Андрей Буровский - Самая страшная русская трагедия. Правда о Гражданской войне

В 1919 году Петроградский совет лишил хлебной карточки мою прапрабабушку, Капитолину Егоровну Спесивцеву, в девичестве Филатову. Она умерла от голода.

Книга посвящается светлой памяти этой хорошей, умной женщины и всех других россиян, которые НЕ готовили страшной братоубийственной бойни, НЕ участвовали в ней — но сделались ее жертвами.

За помощь в работе над этой книгой я благодарю своих друзей:

— Александра Рониса — за ряд ценных консультаций о вооружениях и снаряжении Гражданской войны;

— Дмитрия Верхотурова — за обсуждение многих важных моментов политики;

— Андрея Федорова, Сергея Якуцени и Андрея Балабуху — за обсуждение рукописи и ценные фактологические сведения.

Буровский A.M.

Введение

В СССР Гражданскую войну 1917–1922 годов представляли просто: как войну красных и белых. Но до лета-осени 1919 года белых армий в России почти не было. Войны красных с казаками, с националистами разных направлений, с крестьянскими повстанцами, с правительствами социалистов в СССР представляли так, словно это тоже была война с белогвардейцами. Даже польских и финских националистов называли «белополяками» и «белофиннами». Но это полнейшая неправда.

А про войну белых с националистами, с крестьянскими повстанцами и социалистами вообще ничего не писали. Кто в сегодняшней России знает о войнах Деникина с Грузией? О войне Деникина с войсками социалистической «Черноморской рады»? Или о войне Махно с Германией, Австро-Венгрией, с Польшей, с Деникиным, а потом с красными?

Если я произнесу слово «КОМУЧ», россиянин решит, что я перешел на шаманские завывания. А ведь это — социалистическое правительство, сыгравшее огромную роль в событиях 1918 года.

В сущности, истории Гражданской войны 1917–1922 годов в современной России не знает никто. При всей недавности событий: еще в 1980-е годы мне доводилось беседовать с живыми участниками Гражданской войны.

В мировой истории Гражданская война 1917–1922 годов сыграла исключительную роль.

Февральская революция 1917 года не имела всемирно-исторического значения. Это одна из европейских революций. После нее возникла еще одна европейская держава. И только. Вторая мировая война была войной между государствами и блоками государств, возникших после Гражданской войны. И как следствие Гражданской войны.

Гражданская война в России 1917–1922 годов имела Всемирное значение. Она расколола весь мир.

После Гражданской войны возникли два совершенно разных мира. Они существовали параллельно друг другу: мир основных, самых богатых стран мира и мир социализма с совершенно другими правилами жизни. Так и назывались: Первый мир и Второй мир.

37 % россиян считают СССР эпохой высшего политического взлета России. Логично: Российская империя XIX века была одной из то ли ПЯТИ, то ли ШЕСТИ великих держав. СССР был одной из ДВУХ сверхдержав. Никогда — не до, ни после — Россия не значила в мире так много.[1]

Почти весь XX век, с 1920 по 1991 год, Первый и Второй миры, на которые раскололось человечество, пытались поглотить и уничтожить друг друга. Противостояние этих двух миров, двух образов жизни стало основным содержанием мировой истории XX века.

Для каждого из россиян и для каждого жителя Земли Гражданская война и ее исход важнее, чем ход и результаты любой из Мировых войн.

Пора рассказать об этом важнейшем, но почти непонятном событии.

А начнем мы с естественного вопроса: кто, когда и зачем подготовил Гражданскую войну?

Часть I

ПОДЖИГАЕМАЯ РОССИЯ

Сбылась бессмысленная мечта террористов…

Глава 1

ПРЕДОПРЕДЕЛЕННОСТЬ ГРАЖДАНСКОЙ ВОИНЫ

Я, честно говоря, не вижу принципиальной разницы между деятельностью и целями большевиков и криминальным элементом.

Есть миф, что все политические силы вели себя примерно одинаково. Мол, все готовили Гражданскую войну, все виноваты в ее начале. Но это неправда.

В феврале 1917 года царская власть пала за считаные несколько суток. 23 февраля 1917 года первые демонстранты вышли на улицы Петрограда, 2 марта власть перешла к Временному комитету Государственной думы. Все, революция окончена. Царская власть пала, как перезревшая груша в старом саду. Никто не хотел ее защищать. И царская власть сама виновата в том, что произошло с 23 февраля по 2 марта 1917 года.

После Февральской революции народу казалось: нет ничего легче, чем разрушить государство. И ввести самые что ни на есть демократические законы.

Вот как построить новое государство, толком не знал никто. Даже принципиальных систем власти в стране оказалось сразу две: Временный комитет Государственной думы, он же Временное правительство, и Советы. В.И. Ленин придумал для этого времени слово «двоевластие». Его верный соратник Лев Троцкий называл систему иначе: «двоебезвластием». Князь Львов говорил, что Временное правительство — власть без силы, а Советы — это сила без власти.

Утратив государство, россияне мгновенно разбрелись по сословиям, группкам, местожительствам, национальностям, классам и партиям. Деревенский не хотел понимать городского, «пролетарий» — интеллигента, военный — штатского, сибиряк — москвича, латыш — татарина.

Диагноз: русское общество оказалось намного более раздробленным, состоявшим из множества ячеек, чем это думалось до Катаклизма.

Множество партий и партиек прекраснодушной русской интеллигенции беспрерывно, беспробудно болтали и болтали, словно бы наслаждаясь звуками собственных голосов. Эта безответственная публика хотела то ли воплотить в жизнь свои утопии, то ли просто поболтать, но в любом случае она раскачивала и так опасно накренившуюся лодку.

В результате каждый орган власти раздирали партийные и групповые разборки кадетов, правых и левых эсеров, трудовиков, меньшевиков, местных националистов и анархистов.

В уездных городах и сельских волостях власти не подчинялись никому или подчинялись кому хотели.

С весны 1917 года власть в стране оказалась рассредоточенной. Воцарилось хаотическое многовластие сверху донизу, и каждая группа, каждый «клуб по интересам» пытались урвать частичку власти.

Партийная пропаганда вливалась, э уши солдатам Первой мировой войны. Ее начало во всей Европе встретили с энтузиазмом. Москва и Петербург тоже ликовали, интеллигенция захлебывалась от верноподданнических чувств. Но русские крестьяне этой войны не хотели. Сегодня трудно передать словами и описать просто иррациональный страх перед массовой мобилизацией, охватившей русскую деревню.

Уже осенью 1914 года число дезертиров составило 15 % призванных, к 1917 году — до 35 %. Для сравнения: в Германии процент дезертиров не превышал 1–2% призванных, во Франции — не более 3 % за всю войну. При том, что в Российской империи призван был заметно МЕНЬШИЙ процент мужского населения. Нигде дезертирство не стало массовым, типичным явлением, не выросло в проблему национального масштаба так, как в России.

Потери Российской империи в Первой мировой войне указываются с огромной «вилкой» то 10 миллионов погибших, то 7 миллионов. Почему?! Откуда такое различие?! А очень просто. Долгое время старались не указывать число военнопленных, а было их 3 миллиона человек. Вот и писали, то учитывая одних погибших, то приплюсовывая к ним еще и число сдавшихся в плен.

Война дала в руки оружие сотням тысяч, миллионам призванных и отправленных на фронты. Миллионы вооруженных и к тому же не знающих, во имя чего они воюют. Это была страшная сила, и она сказалась в революции в четырех формах: дезертиров, солдат тыловых гарнизонов, балтийских матросов и разагитированных солдат вообще.

Без этого многомиллионного отряда беглецов с фронта Гражданская война вообще не состоялась бы или происходила бы совсем по-другому.

Солдаты тыловых гарнизонов просто панически боятся отправки на фронт. Они готовы поддержать любую силу, которая оставит их в городах и избавит от фронта.

При этом любые войска, снимаемые с фронта для участия в «политике», автоматически становились «верными» правительству — тем, кто снимает их с фронта и делает тыловыми. И пока оставляет в тылу.

Таковы матросы Балтийского флота, который почти что и не воевал. Не случайно же балтийские матросы сыграли такую громадную роль в революции и в начале Гражданской войны.

Все разумные офицеры считали: армия должна быть вне политики. Так считали и в России, и в любой другой стране: армия выполняет общенациональные задачи.

«Позвольте! — отвечали большевики, да и другие «левые». — Вы что же, не считаете солдат гражданами?!»