Павел Федоров - Агафон с Большой Волги
- Смеешься, парень, - выбирая из спутанной сети крупного золотистого леща, мрачно проговорил второй. Он согнал комара с небритого, исковырянного оспой лица. Вид у этой пары был, как показалось Гошке, по-настоящему разбойничий.
- Сами откуда будете? - поинтересовался он.
Браконьеры молча переглянулись, сдержанно хохотнули и не ответили. Лохматый вместо ножа достал из кармана захватанную пачку "Беломора", взял черными ногтями папироску, протянул коробку Агафону, проговорил о откровенно наглым добродушием:
- Лучше всего, малый, возьми-ка себе цигарку да скоко хошь лещей в придачу и погоняй своей дорогой...
- Не курю, - ответил Агафон и сильно оттолкнулся рукой от носа байды.
- Цепь-то брось! Эй, ты! - злобно крикнул рябой.
Мотор Агафона с глухой равномерностью бурлил воду на холостом ходу. Сердце парня стучало куда шибче. Не выпуская из рук чалки, он быстро зацепил якорь кошки на кольцо и намертво захлестнул петлей из пеньковой веревки. Весь этот нехитрый узел он швырнул впереди носа байды. Металлическая кошка вместе с тяжелой цепью мгновенно скрылась под водой. Одним коротким, привычным движением Агафон переключил мотор на ходовую скорость. Лодка быстро отдалилась на всю длину 20-метровой веревки и, равномерно увеличивая скорость, упруго потянула байду за собой.
Крики и самую изысканную площадную брань рассвирепевших браконьеров заглушал шум мотора. Взятая на буксир байда, брызгая вспененной волной, рыскала вначале из стороны в сторону. Агафон выровнял ход, и она, покорившись, пошла более спокойно. Лодка, бурля трехлопастным винтом, стремительно двигалась вперед, нисколько не снижая заданной скорости. Это было удивительное зрелище! Ругаясь на чем свет стоит, разбойнички даже не в состоянии были обрезать пеньковый канат, потому что мешала их же собственная трехметровая цепь такой толщины, что не брало ни одно зубило... Заметив высокую, быстро приближающуюся голубую пристань Большая Волга, "калымщики" поняли, что проиграли, утихомирились и сникли. Под веселый хохот многочисленной толпы отдыхающих, пришедших встречать экскурсионный пароход, Гошка отбуксировал обозленных и растерянных дядек к малому причалу, где их уже поджидали Виктор Маслов, Андриян Агафонович и участковый милиционер.
После такого триумфа даже Карп Хрустальный напечатал об этом в своей газете хлесткий материал. Вскоре у Агафона произошло более значительное и важное в его жизни событие. Он был принят кандидатом в члены КПСС. Поздравляя его, Виктор Маслов, который очень во многом влиял на Агафона, горячо и проникновенно говорил:
- Молодец, Гоша! Только смотри нос не задирай! Ты парень умный, а станешь учиться, еще поумнеешь... Как ты знаешь, я тоже учусь и по себе знаю, что это такое. Правда, учеба - это еще не сама жизнь, а только подготовка к ней. Самое главное - ищи свое истинное призвание. Как начальник гаража плюс заочный студент автодорожного института и как лучший твой друг, которого ты выручил из лихой беды, обещаю поехать вместе с тобой в автоинспекцию, чтобы ты сдал экзамен на водителя.
Потом не раз собирались поехать, но не позволяли дела. Всю осень и зиму Агафон работал и усиленно готовился в институт.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
С Романом Спиглазовым, временным директором совхоза, Агафон встретился на другой день. Он входил в кабинет с заранее сложившимся мнением, с чувством антипатии, представляя себе, что сейчас увидит бюрократа, проныру и интригана. А увидел за письменным столом плечистого моложавого мужчину со светло-русой, буйно вьющейся шевелюрой. Одет был Спиглазов в темно-синий костюм и кремовую вышитую косоворотку. Словом, со вкусом одет человек, красив и даже очень симпатичен с виду. Теперь Агафону было понятно, почему черноглазая казачка Варвара так рьяно защищала его хромой Мартьян проигрывал по всем статьям.
Оторвавшись от бумаг, Спиглазов приветливо поздоровался, взял заявление, быстро прочитал и наложил резолюцию. Ни о чем не расспрашивая, вернул со словами:
- Отдадите секретарше. Она напишет проект приказа. На общих, конечно, основаниях, с двухнедельным испытательным сроком. Не возражаешь?
- Нисколько, - ответил Агафон.
- Мне Соколов говорил, что тебя хорошо знает наш финансовый бог Ян Альфредович, - продолжал Спиглазов, переходя с ним то на "вы", то на "ты".
- Да. Он работал несколько лет с моим отцом.
- Вот и отлично. Обратите внимание на расход горючего. Скоро начнется посевная, горючее для нас всё. Подвоз далекий, дороги горные, грязные, трудные, а шоферы такой народ, что за ними надо смотреть в оба.
- Понимаю, - кивнул Агафон. - Сам бывший шофер.
- Тем лучше! Я давно ставлю вопрос о том, чтобы каждый человек, работающий в совхозе, вплоть до уборщицы, овладел еще несколькими профессиями. Наши чабаны должны научиться управлять машинами; чтобы каждый тракторист или шофер смог бы в любое время заменить комбайнера, а бухгалтер мог бы сесть за руль и самостоятельно объехать кошары и отделения.
- Прекрасная мысль! - согласился Агафон.
Выйдя из кабинета, он подумал, что его мнение о Спиглазове совсем расходится с характеристикой Мартьяна Голубенкова. Директор произвел впечатление умного, образованного и дальновидного человека. Чувствовалось, что это мыслящий руководитель и на бюрократа совсем не похож. Он был прост, корректен, немногословен. Может быть, права Варвара, а не Мартьян? С таким сложным, раздвоившимся чувством Агафон передал пожилой секретарше Марии Петровне заявление.
В группе учета транспорта и механизации, куда был зачислен Агафон, по штатному расписанию полагалось иметь две единицы - бухгалтера и картотетчика, но к моменту прибытия Чертыковцева там не было ни одной. Все дела по совместительству вели другие счетные работники, в том числе бухгалтер по капитальному строительству Никодим Тарасович с украинской фамилией Малый. Он-то и познакомил Агафона с делами и ввел в курс всех счетных операций. Документация была в очень плачевном состоянии. Затрепанные, испачканные маслом, с махровыми букетами отпечатков пальцев, путевки заполнялись небрежно, разными карандашами и самописками, неразборчиво, порой совсем неграмотно. Часто прыгающие цифровые знаки пройденного километража, количества ездок и сожженного бензина надо было рассматривать в лупу. Агафону было весьма знакомо это положение по образцам дома отдыха "Большая Волга", где Зинаида Павловна настойчиво и безжалостно возвращала шоферскую мазню и заставляла все документы оформлять заново. Андриян Агафонович подтвердил ее действия кратким выразительным приказом. Правда, не сразу, но порядок был наведен. Принимая дела, Агафон обратил внимание Никодима Тарасовича на состояние документации и, несмотря на его категорическое возражение, вписал все это печальное положение в приемо-сдаточный акт.
- Вы, ласка моя, еще не представляете, какая тут у нас публика, сдвинув на лоб большие роговые очки, предупреждал его Никодим, дыша на Агафона знакомым перегарчиком.
- А как, Никодим Тарасович, та публика насчет чарочки? - подделываясь под тон словоохотливого бухгалтера, спросил Агафон.
- Що? - словно не понимая его вопроса, воскликнул Никодим.
- Ну, насчет горилочки, как говорят украинцы, - поглядывая на смутившегося Малого, которому уже, наверное, стукнуло не меньше пятидесяти, уточнил Агафон.
- Бывает, но не очень. Иван Михайлович, наш директор, що на курорте, сам не занимается и другим не спускает, - пряча подслеповатые глаза за стеклышки очков, ответил Никодим.
- А не у вас один такой герой за двадцать километров за водкой ездил на самоходном комбайне? Говорят, привез на всю бригаду.
- Було такое, только не у нас, - признался Никодим Тарасович. - То, кажись, було у соседей, не то в "Горном", не то в "Степном". Здесь ховай боже, для Чебаклы негоже, - испуганно замахал руками Малый, удивляясь его чисто бухгалтерской въедливости.
Через несколько дней Агафон составил проект приказа о новом порядке оформления путевок, завизировал его у Яна Альфредовича и представил Спиглазову. Тот подписал без единого звука. Возвращая бумагу, сказал:
- Созови шоферов и механиков, поговори с ними по душам. Это в порядке твоей партийной нагрузки. Даю задание не как директор, а как член партийного бюро. Ясно?
Несколько дней спустя Агафон собрал в клубе всех имеющих отношение к транспорту людей и поговорил с ними начистоту, заявив, что не только липы, но и ни одного небрежно оформленного документа к учету принимать не будет. Некоторые начали было пререкаться, ссылаться на всевозможные дорожные, полевые условия, но Агафон по своему характеру не склонен был уступать. Выйдя вместе с шоферами и трактористами из помещения, он залез в кабинку грузовика, на котором приехали участники совещания, потеснил своим могучим плечом удивленного водителя, именно того, что больше всех отстаивал старые порядки, взял у него баранку и включил зажигание.
