Осмунд Эгге - Загадка Кирова.Убийство, развязавшее сталинский террор
Утверждение, что Киров был «умеренным» или даже противостоял Сталину, также оспаривается многими исследователями. К концу 1970-х гг. итальянский историк Франческо Бенвенути пришел к выводу, частично основанному на изучении публичных речей Кирова, что в них невозможно найти какие-либо отклонения в сторону «умеренности» от сталинистской партийной линии; в 1934 г. более умеренную политику поддерживали все советские вожди[74]. Чуть позже к такому же выводу пришел американский историк Джон А Гетти[75]. После открытия советских архивов теория о том, что Киров был умеренным политиком, еще более пошатнулась[76]. Российские историки, хорошо знакомые с партийными архивами, доказываю несостоятельность данной точки зрения. Олег Хлевнюк, исследовавший подобные утверждения на протяжении последних двадцати лет, пришел к выводу, что такой оппозиции не существовало[77].
Киров был одним из ближайших союзников Сталина, и активно участвовал в борьбе с оппозицией не только в Ленинграде в 1926 г., но и позже; об этом говорят его статьи и речи[78]. В его деятельности на посту первого секретаря Ленинградского обкома партии и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б) нет явных признаков отклонения от жесткой линии сталинской «революции сверху» 1930-1933 гг. Киров помогал проводить ускоренную индустриализацию и насильственную коллективизацию на северо-западе России. Киров вместе со Сталиным, Ворошиловым, Микояном и Андреем Ждановым и другими деятелями входил в комиссию по рассмотрению вопросов, связанных с коллективизацией, организацией колхозов, обложением крестьян налогами и т. п. Он нес прямую ответственность за катастрофическую сельскохозяйственную политику, которая привела к высылке миллионов людей и голоду, буквально выкосившему целый ряд регионов Советского Союза в 1932-1933 гг.
Киров также частично несет ответственность за репрессии в отношении интеллигенции и других непролетарских слоев в Ленинграде того времени. Из Академии Наук СССР, до 1934 г. базировавшейся в Ленинграде, безжалостно вычистили более пятисот ученых, в т. ч. с целью обеспечить жильем быстро растущий в ходе индустриализации в Ленинграде рабочий класс, Киров выступил за высылку из города десятков тысяч ленинградцев непролетарского происхождения. Это касалось не только бывших царских чиновников и капиталистов, но и многих представителей свободных профессий: юристов, инженеров, ученых и деятелей культуры.
Во время индустриализации и ускоренного развития транспортной инфраструктуры ссыльные и заключенные многих лагерей являлись рабочей силой. Киров собственными глазами видел тяжелые условия труда подневольных работников, но он рассматривал этот вопрос с точки зрения эффективности. Поэтому он решил упорядочить и рационализовать принудительный труд, обеспечить заключенным минимум условий и поощрять интенсивность труда, вознаграждая лучших рабочих. С 1931 г. он поддерживал законы, по которым сокращались сроки за «ударный труд» (но это не распространялось на политзаключенных)[79].
Киров полностью поддержал строительство печально известного Беломорканала, который должен был соединить Балтийское и Белое моря. Его строительство было завершено в рекордно короткие сроки в 1932-1933 гг. благодаря широкому использованию принудительного труда. Органы госбезопасности — ОГПУ — несли ответственность за осуществление этого проекта, который стоил жизни десяткам тысяч подневольных рабочих. Киров дважды посещал строительство и хвалил органы за их усилия. Однако он выступил с инициативой досрочного освобождения заключенных, добившихся лучших показателей при строительстве канала; это также относилось и к политзаключенным[80].
Киров также во многом ответственен за рост культа личности. В декабре 1929 г. на пленуме Ленинградского обкома в связи с подготовкой к пятидесятилетию Сталина Киров произнес пылкую речь, восхваляющую вождя. Культ Сталина развивался постепенно, но особенно ярко проявился при подготовке и во время XVII съезда партии в январе-феврале 1934 г. И на областной партконференции перед съездом, и на самом съезде Киров был в первых рядах среди тех, кто прославлял Сталина. Конечно, не он единственный из партийной верхушки пел дифирамбы вождю, но, будучи одним из руководителей партии и государства, он нес особую ответственность за такое развитие событий.
Политические репрессии в Ленинграде были не менее жестокими, чем в других частях страны; скорее, наоборот. В 1932 г., когда Киров вроде бы поддержал более мягкую линию в деле Рютина, в Ленинградской области ОГПУ арестовало 37 тыс. чел. Это примерно 9 % всех арестованных органами госбезопасности в том году в Советском Союзе, при этом население области составляло 4,2 % населения страны[81]. Введение новой паспортной системы, которая обязывала всех жителей крупных городов иметь прописку, привело к высылке 100 тыс. ленинградцев из «бывших» на проживание за пределы стокилометровой зоны вокруг города[82].
Хотя эти репрессии проводились не лично Кировым (вина за них полностью лежит на ОГПУ), мы знаем, что Киров не сопротивлялся этим жестоким мерам. Напротив, он выступал за них во время новой волны террора, последовавшей после кризиса 1932 г. И его поведение во время противостояния с группой Смирнова-Толмачева-Эйсмонта в ноябре того же года было столь же жестким и непримиримым, как и поведение других сталинистов в Политбюро[83].
Содержание речей и статей Кирова не позволяет сделать выводы о сколько-нибудь значимых различиях между его и сталинской позициями. Это относится и к тем периодам, когда партийное руководство немного смягчало репрессии. В 1933 г. Сталин, похоже, не меньше, чем Киров[84], выступал за проведение умеренной политики. И осуществление более умеренной политики в 1934 г., названное Хлевнюком «"мягким" сталинизмом», было инициировано самим Сталиным. Киров в этом процессе активной роли не играл[85]. Следовательно, между политическими взглядами Кирова и Сталина ни в самые суровые годы режима, ни в более мягкие времена нельзя найти реальных различий.
Кирова нельзя считать не только умеренной альтернативой Сталину, но даже влиятельным политиком. Он редко посещал заседания Политбюро в Москве. Хлевнюк описывает его как человека, который вел себя не столько как член Политбюро, сколько как руководитель одной из важнейших местных парторганизаций. Инициативы Кирова ограничивались только Ленинградом, что позволяет вслед за Хлевнюком сделать вывод: «В общем, из доступных пока документов никак не удается вывести не только образ Кирова-лидера антисталинского крыла партии, не только образ Кирова-"реформатора", но даже обнаружить сколько-нибудь деятельное участие Кирова в разработке и реализации того, что называется "большой политикой"»[86].
Глава 4. Убийца
Кто же такой Николаев? Каково было его происхождение, чем он занимался, какие у него были политические убеждения? Что можно сказать о его характере? Что заставило его убить Кирова? Здесь мы только немного коснемся последнего вопроса, в полной мере он будет рассмотрен в гл. 10.
Леонид Васильевич Николаев родился в Санкт-Петербурге в 1904 г.; следовательно, в момент убийства ему было тридцать лет. Это был сгорбленный человек, небольшого роста с короткими ногами и длинными, как у обезьяны, руками. В детстве он переболел рахитом, из-за чего одна нога деформировалась и осталась такой навсегда. Он также страдал от судорог и ревматизма.
Николаев рос в бедности, у него было трудное детство. Его отец, запойный пьяница, умер, когда Николаеву было всего четыре года; для того чтобы прокормить и одеть себя и своих детей, его матери Марии Николаевне приходилось брать дополнительную работу. После революции она работала уборщицей в одном из городских трамвайных депо. У Николаева были две сестры — Екатерина и Анна, родившиеся соответственно в 1899 и 1907 гг., а также брат Петр, 1911 года рождения. В детстве два года Николаев провел в гипсе в больнице; из-за болезней мальчик не мог ходить до одиннадцати лет; когда его здоровые сверстники прыгали и играли, ему оставалось только сидеть и смотреть на них. Некоторых из своих товарищей, Георгия Соколова, Игнатия Юскина и Ивана Котолынова, он позднее назовет своими сообщниками в деле об убийстве Кирова. Николаев ходил в школу шесть лет и был хорошим учеником. Он много читал и всегда проявлял большой интерес к газетам, периодическим изданиям и книгам[87].
Профессиональная карьера НиколаеваВо время гражданской войны в возрасте всего шестнадцати лет Николаев некоторое время проработал секретарем сельсовета в Саратовской области[88]. Скоро, однако, он возвратился в Петроград (так стал называться Санкт-Петербург после начала войны в 1914 г.). По-видимому, он сначала работал санитаром в военном госпитале, после чего занял незначительную конторскую должность в Петроградском Совете, которой добивался в течение года. В 1920 г. Николаев вступил в комсомол. В 1922-1923 гг. он работал управляющим делами в комсомольском комитете Выборгского района Петрограда, где видные должности занимали Котолынов и Андрей Толмазов (еще один друг детства, которого Николаев позже также назвал сообщником в деле об убийстве Кирова).
