АНРИ ВАЛЛОН - История рабства в античном мире. Греция. Рим
– о тех правах, которых их лишили. Потеряв их по рождению или по своему положению, все эти «меньшие», неодамоды, периэки, илоты были объединены между собой одним и тем же чувством зависти и ненависти, которое в один прекрасный день вызвало к жизни заговор Кинадона. «Это был, – говорит Ксенофонт, – молодой человек крепкого телосложения, сильный духом, но который не был в числе равных. Тот, кто донес на него, спрошенный эфорами о средствах, которыми хотели воспользоваться заговорщики, сказал, что Кинадон, отведя его на край городской площади, велел ему сосчитать, сколько было на ней спартиатов; их оказалось там, считая в том числе царя, эфоров и геронтов, приблизительно сорок человек. «На эти сорок, – сказал Кинадон, – смотри как на наших врагов; а все остальные (а было их там до четырехтысяч) – это все наши союзники». Он прибавил, что на улицах он мог бы указать ему то одного, то двух врагов, а все остальные – их союзники; в деревнях – то же отношение: враг только один, хозяин; а на каждом наделе много союзников». Эфоры спросили, скольких заговорщиков мог объединить этот проект? «Для организации заговора, – ответил он, – Кинадон говорил, что имеет немногих, наиболее испытанных, для выполнения же его они столкуются со всеми илотами, неодамодами, меньшими гражданами и периэками. Везде, где среди них он начинает говорить о спартиатах, никто не может скрыть, что с радостью готов был бы съесть их живыми». Заговор не удался; Кинадон был арестован, должен был признаться в своем преступлении и выдать своих соучастников; и когда его спросили, какую цель он преследовал своим заговором, он ответил: «Не быть в числе меньших».
Олигархия одержала победу, но при условии до конца подчиниться закону прогрессивного уменьшения, который сделал ее тем, чем она была сейчас, и который в один прекрасный день должен был ее уничтожить. И можно проследить, с какой устрашающей стремительностью шло это развитие. В самом начале было приблизительно 10 тысяч семейств, во времена Ликурга осталось уже 9 тысяч – уменьшение на одну десятую часть приблизительно за 300 или 400 лет; во времена Геродота их было уже 8 тысяч – уменьшение на одну девятую часть приблизительно за такой же период; столетие спустя, во времена Аристотеля, число их понижается до тысячи – уменьшение на семь восьмых за сто лет; а во времена Агиса было всего не больше 100 собственников – уменьшение на девять десятых. Напрасно Агис хотел решительными мерами бороться с этим злом, подтачивавшим самый корень государства: создать объединения из новых семей, которые он хотел ввести в жизнь своей гражданской общины, и по-новому распределить наделы – две меры, при помощи которых он хотел если не обеспечить будущее своей страны, то по крайней мере позволить Спарте попытаться возродить свое прошлое. Эти мысли о реорганизации были похоронены в их зародыше, а реформа, которую, следуя его примеру, провел Клеомен, не пережила своего творца. Были восстановлены старые законы, т. е. те злоупотребления, которые разрушали гражданскую общину. С этого момента можно было уже предвидеть конец, можно было уже считать дни. Спарта неуклонно приближалась к той могиле, на которой уже давно Аристотель начертал для нее следующие слова: «Она погибла из-за недостатка людей».
Я уже указал, почему возник этот недостаток в людях.
Эту угасшую этническую группу сменила новая гражданская община, образовавшаяся из периэков и илотов, освобожденных тираном Набисом.
Из всех дорических стран Крит является после Спарты той страной, где национальные учреждения удержались наиболее долго, так как законы, приписываемые Миносу, независимо от того, был ли или не был Минос дорянином, являются, без сомнения, законами дорическими.
В городах Крита, так же как и в Спарте, исполнение общественных обязанностей заставило возложить труд на плечи иноземцев, и государство держалось на порабощении побежденных. Этот основной принцип, получивший благодаря аналогичным условиям завоевания такое же применение, как и в Спарте, разделяет порабощенных также на две группы: во-первых, на периэков, во-вторых, на крепостных. Эти последние, соответствуя илотам Спарты, выполняли те же обязанности, но более точно определенные. Они образовывали две различные группы, одни оставались государственными рабами под именем мнойтов, другие же под именем афамиотов, или кларотов, стали рабами частных лиц.
Мнойты, происходит ли их имя от Миноса или оно имеет своим корнем слово, обозначающее завоевание, сами разделялись на тех, кто выполнял служебные обязанности для общины, и тех, которые работали на земле. Ведь всякий город-государство имел свои земли и стада, которые, находясь под надзором мнойтов, составляли основной фонд государственных доходов. С другой стороны, образ жизни дорянской общины требовал пребывания мнойтов в среде дорян, частью для того, чтобы обслуживать их в местах собраний, например, при общественных обедах, частью чтобы выполнять какие-либо обязанности, в которых община была заинтересована вся целиком: вероятно, на них была возложена забота о погребении.
Таким образом, класс мнойтов объединяет под одним и тем же названием два различных вида рабов; наоборот, два названия рабов частных – афамиоты и клароты – обозначают один и тот же вид службы. Эти рабы возделывали земли частных лиц; они были названы афамиотами от одного критского слова, которое обозначает землю и возделывание, и кларотами, вероятно, от слова «клерос», обозначающего надел каждого гражданина.
На каких правах возделывали они землю и каковы были их обязательства по отношению к своим господам? И здесь также мы найдем различие между их положением и положением илотов; это различие отчасти зависит от характера, которым отличаются законы Крита от законов Спарты.
Дорическая община на Крите, основанная на тех же принципах, как и спартанская, имела другую организацию. Здесь государство не считало себя единственным собственником, оставляющим для граждан ограниченное право пользования собственностью в пределах личного потребления. На Крите гражданин – хозяин своего имения. Он им распоряжается как хочет; он его эксплуатирует по собственному желанию, своими собственными рабами. Единственно, что он обязан давать государству, – это десятую часть своих доходов, которая идет на общественные обеды. Этот взнос является единственным налогом, которым была обложена собственность. Во всех других отношениях она является свободной. Нетрудно понять, что раб тем меньше мог рассчитывать на защиту, чем меньше была ограничена власть его господина. Но, может быть, все-таки он не был полностью предоставлен произволу господина. Мы видим, что в городе Ликте рабы должны были вносить для общественных обедов эгинский статер с человека; если они могли платить, значит, они владели собственностью. Не пользуясь преимуществами илотов, они, с другой стороны, не испытывали крайней нужды, столь знакомой обыкновенным рабам. Рабы, занятые земледелием, имели сравнительно с илотами еще одно отличие, которое вместе с дорическим происхождением служило для них достаточной компенсацией, – это возможность оставаться на полевых работах вдали от своего хозяина. Служба при доме со всеми неприятностями, которые происходили при столкновении рабов со свободными, падала обычно на иностранцев (обязанности по обслуживанию государства исключались для них), которых дорянин мог себе купить, так как он не был совершенно лишен нужных для этого средств. А торговля должна была приводить много рабов на остров Крит, это убежище морских разбойников. Рабов здесь называли именем, которое ясно указывало на их происхождение от покупки: хрисонетами – «купленными».
Народы, стоявшие на более высокой ступени развития, в условиях, созданных завоеванием, сохранили больше аналогии с периэками Спарты; нося имя, которое точно указывало на их зависимость, они имели те же обязанности и те же права. Недопущенные в учреждения победителей, в их гимнасии, сисситии, собрания, они сохраняли свои обычаи; лишенные права сражаться, они работали. Им были оставлены земли, которые они возделывали, уплачивая подать, и, как периэки в Спарте, они занимались, без сомнения с немалой для себя выгодой, ремеслами и торговлей. Их города, поставленные вначале в положение подчиненных ради соблюдения интересов дорических городов, с течением времени сравнялись с ними и стали бы даже выше их, если бы доряне, забыв о своих учреждениях и предрассудках, не стали подражать им в занятиях прикладными искусствами. Можно найти договоры, касающиеся торговли и земледелия, между городами, некогда связанными отношениями подчинения и господства. Но они не сумели удержаться на этом пути, и весь остров, без различия народностей, впал в анархию, которая отдала его во власть морских разбойников до появления римлян.
Были ли заимствованы эти формы порабощения Критом у Спарты или же Спарта вывезла их с Крита? В древности держались и того и другого мнения. Но, вернее всего, тут не было заимствования ни с той, ни с другой стороны, так как мы находим их и в Спарте, и на Крите, и везде, где доряне свободно утвердились,
