Эдгар По - Английский с Эдгаром По. Падение дома Ашеров / Edgar Allan Poe. The Fall of the House of Usher

Upon the fourth day of the assassination, a party of the police came, very unexpectedly, into the house (на четвертый день /после/ убийства отряд полиции пришел очень неожиданно в дом; to expect – ожидать), and proceeded again to make rigorous investigation of the premises (и принялся снова совершать тщательное обследование дома). Secure, however, in the inscrutability of my place of concealment (уверенный, однако, в непроницаемости моего тайника: «места сокрытия»; to conceal – скрывать, укрывать), I felt no embarrassment whatever (я не ощущал какого бы то ни было смятения; to feel – чувствовать; no – никакой; what/so/ever – какой бы то ни было). The officers bade me accompany them in their search (офицеры = полицейские велели мне сопровождать их в их поисках; to bid). They left no nook or corner unexplored (они не оставили ни один закоулок или уголок неисследованным; to leave – оставлять, покидать). At length, for the third or fourth time, they descended into the cellar (наконец, в третий или четвертый раз, они спустились в подвал).

Upon the fourth day of the assassination, a party of the police came, very unexpectedly, into the house, and proceeded again to make rigorous investigation of the premises. Secure, however, in the inscrutability of my place of concealment, I felt no embarrassment whatever. The officers bade me accompany them in their search. They left no nook or corner unexplored. At length, for the third or fourth time, they descended into the cellar.

I quivered not in a muscle (я не вздрогнул ни одним мускулом: «ни в одном…»). My heart beat calmly as that of one who slumbers in innocence (мое сердце билось спокойно, как /сердце/ того, кто почивает в невинности; to beat). I walked the cellar from end to end (я исходил подвал от стены до стены: «от конца до конца»; to walk – ходить пешком). I folded my arms upon my bosom, and roamed easily to and fro (я сложил руки на груди и расхаживал смело: «легко» туда-сюда). The police were thoroughly satisfied and prepared to depart (полицейские были вполне удовлетворены и приготовлены = готовы уйти). The glee at my heart was too strong to be restrained (ликование в моем сердце было слишком сильным, чтобы быть удержанным = чтобы его можно было удержать). I burned to say if but one word (я горел /желанием/ сказать хотя бы одно слово: «если только одно слово»; but – но; кроме; только), by way of triumph (в качестве торжества = торжествуя победу), and to render doubly sure their assurance of my guiltlessness (и чтобы сделать вдвойне прочной их уверенность в моей безвинности; sure – уверенный, верный, надежный).

I quivered not in a muscle. My heart beat calmly as that of one who slumbers in innocence. I walked the cellar from end to end. I folded my arms upon my bosom, and roamed easily to and fro. The police were thoroughly satisfied and prepared to depart. The glee at my heart was too strong to be restrained. I burned to say if but one word, by way of triumph, and to render doubly sure their assurance of my guiltlessness.

“Gentlemen,” I said at last, as the party ascended the steps (господа, – сказал я наконец, пока отряд поднимался по ступенькам), “I delight to have allayed your suspicions (я рад, что успокоил ваши подозрения; to delight – наслаждаться, восхищаться). I wish you all health, and a little more courtesy (я желаю вам всем здоровья и немного больше учтивости). By the bye, gentlemen, this – this is a very well constructed house (кстати, господа, это – это очень хорошо построенный дом).” (In the rabid desire to say something easily, I scarcely knew what I uttered at all.) (в бешеном желании сказать что-нибудь запросто я едва знал, что я вообще произношу; at all – вообще) – “I may say an excellently well constructed house (могу сказать, отменно хорошо построенный дом). These walls – are you going, gentlemen? – these walls are solidly put together (эти стены – вы /уже/ уходите, господа? – эти стены прочно собраны: «вместе»; to put together – составлять, собирать);” and here, through the mere frenzy of bravado (и тут, в чистейшем безумии напускной смелости; through – через, сквозь; посредством), I rapped heavily, with a cane which I held in my hand, upon that very portion of the brick-work (я тяжело постучал тростью, которую держал в руке, по той самой части кирпичной кладки) behind which stood the corpse of the wife of my bosom (за которой стоял труп моей дорогой супруги: «труп жены моей груди»; to stand – стоять).

“Gentlemen,” I said at last, as the party ascended the steps, “I delight to have allayed your suspicions. I wish you all health, and a little more courtesy. By the bye, gentlemen, this – this is a very well constructed house.” (In the rabid desire to say something easily, I scarcely knew what I uttered at all.) – “I may say an excellently well constructed house. These walls – are you going, gentlemen? – these walls are solidly put together;” and here, through the mere frenzy of bravado, I rapped heavily, with a cane which I held in my hand, upon that very portion of the brick-work behind which stood the corpse of the wife of my bosom.

But may God shield and deliver me from the fangs of the Arch-Fiend (но да защитит и избавит меня Господь от клыков Первоврага = Сатаны)! No sooner had the reverberation of my blows sunk into silence (не успел отзвук моих ударов погрузиться в тишину = затихнуть; sooner – раньше: «не раньше звук затих, чем…»; to sink – тонуть, погружаться), than I was answered by a voice from within the tomb (как мне ответил голос изнутри склепа: «мне было отвечено голосом…»; than – чем)! – by a cry, at first muffled and broken, like the sobbing of a child (криком, сперва приглушенным и прерывистым, как плач ребенка), and then quickly swelling into one long, loud, and continuous scream (а затем быстро разросшимся в один долгий, громкий и непрерывный ор), utterly anomalous and inhuman – a howl – a wailing shriek (совершенно ненормальный и нечеловеческий – вой – жалобный визг), half of horror and half of triumph (наполовину – ужаса и наполовину – торжества), such as might have arisen only out of hell (такой, какой мог вырваться лишь из ада; to arise – восстать), conjointly from the throats of the damned in their agony (сообща из глоток проклятых в их муках) and of the demons that exult in the damnation (и /из глоток/ бесов, которые буйно радуются проклятию).

But may God shield and deliver me from the fangs of the Arch-Fiend! No sooner had the reverberation of my blows sunk into silence, than I was answered by a voice from within the tomb! – by a cry, at first muffled and broken, like the sobbing of a child, and then quickly swelling into one long, loud, and continuous scream, utterly anomalous and inhuman – a howl – a wailing shriek, half of horror and half of triumph, such as might have arisen only out of hell, conjointly from the throats of the damned in their agony and of the demons that exult in the damnation.

Of my own thoughts it is folly to speak (о моих собственных мыслях глупо говорить: «глупость – говорить»). Swooning, I staggered to the opposite wall (лишаясь чувств, я отшатнулся к противоположной стене). For one instant the party upon the stairs remained motionless (на одно мгновение люди на лестнице оставались неподвижны; party – отряд, компания, группа; stairs – ступеньки; лестница), through extremity of terror and of awe (из-за крайности ужаса и трепета; through – через, сквозь; посредством). In the next, a dozen stout arms were toiling at the wall (в следующее /мгновение/ дюжина крепких рук заколотила по стене; to toil – тяжело трудиться; пробиваться). It fell bodily (она рухнула целиком: «телесно»).

Of my own thoughts it is folly to speak. Swooning, I staggered to the opposite wall. For one instant the party upon the stairs remained motionless, through extremity of terror and of awe. In the next, a dozen stout arms were toiling at the wall. It fell bodily.

The corpse, already greatly decayed and clotted with gore (труп, уже сильно разложившийся и заляпанный запекшейся кровью), stood erect before the eyes of the spectators (стоял прямо перед глазами зрителей). Upon its head, with red extended mouth and solitary eye of fire (на его голове, с красной раззявленной пастью и единственным огненным глазом: «глазом огня»; to extend – расширять, растягивать), sat the hideous beast whose craft had seduced me into murder (сидел отвратительный зверь, чье коварство привело меня к убийству: «соблазнило меня в убийство»; to sit – сидеть), and whose informing voice had consigned me to the hangman (и чей предательский: «сообщающий» голос предал меня палачу; to hang – висеть; вешать; hangman – палач). I had walled the monster up within the tomb (я замуровал это чудовище в склепе)!

The corpse, already greatly decayed and clotted with gore, stood erect before the eyes of the spectators. Upon its head, with red extended mouth and solitary eye of fire, sat the hideous beast whose craft had seduced me into murder, and whose informing voice had consigned me to the hangman. I had walled the monster up within the tomb!

Metzengerstein

(Метценгерштейн)

Pestis eram vivus – moriens tua mors ero.

При жизни был для тебя чумой – умирая, буду твоей смертью.

Horror and fatality have been stalking abroad in all ages (ужас и пагуба рыскали повсюду во все века; to stalk – красться; преследовать; abroad – за границей; повсюду, широко). Why then give a date to this story I have to tell (зачем тогда давать = сообщать дату этой истории, которую я имею рассказать)? Let it suffice to say (пусть будет достаточно сказать; to suffice – хватать, быть достаточным), that at the period of which I speak (что в эпоху, о которой я говорю), there existed, in the interior of Hungary, a settled although hidden belief (существовала в глухих местах Венгрии прочная, хоть и скрытая, вера; interior – интерьер, внутренние области страны; settled – обосновавшийся, прочный; to hide – прятать; hidden – спрятанный, скрытый) in the doctrines of the Metempsychosis (в доктрины метемпсихоза = переселения душ). Of the doctrines themselves – that is, of their falsity, or of their probability – I say nothing (о самих этих доктринах – то есть об их ложности или же об их возможности – я не говорю ничего). I assert, however, that much of our incredulity (я утверждаю, однако, что большая часть нашего неверия) – as La Bruyère says of all our unhappiness (как Лабрюйер говорит обо всех наших несчастиях) – “vient de ne pouvoir être seuls («происходит от неспособности быть в одиночестве» – фр.).”