Георгий Фруменков - Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв

ВВЕДЕНИЕ

Соловецкий монастырь! Когда говорят о нем, вспоминается жуткая монастырская тюрьма и ее жертвы. Да, тюрьма Соловецкого монастыря, просуществовавшая без малого четыре столетия, была настоящим каторжным централом духовного ведомства и секретной государственной темницей. В ней мучили и истребляли борцов против самодержавия, крепостничества и православной церкви. Многие революционеры и сотни религиозных вольнодумцев были заживо погребены в земляных ямах, в каменных мешках Соловецкой крепости, в камерах тюремного замка.

Страшную память в нашем народе оставила о себе «беломорская Бастилия» российского самодержавия, сыграв крайне реакционную роль в истории освободительного движения в России.

Но была и другая сторона деятельности Соловецкого монастыря — военная, имевшая положительное значение. Она неразрывно связана с героической борьбой поморов против иноземных захватчиков, пытавшихся отторгнуть Беломорский Север от России.

…Соловецкий мужской монастырь был основан в первой половине XV века. Развивая бурную колонизаторскую деятельность, он превратился к концу следующего столетия в богатейшего северорусского феодала и крупного оптового купца. Свыше двух столетий — с XVI века до 60-х годов XVIII века — Соловецкий монастырь являлся почти самостоятельным государством внутри большой Русской державы. Имея свою населенную территорию, на которой действовали собственные законы и обычаи, он содержал войско, береговые и островные укрепления, судил своих подданных. Из-под юрисдикции монастыря изымались только уголовные дела.

Основой политического могущества монастыря-государства в феодальную эпоху являлись его огромные земельные владения, простиравшиеся по всему беломорскому и океанскому прибрежьям более чем на тысячу верст.

Соловецкий монастырь был приполярным промышленником. Во все времена старцы неустанно повторяли ту мысль, что «Соловецкий де монастырь место невотчинное»[1] (вотчинными они называли те монастыри, которые сеяли хлеб для себя и на продажу) и «орамых» (пахотных) угодий не имеет. Иногда следовало добавление такого содержания: «Да и завести хлебопашество за студеным климатом на Соловецком острове невозможно, ибо и огородных овощей (кроме одной репы) не родится; капуста же, лук, чеснок, огурцы и прочая овощь покупается в городе Архангельском привозное из Вологды».[2] Реже и неохотно «богобоязненные» иноки сообщали, что расположенный «во отоце окиана-моря» монастырь имеет «морские пожни» (сенокосы), а на берегу сеется «самая малось» ржи и жита, как тогда называли ячмень. В начале XVIII века зерновые сеялись в десяти усольях и в трех монастырских службах,[3] но ни одно соловецкое хозяйство не могло прожить без привозного хлеба.

В своих обширных владениях монастырь добывал в большом количестве соль, рыбу, тюлений жир, слюду, организовал выплавку железа, завел кожевенные избы, поташные заводы, всевозможные мастерские, включая оружейные, изготовлявшие холодное оружие для монастырского войска.

Основным занятием Соловецкого монастыря в XVI–XVII вв. было солеварение, широко распространившееся на Севере с XII века. На 50 монастырских соляных варницах было занято в отдельные годы более 800 постоянных рабочих и 300 временных.[4] В конце XVI века монастырь ежегодно продавал около 100 тыс. пудов соли, а в первой половине XVII века вывозил на внутренние рынки 130–140 тыс. пудов соли в год. В первой половине XVII века монастырь получал за пуд соли 10–11 коп., а с конца XVII в. — начала XVIII в. в связи с введением соляной пошлины средняя цена на пуд соли поднялась до 15–16 коп.[5] Выручка от соляной продажи шла на покупку хлеба. В XVI–XVII вв. монастырь расходовал в год более 10 тыс. четвертей хлеба (40 тыс. пудов). Соловецкие настоятели не без гордости заявляли, что монастырь «питается соляными промыслами».[6] Местом продажи соли и покупки хлеба была Вологда. Основной торговой магистралью являлась Двинско-Сухонская речная система.

В пору наивысшего хозяйственного преуспевания Соловецкого монастыря правительство нанесло по экономике хозяина Поморья[7] чувствительный удар. В 1667 году «за непослушание» старцев и нежелание признать политическую и церковную централизацию указом царя были конфискованы и переданы государству «Соловецкого монастыря вотчинные села и деревни, и соляные и всякие промыслы», расположенные на побережье.[8] Но и после того, как была «отписана на государя» часть владений, Соловецкий монастырь сохранил в качестве феодальной собственности десятки волостей и деревень, береговые крепости, 11 соляных варниц.

В архиве Соловецкого монастыря хранится ведомость начала второй половины XVIII века с подробным перечислением принадлежавших монастырю городков, уездов, недвижимой и «крещеной» собственности.

Соловецкий монастырь имел в то время 5430 крестьянских, бобыльских и половнических душ мужского пола. Только в Кольском и Двинском уездах (Сумский и Кемский остроги с окрестностями и Шуерецкая волость) монастырю принадлежало 3648 душ мужского пола.[9] Но главная для нас ценность ведомости и сделанного на основании ее «краткого экстракта» состоит в том, что они содержат в себе полный перечень денежных и натуральных повинностей «сирот монастырских». Документы проливают свет на положение монастырских крепостных, дают представление о формах докапиталистической земельной ренты, посредством которых осуществлялось в соловецкой промысловой вотчине присвоение прибавочного труда крестьян накануне потери монастырем земельных угодий. Все это позволяет сделать важные научные выводы.

«По монастырским издревле определениям» с крестьян взимался денежный оброк, подымные и другие подати, составлявшие в общей сложности около 500 руб. в год. Кроме налогов, крестьяне поставляли «для исправления разных работ» летом («лето» для них продолжалось с 1 марта до 1 октября) плотников и подсобников, зимой (с 1 октября до 1 марта) чернорабочих для возки сена, дров и т. д. О тяжести такой повинности дают представление следующие цифры: крестьяне давали в летнее время 22 плотника и 66 подсобников, а в зимние месяцы 38 работных людей.[10] Ничего, кроме пищи, они не получали от хозяина. Монастырь наживался на эксплуатации даровой рабочей силы.

Помимо всего этого, крестьяне должны были бесплатно работать на монастырских мореходных судах (ладьях) и привозить «в питомство монашествующим и трудникам хлебные и харчевые припасы», а также развозить продовольствие по усольям и службам. В их же обязанность вменялось «на зимовье поднимать ладьи и по весне лесом нагружать их». Своим инвентарем на своих лошадях крестьяне обрабатывали монастырскую пашню в приписной Муезерокой пустыни, убирали и молотили хлеб, заготовляли дрова, косили сено.

Непомерно большие денежные и натуральные повинности выбивали монастырских крестьян из колеи. Катастрофически быстро росло число разорявшихся хозяйств, бобыльских и половнических дворов. В селе Красноборском проживало 224 бобыля. В Устюжском уезде из 455 душ жителей 231 были половниками. О них мы читаем в ведомости: «Содержат монастырскую пашню, которую пашут и хлеб снимают и с полу — половина в монастырь, а другая дается им».[11] Естественно, бобыли и половники не могли тянуть в полном объеме монастырского тягла. Поскольку с красноборских и устюжских бобылей и половников взять было нечего, они освобождались от уплаты денежного оброка. Тем большая тяжесть налогов ложилась на крестьянские дворы. Многие из них пополняли ряды половников и бобылей. Получался замкнутый круг. Он был разорван конфискацией государством церковного и монастырского имущества.

В 1764 году земельные угодья и крестьяне Соловецкого монастыря были переданы Коллегии экономии. Эта реформа окончательно подорвала экономическую основу соловецкой вотчины и положила предел развитию монастырского феодализма на Севере.

Примеров, взятых из одного сводного хозяйственного дела, вполне достаточно, чтобы поколебать традиционное представление о Европейском Севере России как о районе, не знавшем пут крепостного права. В конечном итоге не имеет принципиального значения вопрос, кто надел на крестьян крепостной ошейник — монахи или дворяне и где крестьяне отбывали барщину — в поместье или в усолье. В Поморье не было дворян и помещичьих латифундий, но было много монастырей с Соловецким во главе. Монахи на Севере не менее жестоко угнетали крестьян, чем дворяне южной полосы.

Поморский крестьянин был лично зависим от Соловецкого монастыря. Прибавочный труд выжимался из него «внеэкономическим принуждением», как называл Карл Маркс грубую форму эксплуатации, подводимую им под категорию отработочной ренты.[12] Пользовался монастырь и более развитыми формами ренты — продуктовой и денежной. В монастырской вотчине до последних дней ее существования господствовали крепостнические отношения и феодальная эксплуатация.