Сергей Мельгунов - ЗОЛОТОЙ НЕМЕЦКИЙ КЛЮЧ БОЛЬШЕВИКОВ
Он утверждает, что ещё в июне 1913г. Ленин «сделал личное предложение германскому министерству иностранных дел работать для него в целях разложения русской армии». Министерство первоначально отвергло предложение Ленина. Но вмешался служивший в Германии «политическим агентом Парвус и убедил германское правительство. В июле Ленин «был вызван в Берлин, где; им совместно с представителями германского правительства был выработан план действий тыловой войны против России и Франции. Немедленно после объявления войны Ленину должны были выплатить 70 мил. марок, после чего дальнейшие суммы должны были поступать в его распоряжение по мере надобности». Откуда получил все эти детали ген. Спиридовнч? Если в исторических очерках жандармского генерала имеется ценный материал, поскольку автор пользуется документами Департамента Полиции, то обработка этого материала в тексте не сопровождается соответствующим критическим аппаратом. Сам автор говорит о моменте, им описываемом что «русская государственная полиция, утратив только что в лице Малиновскаго (известного провокатора члена Гос. Думы) своего единственного осведомителя освещавшего ей самый мозг большевизма - Ленина его интимный кружок, оказалась совершенно слепой и неосведомлённой об его намерениях планах и действиях». И вот свои домыслы, внушенные Бурцевым ген. Спиридович преподносит уже в качеств в установленных будто бы документами фактов.
По такому пути история идти не может. Тайна если она есть, - во всяком случае, пока остается тайной. Сокрыта ли она в официальных немецких архивах, найдутся ли какие, либо следы в мало разработанных ещё хранилищах нашего Департамента Полиции и военной контрразведки? К сожалению, последние значительно пострадали в революционную эпоху, когда и самозащита чинов охраны, и неразумный инстинкт революционеров и чья то злостная третья рука совместно уничтожили криминальные документы последних дней царского самодержавия[36]. Также недоступны, нам и возможные проверки по архивам русской заграничной политической разведки с центром ея в Париже. Неизвестно по каким соображениям она запрятана подлежащим эмигрантским ведомством на долгие годы в одном из американских хранилищ документов. Приходится утешаться, что это сделано для истории, но через полстолетия тема, к сожалению, потеряет свою актуальность. Нам же суждено пока вращаться в области догадок. Мне лично версия официальной или полуофициальной «Договоренности» Ленина с германским империализмом представляется совершенно невероятной. Не правдоподобней ли предположить возможность реального получения денег через посредников типа Парвус-Ганецких? - возможность, которую так настойчиво отвергают большевистские мемуаристы: предположения были, но они с негодованием отбрасывались всегда? Тайна «золотого ключа» едва ли будет когда-либо вполне разгадана- ведь расписок при совершении своего «политического фокуса» Ленин, конечно, не давал. И, однако, в прожекторы документальных лучей, пробившихся все же в дни революции через окружающий мрак, можно уловить новые подтверждения гипотез о немецком золоте, сыгравшем фактически такую большую роль в направлении: русской трагедии. Еще много фантастики встретится впереди, но в ней повинны не только, как то утверждают большевики «продажные журналисты, дошедшие до геркулесовых столбов бесстыдной гнусности»
Эту фантастику породили в значительной степени они сами, никогда не имея смелости, несмотря на весь свой цинизм в политике, рассказать «день за днем своей жизни», как то обещал в публичном заседании петербургского Совета Раб. и Солд. Деп. в присутствии 1000 человек Троцкий (Заседание 9 сентябри 17 г.). Только на словах, как мы увидим, они «каждый день готовы были «дать отчет в своих шагах», так как им «нечего скрывать от русского народа».
III. ЗОЛОТОЙ КЛЮЧ (1917 г.)
1. Пломбированный вагон.
Пройдем мимо февральского переворота. История февральских дней не приоткроет крышки таинственного ларца с немецким золотом. Правда, русский посол в Швеции Неклюдов рассказал в своих воспоминаниях о знаменательной беседе, которую он имел в середине января 1917 г. в Стокгольме с болгарским посланником в Берлине Ризовым, пытавшимся нащупать у него почву для заключения сепаратного мира. Встретив холодный прием, Ризов предостерегающе предупредил своего собеседника: «через месяц или самое позднее через полтора, произойдут события, после которых уверен, что с русской стороны будут более склонны к разговорам». «Предсказания русской революции» озаглавила этот отрывок воспоминаний Неклюдова редакция «Архива Рус. Революции», из которого мы и заимствуем приведенные строки, (воспоминания вышли на английском языке). Таких предсказаний было немало накануне февральских событий - слишком очевидно было, что Россия каким - то роком влеклась к катастрофе. Трудно сказать, намекал ли Ризов на какой-нибудь определенный план извне или передавал только широко распространенную в России молву, отчасти связанную с туманными разговорами о дворцовом перевороте, который должен был произойти «перед Пасхой» - так, по крайней мере, записал почти в те же дни в своем дневнике петербургский посол Англии, оговорив, что сведения он получил из «серьезных источников».
Можно не сомневаться, что немецкая агентура должна была ловить рыбу в мутной воде, провоцировать всякого рода беспорядки и разжигать народные страсти в момент начавшейся смуты. И, конечно, не без основания ген. Алексеев в телеграмме главнокомандующим фронта 28 февраля писал, что «быть может, немцы проявили «довольно деятельное участие в подготовке мятежа». Подобная догадка, однако, чрезвычайно далека от того, чтобы признать февральскую революцию продуктом немецкого творчества, как склонны к тому некоторые из современников-мемуаристов. «Внутреннее» убеждение Гучкова, Родзянко и многих других, что из Германии к нам в заготовленном виде вывезены были даже документы образца довольно знаменитого «приказа № I», не принадлежит к числу серьезных исторических аргументов, заслуживающих рассмотрения по существу[37]. Это аргумент почти того же порядка, что и сообщение, передаваемое в воспоминаниях небезызвестного инж. Бубликова, который в свое время был назначен Временным Комитетом Гос. Думы комиссаром по железным дорогам и сыграл активную роль в дни революционной пертурбации, -ему компетентные люди в Стокгольме говорили, что последний министр внутренних дел царского режима Протопопов сговаривался немецким посланником в Швеции бар. Фон Люциусом об устройстве революции в России для заключения сепаратнаго мира с Германией ….
Историк пока не имеет в своем распоряжении почти никакого материала для того, чтобы конкретизировать даже те догадки, которые могут быть подчас признаками довольно обоснованными - напр., наличие какой-то тайной посторонней руки, направлявшей в определенное русло кронштадтские события первых дней революции и руководившей теми «подозрительными типами», о которых говорят многие очевидцы которые призывали к избиению офицеров, к погрому к захвату казенных денег («народного достояния»). Но что здесь от немцев и что от возможной полицейской провокации, видевшей в анархии разложение революционной стихии? Насколько осторожным приходится быть в этом отношении, показывает та ошибка, которая допущена, была в предфевральские дни лидером думской оппозиции Милюковым и которая не была исправлена им уже в качестве первого историка революции. Я имею в виду открытое письмо его, обращенное к петербургским рабочим и призывавшее воздержаться от участия в день возобновления сессии Государственной Думы 14-го февраля в демонстрации перед Таврическим Дворцом, провокационные призывы которые исходили из «самого темного источника». Недостаточно в то время осведомленный, как политический деятель, о характере рабочего движения, лидер думской оппозиции не разобрался в фактической стороне этого «самого темного момента в истории русской революции» - в действительности указанные призывы, хотя и анонимные, исходили от так называемой «Рабочей Группы», образовавшейся при Военно-Промышленных Комитетах, т. е. шли от соц.-демократических элементов, наиболее умеренных и «оборончески настроенных[38].
Расшифровывая уже позднейшие «догадки» историка, один из биографов Милюкова, вернее автор юбилейной статьи, пытавшийся изобразить только одну из «самых блистательных», но и «парадоксальных» страниц этой биографии (роль Милюкова при попытке сохранить монархию в дни февральского переворота) замечает: «Мысль его достаточно ясна: он подозревал, что таинственным источником, из которого шло руководство (курсив мой. С. М.) рабочим движением был германский генеральный штаб»[39]. Характерно, что записка Охранного Отделения от 1-го февраля приписывала инициативу демонстрации 14 февраля главарям прогрессивного блока.
