Анатолий Уткин - Первая Мировая война
В правящих кругах Петербурга шло соперничество двух фракции. Обе приветствовали военную и политическую экспансию России в Азии, но смотрели на нее с противоположных точек зрения. Военно-бюрократическая олигархия видела свое будущее в создании Великой Восточной империи, где ортодоксализм России превращался в "новый ориентализм", новый центр мира. Этой "восточной" фракции противостояла "западная" фракция, возглавляемая министром финансов С. Ю. Витте. Для него создание Азиатской империи было лишь дополнительным средством укрепления России на Западе, преобразования восточного феодализма России в капитализм западного толка.
В реальной политике это означало борьбу двух подходов: 1) рассчитанного на игнорирование ожесточения Германии, верящего в то, что "время на нашей стороне", противостоящего силовой политике в Европе; 2) обеспокоенного возвышением Германии, опасающегося превращения России в младшего партнера чемпиона европейского развития, призывающего (в случае крайней необходимости) не исключать для себя силовой защиты своего суверенитета.
Трезвый подход
Возможно, самым трезвым, сдержанным и расчетливым в системе русского управления было министерство финансов — мнение министра финансов всегда запрашивалось в случае крупных дипломатических инициатив. Владелец русского кошелька понимал, сколь важны для русского развития иностранные инвестиции и иностранный технический опыт. И он хорошо знал, как бедно население, сколь незначительные суммы приносят налоги и сколь далек еще путь к западному уровню экономики. Любой русский министр между 1856 и 1917 годами знал, что содержание огромной военной машины ложится на страну относительно большим бременем, чем в любой европейской державе. Министры финансов, от Ройтерна до Коковцова, знали об опасности разрыва с Западом, о важности Запада в экономическом и культурном прогрессе России. Ничто не могло больше помешать сокращению дистанции между Россией и Западом, чем война. И они сопротивлялись военным авантюрам.
Министр финансов Ройтерн противился участию России в войне с Турцией в 1877 г., он видел тяжесть непомерной внешней активности для незрелого промышленно-финансового организма страны. Наследнику Ройтерна Бунге достались лучшие времена — мирное царствование императора Александра III, но и он противился непомерным военным расходам, губительным для бедной в своей массе страны. В конечном счете это противодействие Бунге стоило ему министерского поста. Среди министров финансов императора Николая II противодействием военному росту отличался Витте. Самым приметным случаем его противодействия внешнеполитическим авантюрам было категорическое несогласие со схемами Нелидова, обещавшими России Константинополь, но тем самым ссорившими ее с Британией (1897 г.). Именно под воздействием Витте, категорически отказавшего в поддержке широкомасштабным планам модернизации русской артиллерии, царь внял идеям выступить организатором всемирной конференции по разоружению (1897 г.). Витте противился тем, кто пытался использовать сложности Британии с связи с бурской войной. Он руководствовался основополагающим принципом: мир идет на пользу растущей России, война ставит этот рост под угрозу.
Современные западные исследователи, более трезво (чем их предшественники в начале века) оценивающие возможности России, согласны в том, что огромной рекультуризируемой стране более всего была нужна не война, а историческая передышка, время для активного реформаторства, культурного подъема и индустриализации. "Для России не было жизненно важным пытаться сравняться с Западом в качестве современной индустриальной державы, ей следовало выйти из международного соревнования на одно или два поколения для культивации своего огромного и почти что девственного сада... Печальным фактом является то, что Россия встала на гибельный путь тогда, когда в последние предвоенные годы Европа была буквально наэлектризована очевидной жизненной силой и интенсивностью творческого духа великой страны на Востоке"{47}.
Главный идеолог первого подхода — министр финансов и позднее премьер-министр граф Витте пишет в 1893 году императору Александру III: "Находясь на границах двух столь различных миров, восточноазиатского и западноевропейского, имея твердые контакты с обоими, Россия, собственно, представляет собой особый мир. Ее независимое место в семье народов и ее особая роль в мировой истории определены ее географическим положением и в особенности характером ее политического и культурного развития, осуществлявшегося посредством живого взаимодействия и гармоничной комбинации трех творческих сил, которые проявили себя так лишь в России. Первое — православие, сохранившее подлинный дух христианства как базис воспитания и образования; во-вторых, автократизм как основа государственной жизни; в-третьих, русский национальный дух, служащий основанием внутреннего единства государства, но свободный от утверждения националистической исключительности, в огромной степени способный на дружеское товарищество и сотрудничество самых различных рас и народов. Именно на этом базисе строится все здание российского могущества"{48}.
Эти идеи служили своего рода дополнением и обоснованием строившейся тогда Великой транссибирской магистрали. Но при этом нужно помнить, что сам Витте, его личность и жизненный путь являют собой классический образец вестернизации: инженер, финансист, государственный деятель, всегда свой в мире Парижа и Берлина. Витте видел в азиатской экспансии дополнительное средство, а не эпицентр усилий, средство усилить активы России на главном направлении ее трансформации — европейском. Витте выступал за концентрацию сил на европеизации России, на сокращении индустриально-культурного барьера между Востоком и Западом как историческом приоритете страны.
Согласно оптимистической точке зрения этого великого государственного деятеля России, требовалось всего лишь несколько благоприятных лет для выравнивания того экономико-цивилизационного рва, который отделял Восточную Европу от Центральной и Западной. Для выравнивания нужно было сохранить дружественные отношения с обоими центрами технологического обновления европейским Центром и Западом. Если Россия не пойдет на мирное сближение одновременно с Западом и Центральной Европой — всеми возможными источниками поощрения ее материального прогресса, ее ждет судьба европейской колонии не важно как будет называться метрополия. В специальном меморандуме, написанном в марте 1899 года, Витте указывал, что лишь ускоренная индустриализация спасет подлинный суверенитет России. Приблизительно той же точки зрения придерживался и второй великий государственный деятель России этого периода — председатель совета министров Столыпин. Этой фракции нужен был мир как минимум на двадцать лет, чтобы ввести систему всеобщего обучения, увеличить слой индустриальных рабочих, цивилизовать русскую деревню, увидеть подлинные плоды работы русского тигля сплавки национальностей.
Трезво мыслящий сегмент правящих кругов России призывал посмотреть в глаза объективной реальности. Россия, возможно, станет колоссом будущего, но в текущее время она является одной из самых отсталых стран Европы. Насущной задачей является обеспечение ей места участника индустриальной революции, занятие ею ниши в мировой торговле, развитие внутренних коммуникаций, организация сил. В начале XX века валовой национальный продукт на душу населения в России был в пять раз меньше среднеевропейских показателей. Россия обязана была сократить этот разрыв, иначе волею обстоятельств она выталкивалась из Европы.
Ряд государственных деятелей России, как реформаторов, так и наиболее проницательных защитников династических привилегий, ощущал опасность конфликта и старался создать условия, при которых Россия не участвовала бы в общеевропейском разделе, ведущем к колоссальному конфликту. Они пытались предотвратить катастрофу и однажды почти добились успеха. На крестном пути в Цусиму русским капитанам эскадры Рождественского почудились японские корабли и они начали стрельбу в английских рыбаков. Царь униженно извинился и к восторгу кайзера Вильгельма предложил континентальную комбинацию в виде союза трех великих континентальных держав — России, Германии и Франции, "чтобы противостоять британскому и японскому высокомерию". Кайзер быстро составил проект договора между Германией и Россией, к которому в будущем могла присоединиться Франция. В финских шхерах (в Бьерке) в 1905 году, когда Россия переживала горечь поражений в Маньчжурии, Германия постаралась разомкнуть дипломатический "штальринг" — кольцо враждебного окружения. Русский и германский императоры пришли к соглашению о союзе. (Двенадцать лет спустя, в августе 1917 года, Временное правительство опубликовало текст этого договора). Согласно самой важной — статье первой, в случае, "если любое европейское государство нападет на одну из двух империй, союзные стороны окажут друг другу помощь всеми силами, наземными и морскими".
