерение разбить оный или забрать его и весь экипаж в плен. Сколько бы ни тревожна была для нас такая весть, сколько ни падала на душу скорбь, но ответ моряков на воодушевление генерал-адьютанта Путятина “драться до последней капли крови” и “ живьем в руки не даваться”, требовал и предохранения и собственной бдительности. Фрегат подвели к городскому берегу, а в отдаленности при море устроен был на взгорье пост – наблюдать за приближением неприятеля. Правительство японское, считая постановку военного русского поста на земле их за самовольство, сильно возроптало. Уполномоченные прекратили личное сношение, и нам воспрещено было съезжать на берег”.
Так, сами того не подозревая, японские власти спасли русских моряков от больших жертв.
Условия бухты заставили командира фрегата капитан-лейтенанта Лесовского поставить фрегат между берегом и торчавшей посреди бухты скалой Инубусари.
8 декабря состоялась первая встреча с представителями японского императора. На следующий день они посетили «Диану», где им был оказан торжественный прием и дан обед. Вечером того же дня задул штормовой ветер, а потому капитан-лейтенант Лесовский отдал второй якорь, а также спустил реи и стеньги.
10 декабря ветер понемногу стих, но реи и стеньги не поднимались, так как команда занималась исправлением такелажа. Чтобы произвести работы в более спокойном месте, Лесовский взял «добро» у Путятина на переход фрегата в северо-восточную часть бухты.
Утром 11 декабря погода была на редкость тихая, дул легкий вестовый ветер. Сразу после подъема флага на «Диане» начали завозить якоря-верпы, чтобы, затем, по ним перетянуть фрегат в дальних угол бухты. Одновременно загружали в шлюпку многочисленные подарки для японских чиновников.
Около 10 часов утра, находившийся в своей каюте за разборкой документов адмирал Путятин, почувствовал внезапное содрогание корабельного корпуса. Немедленно бросив все дела, он вышел в кают-кампанию. В это время содрогание повторилось с еще большей силой.
Никак землетрясение, ваше превосходительство! – сказал пробегавший мимо на шканцы Лесовский.
Путятин поднялся за ним на верх. Море вблизи берега кипело бурунами, словно вода в чайнике. В это же самое время со стороны моря двинулись к берегу потоки воды. Вскоре все заклокотало с еще с большей силой. Подняв подзорную трубу, Путятин увидел, что бывшие у берега японские джонки торопливо уходят вверх по реке.
– Степан Степанович! Дайте команду вернуть все наши гребные суда! – велел он командиру «Дианы».
В это время вода начала быстро уходить от берега, уровень ее понижался прямо на глазах.
– Ох, не к добру это, ох, не к добру! – грустно заметил адмирал и приказал, как можно скорее, отдать второй якорь.
Едва успели отдать второй якорь, как фрегат стало вертеть напором воды так, что он описывал над брошенными в воду якорями целые круги. А затем вообще началась настоящая чертовщина. Вода непрерывно то поднималась, то убывала, чтобы через несколько минут снова прибыть. Вскоре образовался огромный водоворот, который втягивал в себя целые деревья.
– Может попытаться выйти в море? – предложил Путятину Лесов-ский.
– Думаю, что уже поздно! – мрачно ответил тот. – Будем держаться здесь!
Из воспоминаний священника Василия Махова: “ В девять часов утра, когда начали пить чай, вдруг толчок сильно потряс и поколебал весь фрегат. Я в это время был в каюте вице-адмирала. Ложки в стаканах задребезжали, столы закачались, скамьи, и стулья быстро клонились то на одну, то на другую сторону. Сами мы, смутясь духом, не могли сидеть спокойно: все тряслось, все колебалось… Вицеадмирал поспешно вышел из своей каюты на верхнюю палубу, видимого же грозного действия на поверхности моря и суши заметно не было. Колебание было минуту или две и потом мало помалу фрегат успокоился. Вице-адмирал, сойдя в кают-компанию, объявил, что случай этот относится к землетрясению, которое нередко бывает в Японии с большими или меньшими последствиями. Далее, обыкновенные занятия моряков, прерванные в момент землетрясения, пошли своим чередом, но в скором, однако, времени дано знать с верхней палубы, что вода необыкновенно быстро покрывает все берега. Мы все взошли на верхнюю палубу фрегата, снова пришедшего в колебание и. вот истинная для вас, мой добрый читатель, картина, а для нас бывшая страдательная действительность, и ужасная очевидность грозного явления природы и той страшной кары небесной, которая ниспослана была Богом в 11-е число декабря 1854 года и на нас и, в особенности, на жителей Японии! Вода со дна моря буравила, и словно в котле кипела, волны ее клубились и, вздымаясь, рассыпались брызгами. Валы с моря один за другим – больше, один другого сильнее с необыкновенным шумом и яростным грохотом напирали воду, захватывали берега, мгновенно заливали местность. Бывшие у берегов японские лодки коверкало и стремительно разбрасывало во все стороны; натиск воды, быстро распространяясь, добрался скоро до самого города, залил улицы и, возвышаясь более и более (до трех саженей высоты), затоплял, покрывал, размывал строения; далее, как бы довольствуясь своею прибылью, быстро, игриво уносил с собою обратно в морскую пучину и разломанные строения и самих людей! Скоро весь залив наполнился сплошною массой бревен, джонок, соломы, платья, трупов человеческих и людей еще живых, сохраняющих пока жизнь свою на какой-либо доске или куске дерева. Стон, крики, вопль гибнущих японцев, шум воды, рев валов, завывающие всплески… Тяжело вспоминать об этом; не легко памяти передать на бумаге все виденное, перечувствованное! Сознаюсь, что и десятой доли не скажу того, о чем бы рассказать следовало много и много.”
