Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 7. По зимнему следу

Василий Михайлович ПЕСКОВ

Полное собрание сочинений

Том 7

«По зимнему следу»

Предисловие

Василий Михайлович Песков как-то особенно точно умел выбирать людей, о которых писал. Мы многих из них не знаем да и не знали никогда, а читать интересно. Бабка Атониха на переправе через реку, Лыковы из «Таежного тупика», летчик Девятаев, улетевший из фашистского плена с товарищами на угнанном самолете… Песков всех их открывал в своих странствиях.

Но интервью с одним человеком — просто уникально. Потому что человека этого знал весь мир, а мы называем Маршалом Победы. Георгий Константинович Жуков.

И это предисловие будет про Пескова и про Жукова.

С 1958 и до 1970 года маршал был, как деликатно сказал об этом Песков, «в тени», а по сути — в опале. И Василий Михайлович стал первым журналистом, который сделал с ним интервью на исходе этой опалы. На целую полосу в «Комсомолке».

Сохранилась запись самого Василия Михайловича о той уникальной встрече. Так что пусть расскажет сам Песков об уникальном своем интервью.

* * *

«С маршалом Георгием Константиновичем Жуковым я встречался не один раз. Начало всему положила первая встреча 27 апреля 1970 года. Приближалась 25-я годовщина Победы. Очень хотелось поговорить с одним из главных ее творцов. Но существовали сложности. Имя маршала было в тени. В юбилейные даты Жукова вспоминали, но с какой-то странной осторожностью, дозированной осмотрительностью. В то же время вышла и пользовалась громадным успехом книга его мемуаров. В те дни меня к Жукову влек обостренный человеческий интерес и в немалой степени ощущение попранной справедливости. Одним словом, ко дню 25-летия Победы хотелось поговорить именно с Жуковым.

С благодарностью вспоминаю Вадима Комолова. В прошлом журналист «Комсомольской правды», он много сделал, работая в издательстве АПН, чтобы книга Георгия Константиновича «Воспоминания и размышления» увидела свет при жизни маршала. Я попросил Вадима: нельзя ли познакомиться с Жуковым? Через два дня Вадим позвонил: «Жуков ждет нас в двенадцать часов».

И вот 27 апреля 1970 года мы едем на подмосковную дачу. Лесное, уютное, тихое место с двухэтажным домиком за оградой. С большим волнением переступал я порог этого дома. (Дачу Жукову подарил Сталин после разгрома немцев на подступах к Москве.)

Из глубины большой залы вышел, помню, опираясь на палочку, седой уже, подкошенный временем человек. Приветливо поздоровался, посмотрел внимательным взглядом, предложил чаю. Знакомясь, говорили о новостях, о погоде, о наступающем празднике. Минут через десять перешли к делу. Я сказал, что газета для нашей беседы готова предоставить целую полосу, что все, чего мы коснемся, будет показано до публикации маршалу. Жуков кивнул. Часть вопросов в письменном виде я передал ему ранее, на другую половину вопросов он отвечал в ходе живой беседы. Я пользовался только блокнотом и очень жалею об этом. Магнитная запись сохранила бы голос дорогого нам человека, его манеру говорить, мыслить.

Беседовали долго. Я спрашивал, Жуков отвечал, иногда уточняя вопрос. В одном месте, помню, он вдруг поднял брови: «Василий Михайлович, но это вопрос для ротного командира…»

Я возразил: «Мы хотим показать вас не только маршалом, но и человеком».

В перерыве фотографировались с дочерью. Потом Жуков подарил мне книгу, только что полученную из Парижа. Я, в свою очередь, передал подарки нашей редакции: пластинки с записью голосов птиц и с песнями времен войны… Уезжали уже в темноте.

Запись беседы мы решили показать Георгию Константиновичу не отпечатанной, как принято, на машинке, а уже набранной в типографии и сверстанной в газетную полосу с фотографией, заголовком. Взглянув на оттиск, Жуков сдержанно улыбнулся: «Вот так и напечатаете?..» — «Да, с вашими поправками, Георгий Константинович». Жуков, помню, неторопливо надел очки и стал читать, не присаживаясь. Потом, попросив подождать, поднялся на второй этаж. По некрутой деревянной лестнице он шел, держа перед собой газетный лист, и читал.

Минут через сорок опять заскрипели ступеньки. По лицу Жукова мы поняли: возражений нет. Действительно, в набранном тексте было сделано две поправки — Жуков точнее сформулировал мысль о том, что Сталин, вопреки множеству сведений — «война на пороге», упорно надеялся оттянуть, отодвинуть войну.

Успех публикации в «Комсомольской правде» был громадным. Газету, помню, читали вслух в домах, во дворах. Редакция получила множество откликов. Тысячи писем получил и сам маршал. По ним он почувствовал: народ, страна его помнит, относится к нему с огромным, искренним уважением, понимает роль Жукова в войне и место его в истории.

Позднее я виделся с Георгием Константиновичем при разных обстоятельствах. Он звонил, например: «У меня в гостях товарищи из Монголии. Приезжай и не забудь фотокамеру»…

Из бесед о войне и событиях тех лет считаю долгом привести ответ Жукова на вопрос: как он относится к словам «Сталин руководил войной по глобусу»? Ответ был таким: «Чепуха. Сталин так войну понимал, что даже я иногда склонял перед ним голову. И если в первую половину войны он, случалось, бывал растерянным, делал ошибки, то вторую половину войны он полностью соответствовал тому, что требовала обстановка от его ответственной роли Верховного главнокомандующего». Это взвешенные слова…

После смерти жены Георгий Константинович почувствовал: дни его сочтены. В последнюю встречу он прямо сказал об этом: «Все. Надо готовиться. Пистолет, саблю, бурку отдал в музеи. Возьми что-нибудь себе на память». Я стал отказываться: «Все надо отдать в музеи…»- «Ну хорошо. Зайдем в этот чулан. Тут хранятся мои рыболовные снасти. Бери что хочешь…»

Как дорогая реликвия хранится у меня жестяная зеленого цвета коробка с крючками и блеснами. Одна из блесен сделана из пряжки солдатского ремня самим маршалом…»

* * *

А само интервью вы найдете в этом томе. Читайте, это уже история…

Андрей Дятлов,

заместитель главного редактора «Комсомольской правды».

1969 (начало в т.6)

Волк

(Окно в природу)

Нас разделяют шагов пятнадцать. Я стою как раз на тропе, по которой он не один раз пробегал. Несколько сильных прыжков, и волк будет возле меня. Но он стоит неподвижно.

Увидав человека, он согнул и приподнял переднюю лапу. Точно так же на охоте, почуяв дичь, делает стойку собака. Полминуты в озадаченной позе, и волк опускает лапу, не теряя, впрочем, интереса к стоящему против него.

Я не делаю резких движений, и волк терпеливо сносит щелчки аппарата. В объектив я хорошо вижу два чуть прищуренных коричневых глаза, два небольших твердых уха над скуластой, почти округлой мордой, темной вверху и дымчато-серой снизу. Ни страха, ни злобы я не вижу в глазах. Темная шерсть на крутом лбу слегка шевелится. Не сомневаюсь, что вижу в кадре мыслящее существо. Мне кажется даже: спроси что-нибудь — слова не останутся без ответа.

Неподвижно стоит. Я расстегнул полушубок, аккуратно пробираюсь за пазуху достать светофильтр. Все. Волк крутнулся на месте и своим следом скрылся в березах. Я вижу, как мелькает в просветах серовато-дымная тень. Ни звука, ни шороха. Через минуту он появляется от меня справа, уже не один. Теперь три волка, чуть пригнувшись, изучают фотографа. Расстояние по прежнему шагов двадцать. Я не подвергаюсь опасности, хотя маленький риск все же есть.

Нас разделяет метров пятнадцать.

Трое волков живут в огороженном человеком леске. Тут у волков есть где спрятаться, есть недлинные тропы и места лежек. В подобной неволе волки не должны потерять природных повадок, и, стало быть, зоологам можно будет понаблюдать кое-что интересное.

Я перевожу объектив и вижу одну, вторую настороженную морду. Особенно запоминается средний волк, самый большой. Мудрый, немного усталый взгляд. Какая мысль в эту минуту шевелится под крутым волчьим лбом?

Несколько лет назад я завел папку с надписью «Волк» и стал в нее складывать все, что касалось этого зверя: газетные вырезки, книги, листки с личными наблюдениями, свидетельства биологов и охотников, рассказы о необычных встречах с волками, фотографии зверя. Недавно друзья прислали мне снимок памятника последнему волку, убитому немецким охотником.

Человек поставил немало памятников животным: собакам, лошади, дельфину, селезню, предупреждавшему жителей маленького городка о приближении самолетов-бомбардировщиков… Но памятник волку, извечному врагу человека?.. Удивление, однако, проходит, когда поближе узнаешь природу, повадки и образ жизни существа, справедливо гонимого человеком. Застреливший последнего волка снял перед ним шапку так же, как мудрый полководец обнажает голову при виде поверженного, но достойного уважения врага. Думаю, что немецкий охотник, убивший последнего волка, вздохнул. Он понимал: природа вокруг него будет беднее, скучнее и проще.