От демократии к государственному рабству (ответ Троцкому) - Карл Каутский

Троцкого, по которому для обучения верховой езде совершенно достаточно иметь немного смелости и желание сесть на лошадь. Нет, уважаемый, для этого необходим еще целый ряд предварительных условий. Правда, мне никак нельзя было научиться ездить верхом, не взобравшись на лошадь, но лошадь-то моя была приучена носить на себе всадника уже до того, как я на нее впервые сел. Кроме того, я вначале ездил верхом не один, а в сопровождении друзей, которые знали это дело хорошо и давали мне необходимые советы и указания. Наконец, дело было облегчено еще тем, что все мое тело было подготовлено моими занятиями спортом. Но, если бы я, без предварительной тренировки мускулов и нервов, один, без помощи опытных людей вскочил на дикую необъезженную лошадь без седла и узды, понадеявшись на то, что достаточно только сесть на лошадь, для того, чтобы ею овладеть, тогда, конечно, я через несколько мгновений был бы сброшен на землю. И та же участь постигла бы и всякого другого на моем месте. Если военный министр Троцкий мне не верит, пусть он спросит любого из своих кавалеристов. Конечно, нельзя научиться верховой езде без воли к этому и без решимости сесть на лошадь. Но одного этого мало. Лошадь и всадник должны быть предварительно подготовлены к этому, и должны быть заранее даны определенные условия для того, чтобы верховая езда была успешна. Точно также должна быть достигнута определенная степень зрелости пролетариата, капиталистического производства и теоретического предвидения, для того, чтобы из «смелости» пролетариата в борьбе за политическое и социальное господство вышел прок. Пример Троцкого с верховой ездой говорит за это, а никак не против этого. Если уж захотеть, следуя примеру Троцкого, возмущенного «пасквилями», говорить о «простоватости», то нет ничего более «простоватого», чем убеждать неграмотного, что ему достаточно лишь, вооружившись смелостью, уверить себя в своей способности справиться с каким-угодно сложным делом, для того, чтобы дело у него действительно пошло. Учиться же ему, дескать, не надо: практика сама всему научит. Во времена царизма в России полагали, что генерал «все может»; учиться ему не надо, дай ему любой пост, и он с ним справится. Так и большевики остались при наивном убеждении, что, — как гласит немецкая поговорка — «кому бог дает должность, тому он дает и необходимый для нее разум». Различие состоит только в том, что они приписывают пролетариям те самые чудодейственные свойства, которые при царе приписывались генералам[8].

Но Троцкий не признает себя еще побежденным. Он спрашивает: откуда же пролетариату взять необходимую ему зрелость, раз он еще не достиг власти?

«Буржуазия не учреждает для пролетариата академий государственного управления и не передает ему в руки государственного руля для временных попыток». (Стр. 82.)

Других средств для пролетариата получить нужные ему знания и добиться более высокого развития Троцкий, очевидно, не знает. Он совершенно забыл, что академией пролетариата является классовая борьба, борьба с буржуазией на протяжении десятилетий. В процессе этой борьбы он создает гигантские организации с весьма сложным аппаратом управления. Эта борьба вынуждает его основывать свою собственную прессу, толкает к внимательному изучению механизма общественного строя. И она дает ему все больше и больше влияния и опыта в деле государственного и муниципального управления.

Вот метод, при посредстве которого пролетариат приобретает способность «сидеть на лошади».

Уже в 1850 году Маркс, тогда еще не совсем освободившийся от влияния бланкистских идей и воспринимавший классовую борьбу, преимущественно, в форме гражданской войны, писал, обращаясь к своим заговорщически настроенным противникам из «Союза Коммунистов»:

«В то время, как мы говорим рабочим: вы должны проделать 15, 20, 50 лет гражданской войны и народных столкновений не для того только, чтобы изменить условия, но чтобы изменить и самих себя и сделаться способными к политическому господству, — вы, напротив, говорите: мы должны добиться власти немедленно, или нам надо ложиться спать».

Коммунисты любят цитировать молодого Маркса времен около 1848 года, но к только что приведенной цитате они почему-то не обнаруживают никакого интереса.

Но у Троцкого есть в запасе еще одни аргумент, который ему кажется «может быть, самым важным»:

«Никто не предоставляет пролетариату свободного выбора, садиться ли ему на лошадь или нет, захватывать ли власть тотчас, пли отсрочить это».

Такие положения, конечно, бывают. Такое положение было, например, в России после военного разгрома 1917 года. Только с вышеприведенным местом плохо согласуется судорожное стремление большевиков «делать» мировую революцию повсюду, не считаясь с реальными условиями в различных странах.

Мы сейчас оставляем в стороне вопрос, следует ли одобрить захват политической власти пролетариатом в России или нет. Русская революция 1917 г. была стихийным событием, как все великие революции; ей так же мало можно было воспрепятствовать, как и вызвать ее по произволу. Но это еще не дает ответа на вопрос: что в этом стихийном процессе должны были делать социалисты? Для марксиста ответ ясен: социалисты должны были учесть наличную степень зрелости как экономических условий, так и пролетариата и сообразно с этим определить те задачи, которые они собирались ставить перед победоносным пролетариатом.

Пока не было марксистского понимания истории, которое устанавливает зависимость исторического развития от экономического развития и доказывает, что последнее совершается по определенным законам и не может перепрыгнуть ни через одну фазу, — до появления такого понимания истории революционеры во времена переворотов не видели никаких границ для своих желаний. Они пытались одним прыжком достигнуть самого высшего. На этом они всегда ломали себе шею, и потому все революции, несмотря на то прогрессивное, что в них было, оканчивались до сих пор крушением революционеров. Маркс же учит нас искусству и в революционные времена ставить себе только такие практические задачи, которые могут быть разрешены при наличности данных средств и сил, и тем избегать поражений.

Этот метод отстаивали русские меньшевики и применили с большим успехом на практике грузинские. Большевики же поставили русскому пролетариату такие задачи, которые при незрелости русских условий не могли быть разрешены. Неудивительно, что их коммунизм потерпел крах. Но столь же и понятно, что они больше всего в мире ненавидят меньшевиков. Ибо существование последних и успехи их в Грузии являлись живым укором большевизму, губящему своими методами русскую революцию, которая при применении других методов могла бы увенчаться успехом.

Поэтому большевики считали нужным и в России и в Грузии самим жестоким и свирепым способом подавлять меньшевиков и стараться оклеветать их в глазах международного пролетариата, как контр-революционеров[9].

III. Демократия