Режи Буайе - Средневековая Исландия
Сошлемся на Сагу об Эгиле, сыне Грима Лысого: в ней с большим уважением говорится о Гриме Лысом, который был очень одаренным кузнецом, металлургом, великим плотником и т. д. Показательно, что в Песне о Риге, входящей в состав «Старшей Эдды», слово Smiðr стало именем собственным, которым назвали одного из сыновей свободного человека — бонда.
Ненадолго покинем Исландию, чтобы познакомиться с содержимым ящика, обнаруженного в могиле кузнеца, раскопанной археологами в Бигланде, Норвегия, и датируемого интересующей нас эпохой. В этом ящике находилось четыре меча, четыре наконечника для копий, семь топоров, два шишака для щитов, девять ножей, тринадцать наконечников стрел, четырнадцать погремушек (весьма распространенный предмет, вешавшийся на шею пасущемуся коню или корове), восемь гвоздей, два пинцета, молотки различной формы, маленькая наковальня, ножницы для стрижки овец, два напильника, разливательная ложка для расплавленного металла, изложница для серебра, железная плашка, кузнечные мехи и т. д. Конечно же, подобные инструменты использовались и в Исландии.
Кроме того, нам известно, что исландские мастера не ограничивались созданием одних бытовых предметов: сама организация общества и местное законодательство свидетельствуют о большом опыте ремесленников и об огромной потребности в произведениях искусства.
Не исключено, конечно, что могли существовать и другие профессии, а также то, что один и тот же человек мог одновременно являться врачом, юристом и ремесленником, но, как бы то ни было, расслоение общества уже имело место. Поэтому понятно, почему мы постарались уделить столько внимания бондам как таковым; едва овладев грамотой — скорее всего после официального принятия христианства — они произвели из своей среды sagnamaðr’ов и скальдов, и именно бондам мы обязаны шедеврами, свидетельствующими о величии средневековой культуры острова. Мы присоединяемся к мнению современного исландского ученого Германа Пальссона, который отмечает, что великолепные произведения, оставленные нам его далекими предками, явились следствием их духовного роста — как в героическом или эпическом плане, так и в самой повседневной и банальной реальности. Саги и родственные им тексты являются законченными произведениями, меру совершенства которых задали их авторы — обыкновенные бонды.
♦ «Рабы»
Обратимся теперь к более трудной проблеме — положению «рабов». Они обозначаются словом proell (мн. ч. proelar), и таковой термин фигурирует в текстах законов, сагах или в так называемых «прядях» (þoettir), коротких рассказах об исландцах. Разумеется, в независимой Исландии, по крайней мере до христианизации, существовала категория лиц, которые реально не считались «свободными», то есть не имели права предъявить иск в суде, а также получить компенсацию в случае оскорбления. Похоже также, что авторы некоторых саг (например, Саги о Снорри) считали своим долгом особым образом выделять эту категорию лиц. Однако именно литературное обращение к этой теме заставляет несколько усомниться в реальном существовании самого института рабства — по крайней мере, в традиционном его виде.
Давайте вспомним, что колонизация Исландии и начало ее истории прочно вписываются в рамки феномена викингов, имевшего место приблизительно с 800 по 1050 год (см. Викинги, глава 3). Следует добавить также, что скандинавские мореплаватели, которые носили это имя, главным образом являлись талантливыми торговцами, охотно превращавшимися при возможности в грабителей. Их главной и почти единственной целью, как показывают обнаруженные рунические надписи, было получение денег, «приобретение богатства» — естественно, всеми доступными средствами (то есть, разумеется, грабежом, а также путем наемничества, расселения в пригодных для этого местах и т. д.), но более всего предпочитали они торговлю, обмен, и в этом виде деятельности они эффективно упражнялись на протяжении несколько веков, непрерывно совершенствуя ее методы. Afla sér fjár (Приобрел богатство) — обыкновенно говорят рунические надписи в отношении подвигов усопшего. Такие надписи представляют собой важные свидетельства, так как наряду с поэмами скальдов являются единственными историческими свидетельствами, дошедшими до нас от времен викингов, и собственно ими и созданными. Мы знаем, что викинги торговали балтийским янтарем, кожами и мехами северных зверей, клыками моржей и другими ценными и редкими товарами и наживались на них.
Менее часто говорят о том, что во время своих набегов, или strandhögg, викинги захватывали мужчин и женщин (вполне возможно, являвшихся уроженцами других областей Севера) и превращали их в «рабов». Таких людей доставляли в Хедебю (Дания), откуда они отправлялись далее — в Константинополь, поскольку оба эти города в рассматриваемый период являлись крупными центрами работорговли. Ясно, что викинги старались получить хорошую цену за захваченных людей, однако «остатки товара», если можно так выразиться, они отвозили к себе, где пленникам навязывалось подчиненное положение. Таким образом, северные грабители являлись крупными рабовладельцами своего времени, и «рабы», несомненно, составляли наиболее важный из их «товаров».
Однако, обращаясь к этому вопросу, следует в первую очередь избавиться от шаблонов, которыми мы привыкли пользоваться благодаря чтению классической литературы. «Рабов» — не станем отрицать их существование — не обирали и не эксплуатировали без какой-либо оплаты, их не отождествляли с рабочим скотом, не могли безнаказанно убить или изуродовать: короче говоря, раб не был лишен человеческого достоинства. Поэтому он довольно легко мог вернуть себе свободу, либо выплатив фиксированную сумму, либо женившись на свободной женщине, либо оказав своему хозяину значительную услугу, заставляющую последнего в обязательном порядке освободить его.
Термин þroell не слишком часто встречается в текстах; более часто в них можно столкнуться со словами leysingi (тот, которого сделали свободным) или frjálsgjafi (тот, которому дали свободу), которые можно понимать как означающие вольноотпущенника, Следует отметить, что подобные люди, если у них имелись достаточные способности для этого, быстро и беспрепятственно достигали состояния бонда, то есть в полной мере свободного человека. Предполагается, что, отправляясь в поход (í vikíngu), бонд оставлял дома жену, которой рабы помогали в выполнении домашних работ. Однако так было не всегда (похоже, что в данном случае сказывается влияние житийной литературы). Невозможно не усомниться, особенно после прочтения, например, первых глав Книги о заселении Исландии, в том, что подобная дискриминация могла действительно существовать в столь удивительном, эгалитарном, или, по крайней мере, мало иерархизированном обществе.
♦ Бедняки и бродяги
Нельзя завершить эту тему, не сказав хотя бы несколько слов о бедняках и бродягах, являвшихся язвой на теле исландского общества, как, впрочем, и многих других западных стран того времени. Это особенно четко описано в Саге о Стурлунгах или в Сагах о епископах, составляющих нечто вроде литературного жанра, называемого сагами об исландцах. В дальнейшем мы рассмотрим вопрос о ресурсах Исландии: несмотря на то, что мы говорили о рыбной ловле и овцеводстве, не следует сомневаться в том, что страна эта все же была не слишком богата. С другой стороны, вышеприведенные определения производят впечатление довольно жестких и малоподходящих для людей, не имеющих постоянного места жительства и определенного места в обществе (их называли einhleypingr; то есть: «тот, кто бежит совсем один») или не относящихся к одной из трех описанных выше категорий. Однако нередко бывало так, что в результате неурожая или неудачи малые бонды лишались средств к существованию. Таким образом, не стоит удивляться частоте появления в сагах нищих и других бедняков; например, в Саге о Ньялле Сгоревшем нищенки играют определяющую роль.
Однако подобные ситуации предусматривались, и законодательство пыталось сгладить трудности, создав совершенно оригинальное для того времени учреждение — hreppar (мн. ч. hreppr), представляющее собой разновидность страховой кассы на случай любых бедствий, управляемой несколькими избираемыми и достаточно видными лицами (образовать hreppar могли двадцать бондов). В их обязанности входило оказывать помощь пострадавшим в случае пожаров, наводнений и ущерба любого рода. Исследователи так и не сумели пока определить истоки этого специфически местного учреждения (ничего подобного в других Скандинавских странах не существовало), и читатель — это еще не последний сюрприз» — может оценить несомненную оригинальность этой островной культуры. В Исландии существовала также система помощи беднякам, которая сохранилась во всей Скандинавии вплоть до начала XX века. Сведения о нуждающихся, особенно детях, поступали в выделенную для этого группу людей, занимавшихся их проблемами в течение некоторого времени — вплоть до переселения пострадавшего в другое место. Лютеранство подхватит эту систему и будет систематически применять ее. Таким образом, фразу «дети прихода» следует понимать как «дети, порученные попечению прихода».
