Александр Иванченко - Путями Великого Россиянина
Взял его Ярослав в сотни раз превосходящими силами только потому, что не было у россичей никакой возможности доставлять своим собратьям провиант, и в крепости начался великий мор.
«И пал тогда Родэнь, – повествует летописец россичей, – облитый со всех сторон горящей смолой. Что было деревянным, то всё сгорело, а камни хромец в возы велел собрать, увезти от Роси и по полям разбросать не ближе, как по версте камень от камня. И не уцелело из родничан никого, помершие от мора и живые ещё, но ослабшие сильно в пожарище вместе с деревом сгорели. Росин же и Градиж за те два года успели подготовиться таким порядком, что ни хромцу, ни иным выблядкам его, сколько б рати они ни собрали, не взять уже».
Это кажется невероятным, но нечто подобное, даже, пожалуй, более героическое повторилось в нашем XX веке. То самое село Медвин, которое возникло на месте бывшей столицы Руси Голуни, в марте 1917 года создало свою республику, не желавшую признавать ни Временного правительства, ни Центральную Раду, ни белых, ни красных, ни серо-буро-малиновых. Одно-единственное село Богуславщины держало круговую оборону почти четыре года. Только в феврале 1921 года Медвинскую республику наконец одолела прославленная на полях гражданской войны 17-я кавалерийская дивизия Котовского, да и то после неумолчной артподготовки, которая продолжалась без малого полтора месяца.
Поэтому я и хочу ещё немного задержать внимание читателя на истории Богуславщины и в частности моего родного села Мисайловки, которая в таком, казалось бы, ограниченном мире, как один сельский район, занимает, подобно Медвину, место совершенно особенное. Но предварительно оговорюсь.
Понятно, мы – украинцы, но чаще называем себя россичами, однако отнюдь не противопоставляя себя этим остальному своему народу и не чураясь его соловьиной мовы, ни самобытной культуры. Но в то же время слова Михайлы Ломоносова о «коломбах россов» звучат для нас не просто высоким поэтическим штилем. Мы всегда помнили и помним себя, повторю, россичами, и у нас есть все основания, чтобы гордиться этим и кровными братьями своими: гордо стойкими гуцулами, которыми нередко незаслуженно пренебрегают на Украине, новгородцами и псковичами, поморами и архангельца- ми, волгожанами и владимирцами... Несть им числа на Руси Великой.
И если лидер шумного ныне на Украине «Руха» Иван Драч, прекрасный поэт, но наивный, не в обиду будь ему сказано, политик романтически тоскует сегодня на газетных полосах о воссоздании Литовского княжества в образе независимой федерации в составе Украины, Белоруссии и Литвы под державной эгидой последней,
поскольку Украина, дескать, в центре Европы, а Литва – очень уж по-европейски пригожа госпожа, то я сомневаюсь, что мои земляки на берегах Роси разделяют его тоску, хоть ему и кажется, будто он изъявляет сокровенные чаяния украинского народа. Не знаете вы, мил-человек Иван Федотович, истории россичей, а её, как известно, заново не переделаешь – напрасно старались киевские летописцы задним числом причесать её поглаже. Якобы выделил киевский князь Рюрик Ростиславович Поросье и Каневщину в удел зятю своему Роману, а потом в 1195 году с его, Романа, согласия передарил пять тех городов свату своему Всеволоду Юрьевичу, князю владимирско-суздальскому, а тот вернул один из городов – Торчский – сыну Рюрика Ростиславу; в остальные же четыре – Корсунь, Богус- лавль, Треполь и Канев – послал своих посадников.
Странная получается картина: где Поросье, а где Владимирско-Суздальская земля, и вдруг – посадники Всеволода Большое Гнездо? В нынешней Киевской области.
Кто же из литераторов первый обратил внимание на эту странность, теперь трудно сказать, давно пошло гулять в литературе, будто Рюрик Ростиславович не подарил Всеволоду Юрьевичу, а продал ему не всё Поросье с Каневщиной, а только город Богуслав и 30 прилегающих к нему сёл. Так вроде получается более убедительно, но, если не ошибаюсь, кажется, ещё Фёдор Достоевский заметил, что истинная правда настолько бывает невероятной, что, дабы поверили в неё, к ней приходится прибавлять порой изрядно лжи.
Между тем, очевидно, сама того не подозревая, часть правды очень точно выразила русская писательница Мария Александровна Вилинская, долгое время жившая в соседнем с Богуславом селе Хохитва и ставшая известной как классик украинской литературы под именем Марко Вовчок. «О, милая Рось и твои зелёные берега, – писала она в одном из своих писем из Парижа, – как легко там дышалось! За одну веточку чебреца, выросшего над Росью, я отдала бы не знаю что».
Наши пращуры, выбиравшие место для столицы своего государства Голуни в докиевские времена, толк в этом деле понимали. Сейчас, конечно, когда Богуславщина пострадала от ядерной Чернобыльской катастрофы не меньше других районов Украины и Белоруссии, былую свою цену она надолго утратила, но если учесть, что речь идёт о XII веке, картину мы получим совсем иную. Даже на моей памяти Поросье и особенно Богуславщина, хотя изрядно и пострадали от бездумной колхозной бесхозяйственности и от войны Великой Отечественной, сохраняли ещё немало от первозданного своего облика такого, что не шло в сравнение и со знаменитой Швейцарией, осмотреть которую мне представлялась возможность весьма обстоятельно. Ну, разумеется, Швейцария есть Швейцария, не признать земного рая по-швейцарски нельзя, да уж больно он рукотворный, а матушку Природу, как ни исхитряйся, не переплюнешь. И с практической точки зрения по своим естественным ресурсам конкуренции с Богуславщиной Швейцария никак бы не выдержала. Всё, что дала Природа ей, даровала она и Богуславщине: горы, леса, то тишайшая, то бурная на перекатах река с множеством притекающих к ней речушек, лесные озёрка, родники целебные – всего не меньше, чем в Швейцарии. А вот раздольных таких угодий, пашень да сенокосных лугов с раскиданными по ним купами богатырь- лозы там не увидишь. И с садами поскуднее. Швейцария перед Богуславщиной только виноградниками может похвалиться.
Так вот, Роман, зять киевского великого князи Рюрика Ростиславовича, приняв от тестя столь щедрый подарок, с придачей всего остального Поросья и соседней Каневщины, надумал приданное супруги своей использовать в качестве звонкой монеты для приобретения оказавшегося бесхозным в ту пору Галичского королевства. Для этого ему прежде всего было нужно заручиться поддержкой киевского митрополита Никифора, чтобы тот в случае чего похлопотал за него перед тестем, ибо в обмен на корону Галича замыслил он самое сердце Южной Руси расколоть на куски. А кому получить ту корону, зависело тогда от трёх владык: короля венгерского Белы, цесаря германского Фридриха Барбароссы и князя польского Казимира Справедливого. Но прежде чем провернуть всю операцию, требовалось, как я уже сказал, заручиться благословением митрополита Никифора, которое он готов был дать за дарование Медвина под монастырь. Сам же Богуслав с остальными его сёлами запрашивал Казимир. Король Бела, чей сын Андрей также претендовал на Галичское королевство, счёл за более выгодное предприятие посадить его в Корсунь, с придачей ему на Роси Торска, а на Днепре – Канева. Таким образом под самым Киевом возникло бы ещё одно венгерское королевство, что было куда выгоднее, чем иметь его хоть и большим по размеру, но сопредельным. Ведь Роман в Галиче хотел бы того или нет, но вассалом Венгрии всё равно бы стал. А вотчина сына Андрея под Киевом сулила заманчивую перспективу дальнейшего венгерского проникновения на Руси. Ну, а германец Барбаросса за содействие начертанным планам со своей стороны предпочитал получить от Казимира, собравшегося на Богуславщину, в состав которой, кроме Медвина, входило ещё 29 сёл, кусок Западной Польши.
Одного не учли ни Роман с митрополитом Никифором, ни три западных монарха – того, что россичи по своей натуре государственники и не мыслили они Отечество на этакую распродажу чужестранцам. Потому и восстали они против Романа, отрядив одновременно послов в Суздаль к Всеволоду Большое Гнездо: мы-де отдались под руку деда твоего Владимира Мономаха, русича, призванного на золотой стол в Киев русичами, когда помер последний из восьми княживших в Киеве хазаринов, тот крестившийся в Святополка мздоимец, коим самим правила иудейская его прелюбодейка Дебора, пририсовавшая ему на великокняжеской печати ангельские крылья (см. рис. – А. И.), а ты, Всеволоде, ноне старший из Мономаховичей, то на тебя и падёт вина за раздробление Руси средь чужинцев, если не возьмёшь и ты, как дед твой, под свою руку Поросье; и Канев просится, иначе быть ему под уграми: митрополит Никифор выгоду ищет в соседстве с олатинившимся лядским Казимиром, а брат твой, Рюрик Ростиславович мегкотел, на поводке краснобайства Никифоровогоходит.
Да собрали подарки богатые – князю Всеволоде особо и на случай, ежели Роман или Рюрик Ростиславоич за Поросье и волость Каневскую откупную востребует, – тоже особо: двенадцать возов майна (добра) всякого, да кожаный мешок гривен золотых, да три сорока сороков выверец (горностаев), да кун (куниц) три же сорока сороков. Ещё обязались на свой кошт поставить в городах Поросья храмы православные, ежепи князю Всеволоду то угодно будет и службу в тех храмах по отеческому чину проводить станут, как Мономах старый указывал, а не по византийскому противному русичам и для государства вредному, который Владимиром-хазариным был насаждён; в Каневе же храм таковой прежде возвели. А дань за крепкую руку княжескую россичи и каневцы платить согласны, какую князь Всеволод назначит, и посадников его содержать также согласны, ежели те посадники своевольничать не вздумают да на учение россичей посягать не станут, кроме как кто из россичей сам доброхотно в христианы крестится пожелает, и грамотой княжеской то всё надобно закрепить.
