От демократии к государственному рабству (ответ Троцкому) - Карл Каутский
Свободный наемный рабочий уже с самого начала более пригоден для выполнения работ, требующих внимания и заботливости, нежели раб, и, стало быть, более приспособлен для того, чтобы развить заложенные в крупном производстве возможности большей производительности по сравнению с мелким производством. Ибо рабочего, который небрежно работает, можно уволить, а раба уволить нельзя, его можно разве только высечь. Капиталист имеет больше возможности производить отбор лучших рабочих сил, а с другой стороны, в его распоряжении имеется и более могущественное средство принуждения к труду, ибо бич голода действительнее кнута погонщика.
Но для всестороннего развития машинного производства необходимо было, чтобы народилась более высоко развитая рабочая сила, нежели первоначальный пролетариат. И как только этот класс появился, капитал усердно стал им пользоваться. Лишь теперь, а не в начальных стадиях культуры, изобретение сберегающих труд машин становится важнейшей задачей для изобретателей. Движущей силой при этом является стремление к прибыли, которая для отдельных капиталистов тем больше, чем меньше их издержки производства по сравнению со средними издержками.
Стимул для введения сберегающих труд машин становится тем сильнее, чем больше растет мощь пролетариата. Если растущая интеллигентность пролетариата делает возможным или облегчает введение целого ряда машин, то требование повышения заработной платы и сокращения рабочего дня толкают капиталистов к возможно большей замене человеческой рабочей силы машинами. В результате, в эпоху капитализма в одно и то же время растет как мощь пролетариата, так и производительность его труда. Увеличивается возможность благосостояния для всех и мощь того класса, который до сих пор был исключен из этого благосостояния, но к нему стремился. Отсюда вытекает возможность и конечная неотвратимость социализма. Он родится не из краха капитализма, — это совершенно ложное, представление, которое создалось из аналогии с буржуазными революциями. Последние действительно были результатом гибели и крушения феодального производства. Но такого рода крушение не всегда приводило к революции, а часто оканчивалось и гибелью всего государства. Только там, где внутри феодального строя уже успели развиться капиталистические, а, следовательно, и демократические силы, — лишь там капитализм преодолевался восходящим процессом революции.
Дело в том, что капитализм представляет собою совершенно особый род способа производства. Он не ведет, как феодализм или рабство, к отмиранию производительных сил, а приводит, наоборот, ко все более и более мощному их расцвету. Следовательно, и погибнуть он должен совершенно по-иному, нежели общество, построенное на рабстве и крепостном труде.
Я всегда, — в частности в своей книге против Бернштейна в 1899 г., — боролся против того взгляда, будто социализм произойдет из крушения капитализма. Я тогда заявил, что считаю этот взгляд сознательным утрированием теории Маркса в интересах ревизионистской критики. Но я, конечно, не мог тогда предполагать, что то, что я считал Бернштейновским искажением марксизма, будет некогда представлять собою один из символов веры большевизма.
Я считал тогда возможным, что распространение капитализма встретит препятствие в том, что рынок будет развиваться медленнее, нежели производительные силы, так что должно будет возникнуть хроническое перепроизводство или же планомерное ограничение производства картелями предпринимателей. Правда, наблюдения и проделанные мною за это время теоретические работы настроили меня более оптимистически по отношению к возможностям расширения рынка. Но и тогда я ожидал пришествия социализма не от хронического перепроизводства и уж, во всяком случае, не от предшествующих ему кризисов, характерных для циклов развития капитализма, а лишь от обострения классовых противоречий и увеличения мощи пролетариата, т. е. говоря словами Маркса, от
«возмущения все увеличивающегося и самим механизмом капиталистического способа производства дисциплинируемого, объединяемого и организуемого рабочего класса» (Капитал, т. I, стр. 690 нем. изд.).
Рабы и крепостные по временам также возмущались, но они были неспособны к длительной организованной классовой борьбе, которая развила бы до высшей ступени их способности. И если бы им где-нибудь удалось прийти ко власти, то они бы не могли сделать ничего иного, как превратить себя снова в свободных имущих рабочих, т. е. вернуться в то состояние, из которого они произошли. Они были неспособны привести общество на высшую ступень развития.
Это может сделать только класс наемных рабочих, и только у него хозяйственные условия его эпохи могут создать импульс и возможность для выполнения этой исторической задачи.
Но если мы ждем социализма от мощи пролетариата, а не от крушения капитализма, то становится совершенно неразумным поведение многих революционеров, которые полагают, что для нас важнее всего мешать процессу возрождения производства, начавшемуся после войны, и обострять кризис, и что социализм погибнет, если капитализм вновь укрепится.
В действительности, дело обстоит как раз наоборот. Пролетариат никогда не бывает так слаб экономически и так мало способен к борьбе, как во времена кризисов. И никогда он не делает таких быстрых успехов и не бывает так решителен и боеспособен, как во времена промышленного расцвета. А ведь экономическое положение влияет и на политическое.
Я вспоминаю, какое глубокое впечатление на меня произвело, когда Энгельс однажды, кажется в 1886 г., сказал мне:
«Пока продолжается кризис, мы вряд-ли избавимся от закона против социалистов. Но пускай деловая жизнь немного оживится, и германские рабочие не потерпят больше закона против социалистов».
Это меня очень поразило, ибо я, как и почти все мы, был того мнения, что как раз кризис и нужда больше всего революцинизируют рабочих. Но Энгельс все-таки оказался прав.
Мы никогда не должны забывать, что капиталистический способ производства отнюдь не является особой разновидностью феодализма, а отличается от последнего самым коренным образом, так что и конец капитализма должен быть иной, чем у феодализма.
Буржуазные революции произошли из голодных бунтов отчаявшихся масс. Революционное же значение наемного пролетариата для социализма состоит в том, что пролетариат из стадии отчаяния подымается в высь в стадию мощи. Не из отчаяния рабочих масс, а из их силы произойдет преодоление капитализма и переход общества к социализму. А сила эта больше при хорошем ходе
